Словесность

[ Оглавление ]








КНИГИ В ИНТЕРНЕТЕ


     
П
О
И
С
К

Словесность



ЛИНИЯ  ЖИЗНИ


 



      ДЖАЗОВАЯ  ИМПРОВИЗАЦИЯ  В  СТИЛЕ  НАЧАЛА  СЕМИДЕСЯТЫХ

      1.

      Это было на пике языческой веры в нечто, что очень близко
      нигилизму приставки "бес": беспринципность, беспозвоночность.
      Время стены китайской. Безвременье стен Берлинских.
      В мире кривых зеркал кремлевских курантов точность.

      Это было горячее время напалма и МиГ-двадцать третьих,
      оголтелых полемик в печати, десятиклассниц беспечных,
      новоявленных пастырей, хипарей. И в любой котлете
      стрекотали дозиметры, как табуны бунтарей запечных.

      В кухонных репродукторах гремели раскаты гимна. Хрипел Высоцкий,
      охреневая с тоски, марафет догоняя водкой.
      В студенческих общежитиях рабфаковцы ели на ужин кондёр и клёцки.
      (Выходцы из Вьетнама предпочитали жареную селёдку.)

      Гоношилась фарца у "Березок". Мадонна с помятой мордой
      из-под полы торговала, краснея, компактной пудрой.
      Молодожены слагали охапки цветов к подножиям монументов. И бодро
      отправлялись по распределенью в пустыни, тайгу и тундру.

      Диссиденты сидели в психушках. Алия сидела на чемоданах.
      Крымские здравницы оккупировали подвалы Массандры.
      Дикция у генсека была чрезвычайно странной.
      Наш паровоз бил копытом на стрелке между Даманским и Кандагаром.


      2.

      В арсеналах страны было вдосталь патронов, рядового состава, иприта.
      Чистотою сияла курилка в любой казарме, как скит монаший.
      Боже мой, чуть не забыл! - жив еще был Никита.
      И караванами шли сухогрузы с пшеницей в Россию нашу.

      Амбициозные карлики темпераментно заточали
      непомерно громадных джиннов в компактные боеголовки.
      И одно за другим происходили события, о которых молчали,
      день за днем отравляя пространство ложью, газетные заголовки.

      День начинался передовицей и завершался стихотвореньем.
      Встреча двоих, не успев стать волшебной сказкой, становилась дурацкой байкой.
      Жизнь, вдохновленная притчей о вавилонском столпотворенье,
      вновь устремлялась вслед за байкало-амурской пайкой.

      Только суровою ниткой зашитый рот был пригож для пенья.
      Взгляд, обращенный всегда вперед, зрил только образ вражий.
      Ссылку покинул Бродский для вечного поселенья
      в дивной земле, о которой с пеленок мечтает каждый.

      Дети рождались, играли, влюблялись. Старики умирали.
      Были разлуки пожизненны, а перемирия кратки.
      Это было великое время самой последней схватки
      двух безумных идей, в которой обе они проиграли.


      3.

      Время истлело, стёрлось. Остались воспоминанья
      и миражи, в которых тоже немало стерлось.
      Уцелели обломки машин, ракет, грандиозные здания,
      кватроченто "Дип пёрпл", квинтэссенция спазмов горла.

      Всё уцелело, всё! Кроме старенькой классной дамы,
      кроме отцовских рук, кроме всех, кому сорок было...
      Даже следы на Луне! Даже следы помады
      на обеих щеках, если только слезой не смыло.

      Встали и вышли. Остались медали, маски,
      моль в гардеробе, простынки в крови, пуанты,
      из-под боли шприцы, разлученные с мозгом каски,
      некрологи, программки театров, и просто сухие факты.

      Сотни тысяч кило бумаги, заполненной мелким шрифтом,
      электронная рухлядь, пустая тара, оборванная проводка.
      И обязательно женщина, согласная дать. Но видом
      говорящая: "Сволочь, плати за водку!"

      Время другим понужать сапогами планету. Ибо
      просто - уставшим пора на покой. Ибо просто - не стоит в тогу
      триумфатора обряжать бездыханное тело. Ибо
      то, что можно поэту, не под силу герою, быку и богу.

