Наши проекты Сергей Кравченко. Кривая империя

П О И С К

КУАН
или
MORTUI  VIVOS  DOCENT ¹ 

[ Предисловие. Оглавление ]

ЧАСТЬ  ПЕРВАЯ.  СОВЕТСКАЯ

Не всё то - золото, что блестит.
Народная мудрость

Началом этой истории следует признать лето 1958 года, когда со дня смерти И. Сталина прошло лишь пять с небольшим лет, Советский Союз еще почитался во всем мире великой державой, в космос полетела первая ракета с позывным "Бип-бип" на борту, на полигоне под казахстанским городом Семипалатинском прогремели первые подземные ядерные взрывы, Аральское море пока еще плескалось неподалеку от насыпи железной дороги, связывающей Москву с Алма-Атой и другими столицами Средней Азии, администрацией СССР все еще велено было всем трудовым колективам страны перевыполнять планы по производству товаров народного потребления в ознаменование неуклонно приближающегося сорокалетия Великого Октября (за год до этого отмеченного ⁷ ) и регулярно ликовать по поводу совсем небольшого числа (в сравнении с числом нынешних) праздников. Словом, и луна была лунявее, и жизнь казалась слаще, чем сейчас, и песни пелись настоящие, льющиеся из душ, а не из трусов.

В раскаленном на летнем южноказахстанском солнце Каскелене люди жили своими заботами, простыми, незамысловатыми, как следует жить всему человечеству, если оно откажется от войн и стремления жить за счет других. То есть люди в Каскелене пасли скот, пахали землю, растили на ней хлеб, овощи, фрукты, продавали их на базаре, покупали в магазинах то, что не могли изготовить сами, строили дома, мужчины любили женщин, женщины - мужчин, и в каждой семье было помногу детей ⁸ .

Ничего о великих свершениях своих сограждан каскеленцы толком не знали, газет не читали, лживых телевизоров в своих пока еще не не имели, радио, болтающее, в основном, по-русски да еще с примесью иностранных слов, после войны с Гитлером слушать перестали, просто жили, работали и были рады тому, что нет войны, никаких ахейцев ⁹  чёрт не принес в их аул, никакого деревянного коня не подсунул им хитроумный иноземец Одиссей, рожали и растили детей, учили их в школе, ездили верхом на конях и ослах, запрягали их в арбы и телеги, просыпались по крику петухов и от ослиного рева, устраивали застолья на все село сразу и - главное - не делились на богатых и бедных, на казахов и неказахов, на друзей и врагов.

Словом, был то "Золотой век" Каскелена, короткий, но оставшийся в памяти казахстанских народов в виде ставшего крылатым в Казахстане выражения: "А ведь мы тогда жили при коммунизме. Просто этого не заметили"...

Глава первая. БАУРЖАН ПОЛУЧАЕТ НЕОБЫЧНЫЙ ПОДАРОК

Отец Бауржана, бывший и чабаном, и депутатом Алма-Атинского облсовета депутатов трудящихся (тогда это называлось именно так ¹⁰ ), заработался, мотаясь между горными джайляу ¹¹ , где паслась его отара летом и жила в его юрте большая часть семьи в лице жены, двух младших дочерей-бизняшек трех лет и новорожденного младшего сынишки, и столицей социалистического еще в ту пору Казахстана, где шла обычная в те годы склока между обкомом партии и облисполкомом ¹²  по поводу того, кто из них важнее и кого надо чабанам слушаться, чтобы выполнять приказы по выполнению плана по мясозаготовкам правильно. Пасти скот было ему уже некогда, потому что все время депутата занимали всевозможные сессии, заседания, гололсования и обязательные после их завершения пьянок за государственный счёт по поводу прннятых взаимопротиворечащих решений.

Как вы догадались, наверное, речь здесь пойдёт о времени существования в СССР одновременно с обкомами партии и облисполкомами, представляющими советскую власть, еще и совнархозов - организаций хоть и советских, но и не совсем, то есть о моменте попытки хрущевскими соколами отобрать власть на местах у оставшихся в живых и на административных постах соколов сталинских. Депутаты всех Советов трудящихся, как слуги народа тогда еще настоящие, не нынешние 21 века, были загружены общественными делами по макушки, помогая людям решать их насущные проблемы, как свои собственные. Потому зело мудрый и пока еще ответственный Умурзак-ага с весны и до середины лета практически не навещал собственного сельского дома и даже не помнил о дне рождения старшего сына Бауржана, оказавшегося в тот год в пропыленном и прокаленном на солнце Каскелене под опекой своей тринадцатилетней сестры Гульнар, занятой и по дому, и по хозяйству.

А как выпала у депутата пара дней свободных, так и прибыл Умурзак-ага на "носатом" сине-белом автобусе с усатым шофером Уразбеком и клюющей носом кондукторшей Юлькой Ворновой в родное село, звавшееся в детстве и молодости чабана просто аулом, готовящееся перерасти в поселок городского типа, а после 1991 года захиреть и превратиться опять-таки в аул. Хорошое было село, крепкое, колхоз хоть и носил в то время всё ещё имя разоблаченного за два года до этого "врага народа" ¹³  Сталина, но продолжал почитаться самым красивым и самым богатым в округе. Даже улицу имени Маншук Маметовой за счет доходов колхоза построили для членов своих - целых 48 домов с пристройками вытянулись вдоль аккуратно вырытого и покуда еще.не забетонированного арыка с чистой, как слеза, водой и покрытым зелеными и красными нитями водорослей дном.

