Словесность

[ Оглавление ]








КНИГИ В ИНТЕРНЕТЕ


     
П
О
И
С
К

Словесность




МАЛЕНЬКАЯ КЛЕР


Маленькая Клер - как высохшая трубочка эклера. Взбитый сливочный крем высох и затвердел белой пористой корочкой на стенках трубочки, освободив серёдку для любопытного глаза. Маленькая Клер - как подзорная труба, глазированная потрескавшимся шоколадом. Жизнь протекает, как дождевая вода по отводной трубе, истончая стенки кислотами и годами. Чудная, полая трубочка некогда сладкой Клер, вылизанной словами, сплюнутыми с соседских языков, и поношенная историями с чужого плеча.

Маленькая Клер росточком со свою десятилетнюю внучку Дебору. Она доросла до положенного ей предела, и теперь внуки и правнуки занимали у неё по сантиметру в год. Некогда сладкая и мягкая, она осела, словно старый непропечённый пирог, утеряв прежний вид и аромат. Её ноги приобрели цвет черничного молочного коктейля, а густота бигудюшных кудрей истлела в рыхлую белизну кожи маленькой кукольно-фарфоровой головы.

Небольшое зеркальце, легко умещавшееся в ладонь, в оправе мельхиоровых бабочек на витых лозах, всегда лежит у неё в сумочке вместе с флакончиком терпко-розовой туалетной воды, но Клер не любит в него заглядывать. Только изредка, для приличия, когда в ресторане или обременённая тягучим насморком. В зеркальце не было нужды. Молодость Клер по выходным водила её в ресторан на завтрак, аккуратно, будто бумажную, держа за руку. Милое личико светловолосой Деборы с глазами цвета ирландского пива отражало облик прежней Клер лучше, чем любое зеркало. Маленькая Клер знала, усмехаясь спрятавшимися от старости вглубь рта губами, подкрашенными рябиновой помадой, как пьянеют мужчины от этого пива.



Клер и Дебора ходят, держась за руки, словно две подруги, давшие друг другу клятву вечной, до первого таяния снега, дружбы. По субботним утрам они вместе идут завтракать в ресторанчик Annie's Pancake House: пить чай с молоком и есть оладьи с малиновым джемом. По выходным дням там собирается интересная компания, так что можно многое узнать прямо за завтраком - и даже сахара к чаю не надо.

Сидя у окошка, окружённые другими завтракающими, Дебора аккуратно намазывает каждую оладку тонким прозрачным слоем джема так, чтобы не попадались косточки ягод, которые доставляют Клер много хлопот, застревая в зубах вставных челюстей. Пока Дебора готовит оладьи для Клер, та помешивает ложечкой молоко в чашках, выжимает чайные пакетики на блюдца, чтобы те не капали на бумажную скатерть, и собирает с соседних столиков новости и слухи на нож, чтобы намазать поверх тостов к утреннему чаю.

Старушка Эмми обеспокоена своим соседом, что, впрочем, не новость для Клер. Уже сколько завтраков сосед не работает, но всё же таинственным образом приобретает новый автомобиль чуть ли не каждый месяц. Хотя весь ресторан хорошо знает, что ничего таинственного нет. Неспроста по ночам в соседнюю с Эмми дверь часто и беспокойно стучат. Неспроста на стук всегда отвечают тихим вздохом открывающейся двери, предусмотрительно смазанной для лёгкости и таинства умолчания. Кто-то рассказывал за завтраком, что он серьёзный человек с серьёзным, попахивающим порохом прошлым. Говорят, что тем же порохом пахнут учинённые весной в Дерри взрывы.

Слабые морщинистые пальцы не удержали тяжёлый нож, и лезвие сброшенной ракетой ударилось взрывом звона о нежное тело фарфоровой жертвы - пустышка. Зал ресторана облегченно вздыхает и благоразумно умолкает, пока рты наполняются пухлыми оладьями, заедая неловко сорвавшееся с языка упоминание о взрывах - чуть не обожглись. Кажется, только Дебора не смущается, продолжая высёрбывать крепкий горячий чай, мерно постукивая дном чашечки о блюдце. Что ж, поднимает подрисованные редкие брови Клер, похихикивая своей остроте, в Белфасте в каждом доме живёт по террористу.



Чашки снова наполнились чаем, и застучали ложечки о фарфор, помешивая молоко. У Стеф, оказывается, у той, которая так и не научилась к своим шестидесяти годам как следует ухаживать за собой - старая образина, что ходит с жирными волосами, словно у неё на голове пекут блины, и пористым носом, как будто пудра в дефиците, - одна из внучек наконец-то забеременела и теперь имеет право подать заявку на предоставление социального жилья. В доме у Стеф праздник, надо думать. И внучка у неё, что и говорить, нескладная: всё у неё словно не к месту, плохо сидит, торчит или прогибается. И одевается она безвкусно, а макияжа на лице носит больше, чем одежды на себе - слои, слои... А ведь умудрилась забеременеть. Парень ее, совсем непривлекательный молодой человек, работает грузчиком на складе кока-колы и хорошо зарабатывает. При таком заработке, шепчет Клер, выкладывая чайной ложечкой крем на тарелку, скоро родят другого.



У Клер тоже есть вкусная история, коей можно посахарить оладки. Младшая дочь её, Джиллиан, тётя Деборы, сожительствует теперь со своим третьим неофициальным мужем. Джил совсем не нравится маленькой Клер. Тяжелое шаровидное тело Джил было словно вылеплено из жидкого теста второсортной муки. Небольшая узкая голова её была наполнена рыхлыми мыслями, табачным дымом и вульгарностями, выдающимися соседской публике по цене острот. К тому же она облекает короткие толстые ноги свои в чёрные рейтузы, словно толстоногость - отличительная черта особой породы рыхлых Джил. Ничего общего с Клер или Деборой.