      _^_




      ВЕЧЕР  В  САРЫ-ОЗЕКЕ

      1.

      День клонился к закату. Из пыльных кустов сирени,
      облюбованных молодежью, раздавались томные ахи и вздохи.
      Водители скорой помощи отключали сирены,
      глядя на то, как лохматые кабыздохи,

      изнывающие от жажды, жары и любовной страсти,
      воспламенясь изнутри, снаружи окаменев как сфинксы,
      белый флаг выставляя из каждой пасти,
      капли слюны роняли на пыльный асфальт или чьи-то джинсы.


      2.

      Короче, ситуация из разряда вполне заурядных.
      Как, впрочем, любое перемещенье молекул в старинном тигле
      над огнем спиртовки. Чему толкований хотя бы отчасти внятных
      не дали экклезиасты, ниже иезекиили.

      А потому, полагаю, ситуация нравоучительна, как плохая сказка.
      Вернее, подсказка: что делать, когда во рту и в горле все пересохло.
      То есть, даже если с фасадов облезет краска,
      то всегда остаются еще полыхнувшие солнцем стекла.


      3.

      И снова песок не хуже куска шагрени у всех на глазах стареет,
      и смертельно устав за четырнадцать тысяч лет железяками грунт царапать,
      облаченные в синий сатин и кирзу феллахи просят у бога Ра: скорее
      бы колесница Рамзеса прогрохотала на запад.

      Аборигены из местного бантустана сражаются в секу, очко,
      по щелястым сортирам курят.
      Проводивший супругу в Талды-Курган, мой сосед по кирпичной клетке,
      закутавшись в полосатое байковое одеяло (как витязь в тигровой шкуре),
      порывается мастурбировать, корчась в слезах на кухонной табуретке.


      4.

      Ситация, повторюсь, из разряда вполне обычных.
      Элементарное "экшн" на уровне кинохроники и тому подобного анахронизма.
      Но стоит сместить акценты на область переживаний сугубо личных,
      и не достанет слов у самого хлесткого афоризма.

      Потому что слова - это жалкий треп, на который способны любые ханыги, бичи и зеки,
      за стакан чифиря продающие все, что способны держать за душою.
      А простой летней ночью простые цикады на полигоне в Сары-Озеке
      хороши, как Ванесса Мэй, обдолбившаяся анашою.


      5.

      Глупый мир инфузорий, финансовых пирамид, опасных
      связей, любовных свиданий, разлук, икоты
      после обеда, где правят железные канцлеры Санчо Пансы
      и сдаются в плен гуттаперчевые Дон-Кихоты!..

      Так будет и после нас, было так и во время оно:
      то, что храним - не ценим, становимся сами себе врагами.
      И оплакивает иссохшая мумия почтальона
      грязь на дороге, что пахнет резиновыми сапогами...


      6.

      Было время почувствовать на обнажённой коже
      бритвенных лезвий сталь и усталой Шехерезады шёпот,
      перемежающийся стонами вожделенья. Однако избави, Боже,
      от желания повторить весь этот горький опыт!

      Потому что ещё в начале у нас отнимают детство.
      После чего незаметно воруют воспоминанья.
      Остается циничный сухой сценарий произошедшего действа,
      но едва ли мы знаем хотя бы его названье.


      7.

      По большому счету, в пространство вокруг компонентов матричной платы
      (то бишь твоих мозгов) чересчур понапхали фигни и вздора,
      и все это щёлкает калькулятором, требуя почасовой оплаты,
      будучи недостойно ни возгласа брани, ни огорченного вздоха.

      И пролетая над водной гладью, некий бесплотный облак
      более не согласен, как ёрш на приманку, клюнуть
      даже на анекдот из разряда особо грязных. Поскольку опыт
      порождает отнюдь не веселье, а только желание молча сплюнуть.

      _^_




      БЕЛЫЙ  УГОЛЬ

          Александру О’Шеннону - с любовью

      На станции с названьем Белый Уголь
      голубка в небе ищет пятый угол,
      под ней, краеугольный как Коран,
      перрон встречает месяц Рамадан.
      А я уже с утра сегодня пьян,
      и в корень зрю, и счастлив сей наукой.