В доме номер шесть без забора, без калитки, лишь с узким деревянным мосточком через арык и жила семья депутата. Впрочем, у большинства жителей Каскелена в те годы не было заборов, а саманный дувал и вовсе возвышался крепостной стеной лишь возде дома председателя колхоза, бессменно служившего в этой должности советской власти со дня организации коллективного хозяйства в 1930-м году и не отъезжавшего из села даже на войну из-за плоскостопия. Не принято было испокон веков в казахских аулах отделяться от соседей стенами, а кто отделялся, тот был не любим. Почитался - да, был уважаем - да, но не любим, не считался своим. Ну, как московский царь, допустим, или как великий батыр из чужого рода.

Вышел Умурзак-ага из автобуса на тщательно подметенной с еще утра остановке возле сельпо, шагнул под сень растущих вдоль дороги акаций с дремлющими возде них в такое время овцами, собаками и ослами, дошел до своего двора, сразу на мостике снял сапоги, скрутил портянки, бросил их там же, допрыгал босиком по раскаленной чуть ли не докрасна земле вдоль арыка, сунул распаренные в жару и от долгой дороги ноги в журчащую воду, присел под деревом на выеденный овцами бережок с похожими на колкую щетину остьями осоки, так никогда и не вырастающей здесь в полный рост. Поёрзав, устроился поудобнее, и застыл в блажестве, ощущая всем телом остатки прохлады, прячущейся здесь от немилосердно жарящего летнего солнца, скрытого под листвой карагача.

Вода была чистой, колюче-холодной, полной запахов ледников, с которых она мчалась сначала в распоженный выше села пруд, а потом, отстоявшись и успокоившись, спокойно текла в канал, из которого поливались и поля, и огороды да сады ранее напрочь выжигаемого палящим солнцем южноказахстанского села, а уж потом остатки ее, согревшиеся и вобравшие в себя затхлость разогретого камня и мертвых трав, собирались за последней околицей в другой канал, поуже и поспокойней, вяло текущий в недавно возникшие в степи малые аулы и далее - к железнодорожной станции Шамалган, где и расходовались до конца, выпиваемые садами и огородами железнодорожников.

Одной из забот областного депутата была необходимость получать в начале каждого нового квартала разрешение из Алма-Аты на увеличение сброса воды из пруда. Дело нехитрое, да только именно в тот год какой-то алма-атинский кабинетный ученый посоветовал каскеленцам воду беречь, соседям не отдавать, а разводить в водоеме зеркальных карпов для продажи в алма-атинских магазинах "Живая рыба", которые только-только собирались начать строить в столице Казахстана. Ладно бы лишь советовал, а то ведь еще и составил проект зарыбления всех прудов Южного Казахстана и через Совет Министров республики добился включения своей идеи в план финансирования семилетки.

Вчера Умурзак-ага убедил-таки представителя плановой комиссии облисполкома и руководство Совнархоза не включать в дополнения к приготовленному для утверждения в Алма-Ате семилетнему плану ¹⁴  на заготовку рыбы в Каскелене - и временной победой этой над хитроумными администраторами был весьма доволен. Ибо времена разумных сталинских планов в СССР уже прошли, стали выдумываться нелепые, хрущевские.

Так говорили старики Казахстана. А старики глупости говорить не станут.

Умурзак-ага собирался, по своему обыкновению, слегка отдохнуть, попить, сидя у арыка, чаю, а уж потом сообщить односельчанам, не желающим заниматься незнакомым казахам рыбоводством, о приостановке планирования продажи пресноводной рыбы в гастрономах Алма-Аты, и даже речь придумал к такому случаю:

- Семь лет - срок большой. За семь лет многое может случиться: Хрущев умрет, совнархозы упразднят, на место Брежнева в Алма-Ату казаха назначат. А казахам рыба ни к чему, казахам бараны нужны. В Каскелене одиннадцать отар сейчас. А будем рыбу разводить - кто станет овцами заниматься? Если рыбу в нашем пруду разводить, значит это, что мы пять отар потеряем. И рыбы как следует не выловим. Русские ее всю по ночам из пруда поворуют. Потому что баран - он в каждой отаре на глазах, а рыба - она в воде прячется, она общая, ее не поделишь, не пометишь, тавро не поставвишь. Кто успел украсть - тот и хозяин.

Мысль эту простую сказать землякам за общим достарханом можно. Это в Алма-Ате нельзя так говорить. Хотя каждый это и там знает, понимает проблему именно так. Это в Москве про степь ничего не понимают. Но руководят, приказывают, заставляют. А казахи - что? Казахи - люди умные. Они соглашаются с Москвой, но делают по-своему. И собирают бакшиш ¹⁵  для подарка проверяющим из столицы. Всегда так было. Дед рассказывал, что так жили и при ханах, и при царе, так будут жить казахи и при Хрущеве, и при его наследнике. А прижмет Москва, можно рыбу и завести в пруду, да потом по весне может непогода дамбу размыть, всю рыбу на поля выпустить. А непогоду в тюрьму не посадишь - на такое даже у Москвы кишка тонка.

Так размышлял о будущем родного села депутат Алма-Атинского областного совета депутатов трудящихся Абдугулов Умурзак Абдугулович, сидя у арыка и зная, что старшая дочь его Гульнарка ¹⁶  уже заметила отца из окна, выскочила во двор, и за спиной хозяина дома принялась хозяйничать, ожидая, когда отец обернется к ней, поздоровается и протянет руку в сторону вовсю гудящего самовара за пиалой с горячим чаем.

Но вдруг всегда благоразумная и заботливая Гульнар нарушила привычный уклад жизни абдугуловского дома, обошла отца, перепрыгнула через арык и, стоя на противоположном - уличном - бережке, огорошила Умургака-агу, глядя ему прямо в глаза, то есть повела себя непочтительно:

- У Бауржана сегодня день рождения, - сказала она. И тут же объяснила, в чем суть проблемы и почему она неправильно себя повела.

