Мы познакомились на даче.
Толстенькая женщина с добрыми глазами.
Учительница музыки. Она жила с матерью, похожей
на нее, только немного толще и старше. Они
говорили басом, и у обеих усики над верхней губой.
У нас было временное жилье - дача, а они жили
здесь постоянно, в деревянном двухэтажном доме
на высоком втором этаже. Мне понравилось у
них. Уютно и просторно, и видно, что не каждый день
убирают. Везде книги и журналы, валяются, где
попало, даже на полу. Они жили не одни, но Карлуши
не было дома, он гулял. Учительницу звали
Ангелина. "Сейчас будем слушать музыку" - она
взяла легкими послушными пальцами очень толстую
пластинку, темную, как будто из железа, с легкой
паутинкой царапин, и подошла к проигрывателю.
Сейчас будет дырочкой искать штырек... Я знал, что
это трудно, но она сразу надела пластинку, и мы
стали слушать. Голос пробивался через треск, как
свет сквозь густую паутину.
- Что поделаешь, старая-престарая,-
она вздохнула, - да и видеть его надо было, не
просто слушать...
Голос извивался, шутил, смеялся
над нами, красиво картавил, растягавал гласные -
язвительно, иронично, а потом ударил резкими
короткими словами - и конец.
- У него руки длинные, белые и
гибкие, как лебеди - и он все-все руками мог
изобразить. Впрочем, почему мог... Он жив и
поет еще.
- Где тела сплете-е-нные колыхал
джаз-банд... - выговаривал голос, а потом вдруг: -
И души вашей нищей убо-о-жество было так нелегко
разгадать... Вы ухо-о-дите, ваше ничтожество...
Полукровка. Ошибка опять.
Вдруг я услышал - кто-то царапает
дверь. "Это Карлуша" - хозяйка побежала
открывать. Вошел небольшой пес, очень низкий и
длинный как такса, но с мордой и ушами спаниэля.
- Это наш Дон Карлос. Карлуша,
познакомься с гостями.
Карлуша выбрал меня, подошел и
протянул лапу. Она была теплой и тяжелой. На шее у
него две складки кожи, свисают и болтаются, когда
он ходит. "Карлуше семнадцать лет..." Ого, а мне
только тринадцать. Карлуша лег и стал слушать
музыку. Розовый живот плавно поднимался и
опускался, по нему неторопливо ползали блохи.
"Карлос, - укоризненно сказала старушка мать, -
что ты демонстрируешь свои достоинства..."
Карлуша не ответил, вздохнул, и пошел на кухню.
Оттуда раздалось чавкание. "Он курицу любит, а
другого мяса не ест. Он у нас самый старый..."
Я смотрел книги. "Если хочешь -
возьми почитать... только не эту, не эту" -
Ангелина испугалась и осторожно выдернула
книжку из рук. "Эта непристойная" - подтвердила
старушка и улыбнулась моей матери. У нее глаза
были живей, чем у дочери. "Наверное потому что
она в свое время родила ребеночка. А дочь не
смогла" - подумал я, а потом спросил у мамы. "Они
несчастные люди... И счастливые..." "А кто это
пел?" "Вертинский, был такой певец..."
Потом мы часто ходили к ним. "Иди,
погуляй с Карлушей". Я надевал ошейник на теплую
жилистую шею, а поводок нес в руках, отдельно.
Карлуша шел впереди и терпеливо оглядывался, как
старший брат, который все знает лучше меня и
показывает дорогу. Мы шли по редкому сосновому
лесу, по гладким шелковым иголкам и курчавому
мху, пересекали длинные муравьиные пути и нигде
не встречали людей. Карлуша сам знал, когда
хватит гулять, и вел меня домой.
Приходим, а на середину комнаты
выдвинут стол с белой длинной скатертью, она
блестит, переливается - старинная. Мы пьем чай и
едим пирог. Он подгорел, но зато с малиновым
вареньем. Ангелина подкладывает мне все новые
куски, подливает чай и вздыхает. Потом мы снова
слушаем голос из другой таинственной жизни,
прощаемся. "Карлуша, проводим гостей ". Они идут
до большой дороги, отсюда видна наша дача. У дома
я оборачиваюсь - женщины с собакой уже нет,
сумрак понемногу опускается, повисает на колючих
деревьях... Становится прохладно... Давно это
было.
Айдар Сахибзадинов. Жена[Мы прожили вместе 26 лет при разнице в возрасте 23 года. Было тяжело отвыкать. Я был убит горем. Ничего подобного не ожидал. Я верил ей, она была всегда...]Владимир Алейников. Пуговица[Воспоминания о Михаиле Шемякине. / ... тогда, много лет назад, в коммунальной шемякинской комнате, я смотрел на Мишу внимательно – и понимал...]Татьяна Горохова. "Один язык останется со мною..."["Я – человек, зачарованный языком" – так однажды сказал о себе поэт, прозаик и переводчик, ученый-лингвист, доктор философии, преподаватель, человек пишущий...]Андрей Высокосов. Любимая женщина механика Гаврилы Принципа[я был когда-то пионер-герой / но умер в прошлой жизни навсегда / портрет мой кое-где у нас порой / ещё висит я там как фарада...]Елена Севрюгина. На совсем другой стороне реки[где-то там на совсем другой стороне реки / в глубине холодной чужой планеты / ходят всеми забытые лодки и моряки / управляют ветрами бросают на...]Джон Бердетт. Поехавший на Восток.[Теперь даже мои враги говорят, что я более таец, чем сами тайцы, и, если в среднем возрасте я страдаю от отвращения к себе... – что ж, у меня все еще...]Вячеслав Харченко. Ни о чём и обо всём[В детстве папа наказывал, ставя в угол. Угол был страшный, угол был в кладовке, там не было окна, но был диван. В углу можно было поспать на диване, поэтому...]Владимир Спектор. Четыре рецензии[О пьесе Леонида Подольского "Четырехугольник" и книгах стихотворений Валентина Нервина, Светланы Паниной и Елены Чёрной.]Анастасия Фомичёва. Будем знакомы![Вечер, организованный арт-проектом "Бегемот Внутри" и посвященный творчеству поэта Ильи Бокштейна (1937-1999), прошел в Культурном центре академика Д...]Светлана Максимова. Между дыханьем ребёнка и Бога...[Не отзывайся... Смейся... Безответствуй... / Мне всё равно, как это отзовётся... / Ведь я люблю таким глубинным детством, / Какими были на Руси...]Анна Аликевич. Тайный сад[Порой я думаю ты где все так же как всегда / Здесь время медленно идет цветенье холода / То время кислого вина то горечи хлебов / И Ариадна и луна...]