      Неверный муж, любовник бесталанный,
      свой Китеж-град ищу обетованный,
      светил полнощных слушая хорал -
      как некто, проникая за Урал,
      в отвалах ищет ценный минерал,
      до лучших дней в природе невозбранный.

      Но мы совсем забыли про голубку!
      В её круженьи вижу я уступку
      той красоты, что скоро мир спасёт
      тому, кто в клюве зёрнышко несёт
      (а кто не понял мысли - пусть сосёт
      родную пепси-колу через трубку).

      Комочек перьев, блин, а сколько прыти!
      Сказали им, мол, голуби - летите,
      и вот она старается, летит,
      её натуре страстной не претит
      ни местный бомж, ни местный ваххабит,
      она живет, как боженька велит,
      а вы живёте так, как вы хотите.

      Есть многое на свете, друг Гораций,
      что и не снилось нашим папарацци,
      чего не распахал наш резвый плуг.
      Гряди, мессия, коли недосуг!
      Без обещанья чуда мир вокруг -
      всего лишь разновидность декораций.

      Я чуда жду как у петли Есенин.
      Курю. Кремнистый путь, дерьмом усеян,
      блестит передо мной, и это факт.
      А я попал судьбе счастливой в такт,
      и вот он в небе - дивный артефакт,
      что сандалет, посеянный Персеем!

      Чуть ближе звёзд, чуть далее стакана!
      И пусть, приняв меня за хулигана,
      как демоны взойдя из темноты,
      меня распнуть пытаются менты,
      и в душу мне плюют, и мне кранты,
      я им кричу: "Осанна вам, осанна!"

      Всю в белом, как невесту в час венчанья,
      я душу вам дарю без завещанья.
      И эту птицу с ней. О, я не скуп!
      Ещё дарю перрона чёрный сруб,
      где зимний ветер с посиневших губ
      падежные срывает окончанья.

      _^_




      СЕНТЕНЦИИ  И  МАКСИМЫ

          Федеральной автодороге "Кавказ"
                посвящается

      Пейзаж напоминает медный таз:
      тут эхо трудится и отдыхает глаз,
      напившись крови, цепенеют маки,
      щекочут ноздри афродизиаки,
      и облако минуты три подряд
      похоже здорово на чей-то голый зад.

      Почто, судьба, нас нынче занесло
      в сей вертоград? и сломано крыло,
      и нет руки свободной - почесаться
      иль срам прикрыть, ремня - подпоясаться,
      подруги, чтобы ложе разделить,
      и даже друга - душеньку излить.

      Постылый мир! Он тем уже постыл,
      что я к нему порядком поостыл,
      приняв причастье тысячи затрещин,
      и агнец мой с голодным волком скрещен.
      А в остальном - здесь чистый парадиз,
      и мы кричим в восторге слово "cheese".

      О, времена! О, нравы! О, страна -
      венец терновый проволоки ржавой!
      Молчания китайская стена
      вокруг меня воздвигнута державой.
      И жаворонок в звонкой тишине
      слагает гимн, увы, не обо мне...

      И выбор страшный дан... Засим - ступай
      по водам, аки по суху. Поверят -
      распнут. А, часом, не поверят, -
      по новой к испытанью приступай.
      Не верь, не спорь, не бойся, не проси,
      а поднесут - налей и закуси.

      А посему - ступай. В руках - свеча
      и томик Пушкина, в душе - поползновенье
      остановить то самое мгновенье,
      что изглодать готова саранча.
      И швец, и жнец, и на дуде игрец, -
      найди себя средь сущих, наконец...

      Блажен любой, кому сей скорбный мир -
      что туалетный мягонький папир...
      А что до тех, кому не довелось
      у очага домашнего согреться -
      не все ль равно, на что нам опереться:
      на землю, на воду, на воздух, на авось?

      _^_




      * * *

      Осень -
      эра гипертонических кризов.
      Время стреляться, считать цыплят, выходить на Бога,
      делать последний нелегкий выбор из-за
      того, что любви никогда не бывает много.

      Время
      наступает тебе на пятки,
      заставляет послушно идти туда, где ни разу не был.
      Но и в случае, если - на обе - давно положили тебя лопатки,
      просто открой глаза -
      ты увидишь небо.