У мальчика первый в жизни юбилей, а денег на покупку подарка дома нет. В смысле, на муку, чай да на сахар имеется припрятанная уехавшей с младшими детьми в горы матерью заначка, остальное для праздничного стола как-нибудь само приплодится, а вот какой-нибудь пятерки (речь идет о деньгах "по-старому", то есть до реформы 1961 года ¹⁷ ) на покупку хотя бы нескольких конфет или горсти сушенного урюка в сельпо ¹⁸  у Гульнарки для братика не имеется. А солнце уже в зените стоит, с минуты на минуту дверь в магазин закроется, а откроет Юсуп-завелующий ту дверь до конца дня или нет, никому неизвестно.

- Потому что ты приехал, - дообъяснила она. - Юсуп-заведующий тебя будет проведывать, водку пить. А пьяный Юсуп-заведующий никогда магазин не открывает. Это только Юсуп-скотник на работу пьяным ходит. На ферме навоз - там всё равно воняет.

Умурзак-ага не стал даже сожалеть, как и не стал лезть в карман за кошельком и хлопать по пустым карманам. Он и так знал, что взятые им месяц назад из колхозной кассы деньги под будущий расчет по трудодням израсходованы им в Алма-Ате полностью, что у него сейчас нет даже десяти рублей на обратный автобусный билет до Алма-Аты.

Председатель колхоза, главный бухгалтер, главный зоотехник и кассир, которые могли бы выделить депутату какую угодно сумму из колхозной кассы, уехали, как рассказал ему усатый водитель автобуса, на джайляу - будто бы на проверку, а на самом деле свеженькой бараниной полакомиться да водкой ее запить, поговорить о том, как тяжела стала жизнь колхозной власти под гнетом нововведений Хрущева на селе. Потому неизвестно, когда вернутся столпы колхозной власти домой - могут и завтра, а могут и через неделю. Ибо аппетит у колхозного начальства всегда был отменным, брюха луженными, а причин для задержки в пути всегда находилось в избытке: то лавина рухнет в горах, засыплет ущелье, то хлынет дождь, закроет перевалы, то появятся волки, от которых спасать надо находящиеся на высокогорных летних пастбищах стада, то трудные роды случатся у кобылы, которую надо либо спасти, либо зарезать и съесть. Словом, забот у председателя и его ближайшего окружения, имеющего доступ к колхозной кассе, было на джайляу много, причин для задержки на высокогорных выпасах - и того больше, а потому дата возвращения их в село зависела от количества бутылок водки, взятых ими из дома, и от того, сколько водки осталось у самих чабанов из захваченных ими по весне запасов.

А водки, сообщила Умурзаку-аге старшая дочь, только сам председатель взял в сельпо у Юсупа-заведующего два ящика, и остальные начальники прихватили по ящику в счет трудодней, расчет по которым получат они в ноябре или декабре. То есть пока около сотни бутылок ими совместно с одиннадатью живущими на джайляу чабанами и их двенадцатью помощниками не будет выпито, колхоз будет жить и работать без своих бессменных руководителей.

- А нам тут без них хорошо, - добавила девочка, всегда бойкая на язык, отличница в школе, красавица - прямо-таки Василиса Премудрая из русских сказок.

(В будущем закончит она экономфак Алма-Атинского сельхозинститута, станет ведущим экономистом в одном из советских НИИ, а после перестройки и распада СССР возглавит процветающее агрообъединение, которое после ухода ее на пенсию тут же обанкротится и разворуется). Но пока еще Гульнар в нашем повествовании - это просто старшая сестра Бауржана, решившая сделать братишке праздник и рассуждающая здраво о поведении взрослых:

- Люди в Каскелене сами на работу ходят. Никто их не погоняет, никто на них не кричит. Каждый делает, что ему положено, сам.

Но Умурзак-ага дочь не слушал. Его мнение только что переставшей быть сопливой девчонки о порядках в колхозе мало занимали. Придет время, знал он, станет Гульнар комсомолкой, приспособится жить, как все казашки, поймет, что главное для казаха - не работать, а именно жить. Вот сам Умурзак-ага живет хорошо: в Алма-Ату каждый месяц за государственный счет ездит, живет там в гостинице обкомовской по два человека в номере, ест в столовой настоящие русские супы и блюда с непонятными казаху названиями, двух собственных коней имеет, одну кобылу, пятнадцать овец, барана, козла, четырех коз, жеребую ослицу, мотоцикл "ИЖ" в прошлом году получил премией от колхоза. Еще на облсовете вчера сказали, что всем областным депутатам на будущий год выдадут по "Победе", а депутатам Верховного Совета республики - даже по "Волге" с шоферами впридачу. А русский помощник Умрзака-аги Виктор Петров все лето пропасёт умурзаковский скот на джайляу - и ничего, кроме трудодней, не получит. Значит, Умурзак-ага работает хорошо, а помощник его - плохо. Потому что кто как живет, тот так и работает.

Русские этого не понимают. У них все наоборот: кто не работает, тот не ест. Потому-то никто из русских не живет в Каскелене так хорошо, как Умурзак-ага. Все время обижаются русские в конце года, когда по трудодням получают меньше, чем казахи. А жили бы по-казахски - и обижаться было бы не надо.

Глупый народ - эти русские: не знают, что на земле казахской надо жить по законам казахским, а не по московским. Вон Акмолу ихний Хрущев переименовал в Целиноград, хотел туда Алма-Ату перенести. А зачем это казахам? Казахи - народ вольный, им города не нужны, столицы не нужны, им степь нужна, и чтобы не было там ни русских крадратных домов, ни деревьев, а была бы сочной трава и видно было все от горизонта до горизонта, от круглой юрты до круглой юрты. Тогда и скот тучнеет, и мяса в казахском котелке довольно и для семьи, и для гостей.