Клер, благопристойно посмеиваясь в салфетку, заботливо подкладывает внучке тосты на тарелочку, пока аккуратные седые головы за соседними столиками согласно кивают в такт позвякивающим ложечкам.



Самые вкусные истории предусмотрительно откладываюся на конец завтрака, чтобы прелесть разделённой новости с последним глотком чая покалывала терпкостью аромата вкусовые сосочки языка, такие чувствительные с годами, всю следующую неделю.

Это был такой ужас. Клер до сих пор немного трясёт за узкие ссохшиеся плечики от пережитого волнения, от воспоминания о полыхающей огнём крыше, о опалённой жаром темноте выбитых окон и закопчённых стен. Это было захватывающее и страшное зрелище. Страшно захватывающее. Клер никогда не видела пожара так близко и чтоб так жарко. Так жалко. Так жалко. Такой замечательный был дом. С пристройкой, с гаражом, с очаровательным ухоженным садиком перед домом. И сгорел. Пылал несколько часов, пока не потушили. Стёкла оконные лопались от жара прямо на глазах у суетящейся толпы. Комнаты выгорели все.

А она так убивалась, бедная, и девчушки её стояли в стороне такие напуганные. Выскочили из дома в одних пижамах, волосы взлохмаченные, в тапочках, а одна так вообще босиком - вынесли на руках. И на улице так холодно было, морозы по ночам. Хорошо хоть не убили их, все живы остались.

В окно прямо забросили пакет. Там в окне осталось отверстие битое. Вспыхнуло всё сразу. Ведь умеют поджигать, чтоб загоралось в мгновение. Клер в ванной комнате была, совершала омовение тела своего и челюстей, когда услышала шум с улицы: треск, крик, свист, топот... Говорят, у него деньги есть. Но такое горе, такой дом был хороший. Настоящий дом, не совмещённый. А Клер, всю жизнь прожила в совмещённых, с тесными комнатушками, узкими лестницами и без садика. Без садика.

Клер свернула оладку трубочкой и с удовольствием откусила кусочек, медленно разжёвывая фарфоровой белизны зубами.



У Клер в доме живут три очаровательных создания: гладенькие, горластые, шустрые собачки. Они любят сидеть на спинке дивана у окна, напряжённо вглядываясь на улицу, готовые с заливистым лаем наброситься на любого проходящего мимо. Вислоухие защитницы с аккуратно причёсанной шерстью на узких мордашках приносят Клер столько радости своей безудержной храбростью и трогательной готовностью защищать свою маленькую хозяйку, прячась за оконным стеклом в тепле и уюте гостиной.

Дебора взяла Клер за морщинистую, всю в пятнах старости ладошку и повела на улицу. Дебора помогает выгуливать собачек по выходным дням, после завтрака. Клер как раз хотела показать внучке погоревший дом, где в одном из окон, она заметила, был виден уцелевший кусочек картины, оставшейся висеть на чёрной от гари стене. Клер она очень нравилась. Так трогательно. Так печально.

Жизнь вокруг маленькой Клер насыщена историями и событиями. Когда стенки высохшей трубочки эклера совсем сотрутся, глаз подзорной трубы потухнет, и её лёгкий дух перенесётся в рай, истории останутся и будут рассказываться другим ушам под солидарное постукивание чайных ложечек. Зеркальце в хромовой оправе, несомненно, достанется милой Деборе.








© Таня Нефедова, 2010-2024.
© Рисунок автора
© Сетевая Словесность, 2010-2024.





НОВИНКИ "СЕТЕВОЙ СЛОВЕСНОСТИ"
Елена Мудрова (1967-2024). Люди остаются на местах [Было ли это – дерево ветка к ветке, / Утро, в саду звенящее – птица к птице? / Тело уставшее... Ставшее слишком редким / Желание хоть куда-нибудь...] Эмилия Песочина. Под сиреневым фонарём [Какая всё же ломкая штука наша жизнь! А мы всё равно живём и даже бываем счастливы... Может, ангелы-хранители отправляют на землю облака, и они превращаются...] Алексей Смирнов. Два рассказа. [Все еще серьезнее! Второго пришествия не хотите? А оно непременно произойдет! И тогда уже не я, не кто-нибудь, а известно, кто спросит вас – лично Господь...] Любовь Берёзкина. Командировка на Землю [Игорь Муханов - поэт, прозаик, собиратель волжского, бурятского и алтайского фольклора.] Александра Сандомирская. По осеннему легкому льду [Дует ветер, колеблется пламя свечи, / и дрожит, на пределе, света слабая нить. / Чуть еще – и порвется. Так много причин, / чтобы не говорить.] Людмила и Александр Белаш. Поговорим о ней. [Дрянь дело, настоящее cold case, – молвил сержант, поправив форменную шляпу. – Труп сбежал, хуже не выдумаешь. Смерть без покойника – как свадьба без...] Аркадий Паранский. Кубинский ром [...Когда городские дома закончились, мы переехали по навесному мосту сильно обмелевшую реку и выехали на трассу, ведущую к месту моего назначения – маленькому...] Никита Николаенко. Дорога вдоль поля [Сколько таких грунтовых дорог на Руси! Хоть вдоль поля, хоть поперек. Полно! Выбирай любую и шагай по ней в свое удовольствие...] Яков Каунатор. Сегодня вновь растрачено души... (Ольга Берггольц) [О жизни, времени и поэзии Ольги Берггольц.] Дмитрий Аникин. Иона [Не пойду я к людям, чего скажу им? / Тот же всё бред – жвачка греха и кары, / да не та эпоха, давно забыли, / кто тут Всевышний...]
Словесность