      Это -
      очень интимная вещь,
      вроде семейного фотоальбома,
      в иерархии детских снов - заменитель земного ада.
      Розовые слоны порхают и говорят: "Ты дома".
      Если это и шутка, ты где-то рядом.

      Ливни
      тождественные алгоритму страсти
      столь безутешной, что думаешь о высоком,
      каждой струей своею напоминают трассы,
      соединяющие человека с Богом.

      Отче!
      Храм твой неслыханный пуст и светел,
      мало людей в нем, однако значительно меньше - истин.
      Тот, кто искал Тебя, тот никого не встретил,
      тот, кто узнал Тебя - к лику святых причислен.

      Буде
      и мне дарована эта милость,
      жизнь запродам за недолгую нашу встречу:
      очи потупив, проследовать молча мимо,
      не возражая, не жалуясь, не переча.

      Сердце
      нянчит в железных ладонях холод.
      Эхо заходится птичьего крика выше.
      На сорока холмах я построил город,
      но никого в этом городе я не вижу.

      Значит,
      поздно уже начинать сначала,
      биться как рыба об лед, вместо песен учить молитвы,
      бисер метать, влюбляться, сучить мочало,
      лоб расшибать о двери:
      все двери
      давно
      открыты.

      _^_




      ПЕРВОМАЙСКИЕ  МАНТРЫ

      1.

      Новообращенному в лоно дня нередко бывает трудно:
      тянет курить, подташнивает... Но уважая в себе мужчину
      и не желая опять сорваться и загреметь по крупной,
      молча грустишь у окна и ожесточенно трешь настырную как сорняк щетину.

      Созерцательность вовсе не есть проявленье изнеженности натуры.
      Просто себя самого приглашаешь быть как бы у Бога и черта третьим.
      То есть - ждал приглашенья, но сознавая ужасающее несовершенство текстуры,
      вдруг становишься в позу. А между тем и этим

      безотносительно звука "ом" сизари на карнизах бормочут мантры,
      майский день по пятам крадется, как сумасшедший судебный пристав,
      и персональные пенсионеры, как новоявленные Кассандры,
      обещают приход антихриста и всяческих так коммунистов.

      И без труда прорицают будущее: подорожает водка,
      с опустевших прилавков исчезнет почти дармовая манна,
      и большая страна, как продырявленная врагом подлодка,
      отойдет от причала и сгинет бесследно среди тумана.


      2.

      То ли майские грозы гремят и гремят в отделенье,
      то ли там в небесах день и ночь барражирует эскадрилья
      истребителей ВВС: в этом мире полно явлений,
      представляющих как бы простые звенья

      бесконечной цепочки. Нерасторжима смычка
      (с чем и чего - непонятно). Но даже если
      честно себе признаться, что жизнь - это лишь привычка,
      мы появились на свет, да и сгинем вместе.

      Девушка с малиновыми волосами щебечет, а что - не разберет и трезвый.
      Будь я моложе лет на сто, да я бы такую разве...
      Я бы такую... (а что бы я с ней - хоть тресни -
      мучиться, вспоминать - только труд напрасный).

      Что ж это я - триумфатор, взирающий с реверса тетрадрахмы
      на мыловарни, анфан терибль электронной почты,
      от одного только вида вполне конструктивной дамы
      охаю про себя и держусь за почки?

      Ведь очевидно, что тщетно я свой настоящий возраст
      выяснить захотел у вещей, молчаливых досе.
      Лишь проступает на влажном стекле от дыханья образ,
      возраста не имеющий никакого вовсе...


      3.

      В Тьмутаракани, глухой провинции на краю Ойкумены,
      медленно забывая добытое в Святцах имя,
      каждую ночь во сне на запястьях вскрывает вены,
      но продолжает спектакль одинокий актёр без грима.

      Глупое сердце его позабыло чем пахнут чабрец и мята,
      и одеяло во тьме белеет как ангелов падших груда.
      Даже душа, отделяясь от тела утром, имеет форму эйякулята,
      не обретшего днесь подобающего сосуда.

      Ибо все расстоянья здесь кратны судьбам и делятся на парсеки,
      и в Пантеон богов забредя первомайским полднем,
      то ли молохи, то ли кентавры, а может быть, человеки,
      мерзко хихикают, роясь в чужом исподнем.