Но сейчас в степь пришел московский закон, города стали строить русские, заводы вонючие, детей казахских принялись из аулов в города увозить. Гульнарка вон только сопли утирать отучилась - а и та уже в сторону Алма-Аты смотрит, говорит, что там жить лучше, чем в ауле. Вот и сейчас не говорит вслух, а ведь думает: в городе у отца деньги на подарок сыну были, а дома, как русские говорят, вши у него на аркане.

Можно было, конечно, Умурзаку-аге обратиться в расположенную рядом с селом воинскую часть - тамошний начфин капитан Гоберидзе всегда выручал депутата в подобных случаях. Но, как назло, начфин тоже был в эти дни в отпуске, улетел два дня назад через Алма-Ату в Тбилиси, где у него живут родственники, а потом в город Гори, где живет его мама и лежит на кладбище отец. И еще там есть памятник Сталину, потому что Сталин родился в Гори, есть школа, в которой дедушка Гоберидзе учился вместе со Сталиным, есть улица, на которой дедушку этого убили какие-то неизвестные Абдугулу-аге дашнаки ¹⁹ .

Так о начфине и его земляках Умурзау-аге тоже усатый шофер автобуса рассказал. Он всё про всех знает и со всеми своими знаниями охотно делится. Потому все знают его и зовут просто: Шофер. Хотя имя его Уразбек, а фамилия Уразалиев, и рода он для Каскелена обыного - Чапрашты.

Без Гоберидзе никто в воинскую кассу руку не запустит, даже полковник Расторгуев, команир гарнизона, не посмеет распоряжаться бюджетом части без согласия начальника финчасти. Солдат в помощь хоть сотню, хоть две даст, продуктами на той ²⁰  поможет, а денег - ни-ни.

Соседи же при новом доме Умурзака-Аги, построенном на улице Маншук Маметовой еще при Сталине, - сплошь русские новоселы-целинники ²¹ , потому все они - приезжая голытьба, живущая от зимы до зимы на авансы в счет трудодней. Половина баб у них - безмужние, многие и просто вдовы, а потому бесправные, у них каждая копеечка на счету, лишней ни у кого нет, даже у замужних.

Попросишь взаймы - дадут. Только вот просить нельзя. Негоже, чтобы каскеленцы видели, что уважаемый человек денег свободных не имеет. Уважаемый человек должен взаймы брать не менее тысячи, а не пять рублей. А откуда у сельской безмужней русской бабы тысяча? У них даже скота настоящего нет. Так, корова с теленком какие-нибудь, десяток кур, пара уток или пяток гусей - и всё их богатство.

Да к тому же негоже депутату и Герою Социалистического Труда, получающему второй год подряд от государства - минуя колхозную кассу - за высокое звание свое по 9000 рублей в месяц, занимать пять рублей у какой-нибудь там учительницы с зарплатой в 470 рублей в месяц или у даже у более богатой доярки на то, чтобы купить подарок старшему сыну. Тем более, что Бауржан - это наследник не Умурзака-аги, а приемного отца его Тимура-аги, который в дом свой алма-атинский Бауржана по рождению мальчика не взял, но по законам казахским все равно считается отцом своего старшего по крови внука.

Русским этого не понять, но Умурзак-ага тверо знал это, едва только появился Бауржан на свет. То есть Бауржан Умурзаку-аге хоть и сын, но одновременно и старший брат. А младший брат должен оказывать старшему почтение и дарить ему богатые подарки. Или хотя бы малость какую за пять рублей...

Почтения к сыну-брату было у Умурзака-аги, как говорят русские, навалом, а в карманах после посиделок с другими депутатами в ресторане при гостинице "Алма-Ата" и после покупки десятирублевого билета на автобус до Каселена отавалось тридцать копеек медной мелочью.

- Нет денег, - ответил он дочери голосом строгим, каким следует говорить старшему с младшим, тем более с девушкой и даже дочерью. - Потерпит.

Потому что на самом деле Умурзаку-аге было стыдно перед Гульнарой и за то, что денег у него не осталось, и за то, что забыл о дне рождения сына, то есть о празднике, за отмечание которого широким застольем русские люди уважают казахов особенно.

А русских в селе стало после войны больше половиы - и все они голосовали за фронтовика, бывшего старшего лейтенанта Красной Армии, танкиста Умурзака-агу, когда райисполком выдвинул его депутатом на место умершего от инфаркта Алибека Сапаргалиева, пришедшего с фронта майором-минометчиком. У Алибека-аги было три боевых ордена, а у Умурзака-аги - два. Потому пока жив был Алибек-ага, Умурзаку-аге быть депутаточ не разрешалось мнением людским. Умер бы до выборов Умурзак-га, депутатом бы стал умерший два месяца тому назад Ерлан Асанкулов, у которого был лишь один боевой орден, а звания он был лей тенантского, пехотного. Таков закон казахский - один из немногих, которые по-настоящему понимают русские: почет надо заработать.

Потому что далеко не каждый даже старик в Каскелене становтся аксакалом и получает приставку к имени своему "ага". Есть старики, которые до самой смерти остаются просто стариками - и зовут их так: "Эй, Пашка!" или: "Эй, Данька!". Хотя на самом деле их звать Павел и Данияр. Умурзаку же вон только тридцать девять лет - а он уже четыре года из них "-ага". Потому что законы казахские справедливы, а законы московские даже умны не всегда.

- Ата, - прервала тут Гульнар размышления отца, разомлевшего от жары и от тянущейся от арыка прохлады, - а у нас ослёнок родился. Может, его подаришь?

Именно после этих слов, по рассказу самой Гульнар, ни раньше, ни позже, разродившаяся накануне ослица Валька, на которой с весны еще семья Абдугуловых в лице Бауржана и его сестры перевозила с железнодорожной станции дрова и уголь в свой сарай и в сараи не имеющих ослов односельчан, вдруг резко и продолжительно проорала, прервав готовившиеся вырваться из уст хозяина дома слова о том, что пять лет от роду - возраст солидный, пора сыну и самому понимать, какие можно просить подарки, а какие нельзя:

- И-а-а-а!

Умурзак услышал ослиный крик, оглянулся, успев окинуть взглядом типичного нерадивого хозяина свой весьма запущенный из-за отсутствия мужского присмотра двор. Всё здесь лежало и стояло по-прежнему, как он оставил месяц назад, когда выезжал на колхозном ГАЗ-51 в горы в догонку а своей отарой, отогнанной Петровым, чтобы, побыв там четыре дня, отправиться в Алма-Ату на очередное совещание депутатов облсовета, оспаривающих решение горкома партии строить дамбу ниже грозящего рухнуть на Алма-Ату высокогорного озера Иссык и заодно возразить по поводу планового зарыбления каскеленского пруда.

Умурзак-ага был против сооружения дамбы в горах над Алма-Атой. Потому что проект ее сделали в Москве, строить ее собиралась русская строительная организация из какого-то трудновыговариваемого города в России людьми с обычными для этой нации испитыми харями и с привычкой всё вокруг себя ломать и где попало гадить. А вокруг озера была такая непонятная русским дикая красота Тянь-Шаня и такие хорошие пастбища для скота, что при работах там русскими машинами и русским строителями уничтожится всё, что создавалось Аллахом для казахского народа тысячи лет.

Ведь когда русские что-то строят, они всегда уничтожают вокруг строительства все растения и всю живность на десятки километров. Строили вон воинскую часть в Каскелене - так всю степь до самой Алма-Аты испохабили своими тракторами и автомобилями. Получилась очень плохая длинная дорога из великого числа автомобильных и тракторных колей шириной в два-три километра, тянущихся от столицы республики до бетонного забора с паутинами множества антенн за ним ²²  и с наезженным машинами километровым отвилком в сторону Каскелена. По весне потом в Каскелен несколько лет можно было добраться проверяющим из Алма-Аты только на тракторе.

Асфальт проложили от столицы до забора только через три года, уложив его и на полукилометровй отвилок к селу после взятки председателя колхоза начальнику военной строительной части. Оказалось, что ширина дороги в пять метров для двух машин вполне достаточна: туда и обратно едут, да и то не всегда и не все автомобили встречаются. Степь по старым колеям заросла травой, но стала такой бугристой, что ни байги не устроишь, дабы коням ноги не переломать, ни козлодрания не учинишь, ни баранов без козла пастись не пустишь - идут тупые в сторону гор и возле первых скал ложатся, не понимают, что старые колеи надо переступать и идти следует не вдоль них, а кругами. Да и трава стала другой, типчака  ²³ почти не осталось, появился ранее не виданный тут репей, больше стало мышей, а с ними и змей.

Один разор декханину от руских строек.

Говорил обо всем этом Умурзак-ага на облсовете вчера, но его опять не поняли. Сказали. что Москва уже утвердила проект, и с будущего года под Иссыком начнутся взрывные работа для строительства дамбы. Так зачем было тогда спрашивать мнение Умурзака? Вопрос этот вертелся на языке депутата, но произнести вслух его он не решился. Потому что главный московский закон гласит: прав не тот, кто умный, а тот, кто покорный. В войну соседний полк отбил у немцев высоту 263 без приказа - и всем численным составом полег под советским артогнем и под своими же авиабомбами... Значит, раз Москва решила начать строительство в Заилийском Алатау, то ущелью Иссыкскому больше не быть ²⁴ .

Мысли депутата вновь прервал голос дочери:

- Смотри, какой смешной! - сказала она, и указала в глубь большого, слепленного из самана, всякого рода палок и обрывков железа сарая, который служил одновременно и дровянником, и ларем для угля, и конюшней, и овином в стужу, и, как оказалось, родильным домом для ослицы Вальки, серый контур которой и длинные шевелящиеся уши разглядел Умурзак-ага сквозь залитый солнцем двор в сарайном полумраке проема распахнутой двери. Рядом с ослицей можно было различить изрядно большеголового светлого ослика при хлипких ножках, перступающего остренькими копытцами по осыпавшейся с расположенного на крыше сарая сеновала трухи. - Как его назовем?

Клевер этот, высохший и превращающийся понемногу в труху, по утрам косил серпом, выискивая его на колхозных полях и вдоль арыков, ставший сегодня пятилетним Бауржан. Косил, после забивал им мешки из-под сахара, грузил на старый трехколесный велосипед, доставшийся от выросшей из него сестры, довозил до сарая, а потом затаскивал, вынимая из мешка охапками, наверх, укладывал под хлипкий с виду навес на сарае. И набрал сена без отца мальчик никак не меньше, чем две арбы, то есть пудов десять.

Труд такой требовал пощрения особенного.

- Пусть Бауржан сам назовет, - тут же решил мудрый Умурзак-ага, вынимая ноги из арыка и подставляя их для просушки ветерку, тянущему с гор в сторону степи. - Будет у Бауржана свой ишак. И что хочет малыш, пусть то с ним и делает. Скажет, что ишак по хозяйству должен помогать - будет помогать, скажет, что играть хочет с ишаком - пусть играют. У меня в детстве у самого ослик был, он мне дважды жизнь спас.