      Им подавай мордобой, сексодром, да, пожалуй, скачки,
      банки и кабаки, и меткий прицел чеченца.
      ясный их месяц в небе похож на корыто прачки,
      выплеснувшей вместе с водой младенца.

      Измусолив Святое Писание, оцепенев от лени,
      не уважая текстов длиннее тоста,
      здесь понимают поэта лишь в третьем его колене
      (честь и хвала тому, кто на этот случай завёл потомство).

      В сущности, мне-то плевать на то, что другие зовут земною
      жизнью (ибо всё, что случится, в конечном итоге, несправедливо),
      и распахнув пересохший рот, зашпаклёванный тишиною,
      я ухожу в кругосветку в бокале пива.


      4.

      Жизнь проходит, не оставляя воспоминаний...
      От Рождества Христова дветысячитретье лето...
      Дань эпохе примитивизма. Время чужих желаний.
      Если бы вам был Бог, учредил бы страну поэтов.

      "Как каравеллы Колумба годы мои..." "А знаешь,
      учат меня летать и по водам водят..."
      "Здравствуй, Мария, о ком из Троих по ночам вздыхаешь?"
      "Ждешь ли ты холодов или нет - холода приходят".

      Тело перестаёт расти. А с душою
      что-то творится (друг сказал - рецидив ветрянки).
      На горизонте Азорские, и хорошо бы,
      чтобы случилось "это" не после пьянки.

      Спящие рыбаки на развалинах сушат сети...
      Спящие дети поют, кулачками сжимая свечи...
      Как отыскать мне силы прожить и эти
      годы, после которых не будет смерти?

      _^_




      * * *

      Жизнь сложна, потому что она сложна,
      как банален и сложен бывает любой сюжет,
      где на слово "привет" отвечают "пошел ты на...",
      а при слове "прощай" умоляют "вернись, мой свет...".

      Жизнь проста, потому что она проста,
      точно холст, на который кладешь мастихином грунт,
      чтобы кто-то другой научился читать с листа,
      но не понял, какой это тяжкий труд.

      Потому что нет силы, способной разрушить явь
      наваждений, кошмаров, - всего, что страшней, чем смерть.
      Ибо есть Вседержитель, но сколько Его ни славь -
      небо - небом останется, твердью - твердь.

      _^_




      ЛИНИЯ  ЖИЗНИ

      1.

      Путешествие за три моря должно подойти к концу.
      Старая сводня с косой собачится - будь здоров!
      И разжимая кулак, на ладони несешь к лицу
      аусвайс апокалипсиса, мусор морзянки, ров

      полуразрушенной крепости, где на дне оседает пыль,
      вздыбленная табунами твоих кирзачей, штиблет,
      и на одном краю колосится седой ковыль,
      а на другом грустит покосившийся минарет.


      2.

      Солнце уже в зените. Глаза возведя в зенит,
      можно слышать, как местный ангел, дожевывая бутерброд,
      поспешает на службу, как в тишине звенит
      и наливается знаньем запретный плод.

      В местности этой - как только ни называй
      эти владенья - провинциальный фат,
      преподаватель физики соорудил сарай.
      И газеты растиражировали сей эпохальный факт.


      3.

      Истину здесь различают по запаху серы из
      кабинета алхимика. Счастье - по цоканью каблучков
      и телефонной трели. Расколотив сервиз,
      падчерицы освобождаются от мачехиных оков.

      Но сколько ни суй верблюда в узенькое ушко,
      вера - есть свойство тел,
      предпочитающих передвигаться пешком
      в сферы, где рак свистел.


      4.

      Бойся данайцев, дары приносящих, снов
      с пятницы на понедельник, сдающих свои посты
      оловянных солдатиков, нищих в законе, но
      больше всего на свете - шума и суеты.

      Не отказав судьбе в необходимости утолить
      жажду всех прописных, подхваченных с потолка,
      старая пряха сама обрывает нить,
      устраняя проблемы с поиском узелка.

      _^_



© Игорь Паньков, 2010-2024.
© Сетевая Словесность, 2010-2024.




Словесность