И тут Умурзак-ага, пряча глаза от дочери, стал перессказывать порядком поднадоевшие всем его родственникам и знакомым истории о том, как еще до войны с Гитлером молодой Умурзак верхом на осле удрал от конного отряда басмачей, курбаши которых был родной отец его будущей жены Айши - матери Бауржана, и о том, как еще раньше красный командир - родной отец Умурзака, - посадив единственного сына своего на ишака, отправил их по горной тропинкае вниз, в Каскелен, а сам принял неравный бой с дунганскими повстанцами из аула Александровка, который теперь стал селом, называется Масанчин и находится в Курдайском районе, а когда-то принадлежал Пишпекскому уезду и имел не только русское название, но и казахское - Каракунуз ²⁵ .

Дочь терпеливо и с виду внимательно слушала отца, отойдя от него к низкому круглому столику-достархану и подкладывая сухой кизяк в надсадно гудящую трубу самовара одной рукой, а другой высыпая на огромное мелкое блюдо горкой впрок заготовленные баурсаки ²⁶ , доставая их из старой наволочки, прикидывая в это время, как ей незаметно от появившегося вдруг на крыльце дома заспанного братишки ²⁷  достать припрятанные в потайное место конфеты "Барбарис" и комковой сахар.

- Ата! - радостно прокричал мальчик, и с места прыгнул отцу прямо в руки.

Умурзак-ага поймал Бауржана в воздухе и, подбросив пару раз вверх, осторожно опустил босыми ногами на раскаленную от солнца землю. Мальчик подпрыгнул от мновенного ожога ступней, взвизгнул, но отец его перебил ласковым голосом:

- Твой ишак, - сказал, указывая рукой на проем двери в сарай. - Подарок.

Крик Бауржана из болезненного вмиг изменился на радостный.

Да, ему, как старшему сыну и старшему брату отца, дозволялось свободно входить в присутствии взрослых в дом либо в установленную на задах юрту, сидеть там за другим достарханом - пошире - вместе со взрослыми односельчанами, которые уже потянулись редкой цепочкой во двор Умургзака-аги и принялись присаживаться в тени растущих вдоль арыка кособоких туй, карагачей и двух джидовых деревьев ²⁸  на корточки, дабы собственноглазно лицезреть своего депутата, высказать ему свое уважение и радость по поводу приезда, послушать рассказ Абдугула-аги о том, как он видел первого секретаря ЦК Компартии республики, то есть советского хана Казахстана Леонида Ильича Брежнева, услышать про здоровье русского царя Никиты Сергеевича Хрущева, дать своему избраннику очередные наказы для обсуждения волнующих селян вопросов на облсовете, спросить о здоровье всех членов Политбюро, которых все каскеленццы всегда знали п портретам и поименно, а главное - оказать почтение редкому в Каскелене гостю и, поев плотно бешбармака, выпить за счет должного быть богатым хозяина дома по стаканчику "казенной белоголовки", как тогда называли водку за наличие белого сургуча на горлышке бутылки. Ну, и поговорить о том, о сем...

Но весь этот обычный взрослый застольный базлай был пятилетнему мальчику неинтересен. Ибо даже маленький осел важнее любой беседы о политике.

Водку, кстати, гости принесли с собой - двенадцать бутылок. А заплатить за нее в сельпо Умурзак-ага может и попозже. Или может и вовсе не платить - Юсуп-заведующий не обеднеет, а должен почитать за честь напоить уважаемого человека и его гостей за свой счет. Потому что именно для этого Юсупа-заведующего и поставили на воровскую должность главы сельпо уважаемые люди Каскелена. Не будет делиться - на его место всегда найдется другой заведующий. Желающих много.

Малышу хотелось поскорее увидеть собственного ишака. Ведь не у каждого дошкольника имеется свой осел. Точнее, во всем Каскелене не только у дошкольников, но даже у школьников и настоящих ремесленников, учащихся в Алма-Ате и приезжающих домой лишь на каникулы, не было своих ишаков. Все ишаки села принадлежали только взрослым.

- Мой ослик! - заявил потому Бауржан гордо и по-казахски, не обращаясь при этом ни к кому конкретно, и помчался к сараю, где по-прежнему стояли, прячась от солнца, ослица Валька с большеголовым ослёнком, пять не отогнанных вместе с колхозным скотом на джайляу домашних белой шерсти овец и круторогий черный баран, привязанный крепко-накрепко скрученными в спираль рогами к столбу ввиду его буйного нрава и необходимости держать в хозяйстве, как производтеля.

Содержала скотину семья Умурзака-аги на случай внезапного приезда гостей в виде членов проверочных комиссий из Алма-Аты, а также на случай поминок в доме или у соседей либо для потребностей на неурочные праздники - наподобие дня рождения старшего сына хозяина дома. И еще для дойки трех овец, дающих молока немного, но жирного, из которого сестра Бауржана заквашивала успокаивающий жажду и хмельной айран ²⁹ , сбивала масло.

Не знавший цепи дворовый пес Шарик, подаренный Бауржану этой весной нашедшим щенка в степи рыжеголовым другом Петькой, вскочил на толстые крепкие лапы, удивленно взгавкнул в ответ на крик мальчика, выставился на него выпученными из-под длинных черных лохм желтыми глазами, а потом, задравши лохматый, полный репья хвост, помчался вслед за малышом к сараю.

Сам Петька - одногодок, сосед и ближайший друг Бауржана, худой и выгоревший так, что казался белобрысым и белоресничным, в длинных до колен трусах, служащих ему одновременно и штанами, с выставленным вперед голым в грязных разводах пузом с черным, угольным пятном на месте пупа, возник, словно ниоткуда, возле дома Умурзака-аги, и спросил сразу за всех и по-русски:

- Разве ослы детские? Ослы - семейные.

- А вот и нет, - ответила ему тоже по-русски сестра Бауржана. - Ата ³⁰  его Бауржану подарил. Сказал, что хочет Бауржан - то и делать будет с ишаком. И никто не будет с ним ничего делать без Бауржана. Потому что Бауржан - хозяин.

Произнесла она все это быстро и так много только для того, чтобы все присутствующие во дворе в очередной раз убедились в том, что русский язык она знает хорошо, считается в школе отличницей не потому, что у нее папа уважаемый человек, а потому, что она и на самом деле учится хорошо и прилежно, читает настоящие русские книги и очень чисто произносит русские слова.

Впрочем, по-казахски она говорит еще чище и еще быстрее. Но кого этим удивишь в Каскелене? По-казахски и Петька чешет будь здоров, и соседи взрослые, как соберутся за общий стол на первомайские или какие другие празники, как начнут по-русски, по-казахски, по-немецки да по-уйгурски спорить, кричать, каждый свое доказывать - так и не поймешь поначалу: где, кто и о чем говорит. Но так чисто, как Гульнар, никто из казашек Каскелена по-русски не говорил. Впрочем, далеко и не все каскеленские русские говорили так чисто. Петькин отец, к примеру, Федор Леонтьевич, контуженный в войну, когда волновался, всегда заикался хоть по-русски, хоть по-казахски, хоть по-немецки, а сам Петька из-за выпавшего переднего зуба второй месяц шепелявил. Ну, а старик Матвей Иванович Митрохин говорил порой такие слова, что ни в одной книге, ни в одном учебнике не найдешь, - и при этом не матерные, а всякие там "мабудь", "поелику", "искони", за что и был прозван Пушкиным ³¹ .

- Вот когда Бауржан разрешит, тогда и будешь на ослике кататься, - заключила Гульнар голосом строгим, "учительским", каким всегда разговаривала с Петькой, который хоть и был ровесником Бауржанки, но зато считался русским и знающим русский язык от рождения.

Возразить Гульнаре никто не успел, даже взрослые. Потому что вслед за Петькой во дворе Абдугуловых появились четырехлетние соседки Мадина и Айгуль, которые славились на все село тем, что везде и всегда ходили вместе, даже по нужде присаживались на травку плечо к плечу, никогда не ссорились и говорили друг с другом лишь согласно. Хотя двойняшками они не были, даже сестрами приходились друг другу по столь далекому родству, что разобраться в нем не могли и всё про всех знающие каскеленские старухи ³² . Девочки ни с того, ни с сего вдруг заголосили во всю мочь своих легких по-казахски:

- Мама-а! У Бауржана ишак! Он не даё-от! - что означало, должно быть, что Бауржан не позволяет им кататься на своем ослике. Или, что у Бауржана есть какая-то игрушка, которая должна быть или общей, или ничей.

Бауржан остановился. От дверей со стоящим в сарае осликом его отделяло два шага, от рыдающих девочек - все тридцать. Соблазн плюнуть на крикух и броситься к подарку был велик, но девочки были младшими, были соседками, старшим же мальчикам положено по каскеленским законам заботиться о младших, защищать их. Тем более на глазах взрослых. Потому он, опустив плечи и понурив голову, повернулся к ревам и пошел прочь от сарая с забежавшим уж туда Шариком и смотрящим на него во все глаза ослёнком.

Более десятка взрослых каскеленцев, усевшись в тени карагачей, в упор смотрели на Бауржана, оценивали его поведение, желая знать, как поступит сын уважаемого человека при виде плачущих маленьких девочек. То, что мальчик предпочел отцову подарку взрослый поступок, вызвало на лицах некоторых из каскеленцев смятение, но у большинства же - согласие и приветливые улыбки на лицах.

"Не взрослым же заниматься малышней, - думал между тем мальчик. - Вон их сколько собралось о важных делах поговорить с отцом".

- Кош! - сказал Бауржан, не доходя до девочек шагов около десяти. - Болды ³³ . Чего разревелись?

Девочки плакать перестали. Младшая - Айгуль - и плакала-то лишь заодно с Мадиной, за компанию, размеренную русскую речь Гульнары не поняла, зато интонацию Бауржана уловила сразу: мальчик не гордился осликом, не сердился на нее с Мадиной, а потому ей следует радоваться - и Айгуль тут же, без перехода, с лицом в грязных потеках от слез, принялась смеяться столь радостнои счастливо, что мгновенно заразила своим весельем и Мадину.

Взрослые тоже разулыбались. Принялись переглядываться, кивать друг другу: вот такой умный и правильный малыш растет в семье уважаемого Умурзака-аги, настоящий джигит, его женщины уже слушаются.

Бауржан, увидев растянувшиеся в улбыках лица односельчан, не понял причин внезапного веселья взрослых, подумал, что смеются над ним, над его строгими словами, потому взорвался и, выругавшись по-казахски, пообещал побить девочек.

Но никто из присутствующих во дворе Умурзака-аги не поверил ему. Да и девочки не испугались. В казахских семьях не принято старшим братьям и сестрам, да и просто соседям, бить либо как еще наказаывать младших, их надо только охранять и защищать. Поэтому девочки рассмеялись уже по-другому - так, словно оценили шутку Бауржана.

А Петька сказал другу по-казахски:

- Что пристал к малявкам? Хочется подраться - у тебя вон свой ишак теперь есть - его и бей.

И всем стало понятно, что русский мальчик завидует сыну Умурзака-аги. Отец Петьки никогда не имел своих ишаков и не будет иметь. Потому сделать такой щедрый подарок сыну на глазах всего села не в силах. И это еще раз говорит о том, как мудры были касекеленцы, избирая своим депутатом в Алма-Ату Умурзака Абдугулова, а не Петькиного отца.

Хотя, на самом-то деле, никто не избирал старшего сына покойного краскома Абдугула из рода Чапрашты в депутаты, а просто в один день все каскеленцы пришли в школу и бросили одинаковые белые бумажки в красную урну, что означало, что они будто бы проголосовали за Умузака-агу без понуждений и приглашений.

(Это впослествии стали голосовать они сами, дети и внуки их без всякого на то желания, а то и за деньги. А в перестройку весь Каскелен впервые проголосовал за незнакомого им народного депутата горбачевского Верховного Совета СССР стопроцентно за взятку. И произошло это только потому, что алма-атинский кандидат в депутаты привез на станцию Шамалган целый железнодорожный вагон дефицитного в ту пору стирального порошка для жителей избирательного округа. Выдавали тогда индийский порошок по две коробки на каждого голосующего, и никого не надули. В конце ж пятидесятых годов двадцатого века ни так, ни иначе покупать голоса избирателей никому еще и в голову не приходило. На избирательный участок в Каскелене ходили в те годы празднично одетыми: женщины в новых платьях, с красивыми прическами, в туфлях, мужчины - в начищенных сапогах с заправленными в них новыми штанами, в выходных костюмах, свежих рубашках, обязательно при часах и шляпах. Играла по радио музыка, взрослые танцевали, пили специально для этого дня завезенное пиво и вино, дети пили газировку, ели мороженное и шоколадные конфеты - и был всенародный праздник поэтому).

Словом, в Карасайском райкоме партии решили, что областным депутатом от Каскелена и окружающих его аулов в Алма-Ате должен быть казах, фронтовик, чабан в возрасте до сорока лет, член КПСС, женатый, имеющий не менее трех детей - и таким на всю округу оказался лишь Умурзак Абдугулович Абдугулов.

А раз начальство решило, то и народ не был против. Тем более, что Умурзака-агу все в Каскелене действительно уважали, добавляли к имени слово "ага" в знак признания за ним большого ума и права присутствовать на посиделках местных старейшин, когда решались самые важные для жизни аула (по-русски - села) вопросы. Иметь своего человека в Алма-Ате, способного попадаться на глаза высокому начальству и выпросить у начальников и министров льготы, всякому аулу выгодно. Умурзак-ага с этими задачами справлялся хорошо. К тому же был он сыном краскома Абдугула, устанавливавшего здесь Советскую власть в 1918 году и зятем бывшего басмаческого курбаши ³⁴  Бахтияра Омарова, эту власть в том же году свергнуть не сумевшего. Оба эти уважаемые в ауле старика примирились еще до войны СССР с немцами, а сразу после завершения ее закрепили дружбу браком вернувшегося живым Умурзака с совсем юной в ту пору, привезённой из горного киргизского кишлака Айшой.

Вот об этом и беседовали тихими голосами с оглядкой на хозина сидящие в тени карагачей на корточках пришедшие во двор на встречу со своим депутатом взрослые жители Каскелена, для которых детский лепет о новорожденном ослике был на самом-то деле всего лишь докукой, моментом проходящим, задерживающим долгожданное чаепитие с кофетами и баурсаками, а затем и питие водки под вкусные бараньи блюда и долгие умные разговоры о великих людях, живущих в Алма-Ате, Фрунзе и Ташкенте. Да и повод для законной выпивки был налицо - у старшего сына Умурзака-аги сегодня юбилей. И если уж депутат расщедрился на ишака для сопляка, то на хорошеее застолье для соседей может не поскупиться и овцой.

Таковыми стали традиции в Каскелене после утверждения в Казахстане Советской власти, за которую усердно воевал покойный Умурзак, арестованный еще до войны НКВД и расстрелянный по странному (по мнению каскеленцев) обвинению в хищении социалистической собственности после того, как он всего лишь раз на колхозные деньги устроил той на две тысячи человек в честь празднования 20-летия победы Великой социалистической революции ³⁵ . Большой был той, последний большой той в здешних краях, с двумя байгами ³⁶  по три сотни всадников, с кокпаром ³⁷ , с борьбой казакша-курпес ³⁸ , с игрой "догони девушку" ³⁹ . Старики по сей день помнят праздник, где от перепоя умерло шесть человек, а двенадцать джигитов передрались и порезали ножами друг друга так, что пятеро умерли прямо в поле, а двоих не довезли до больницы. Оставшихся в живых драчунов решили не отдавать в русский суд, спасли от милиции. А вот самого Умурзака-агу не уберегли - приехали за ним военные люди с темно-синими околышами ан фуражках, поели остатки общеколхозного бешбармака, выпили водку и, сыто отрыгнув, вернулись вместе с Умурзаком-агой в Алма-Ату.

- Да, хорошие были раньше праздники... - подумал каждый из присутствующих. Но никто ничего подобного не сказал вслух.

Ибо то, что прошло, то уже прошло, а то, что в пятилетие сына-брата и в память о своем щедром отце Умурзак-ага должен устроить хотя бы маленький той для соседей, было сейчас важнее, чем воспоминания о прежних тоях в Великой степи.

Овцу зарезать, тушу на правильно жилдыки ⁴⁰  раскромсать помощники есть, а с остальными делами и маленькая хозяйка справится - вон уж в тринадцать лет как вымахала, грудью увеличилась, в старину таких замуж выдавали, всё хозяйство мужа в руки им вручали. А что учится хорошо - то это так, чтобы Умурзаку-аге русским угодить. По-настоящему, для нее важнее настоящей байбиче ⁴¹  стать пора при богатом муже. Вот пусть и покрутится, покажет соседям, какая она хозяйка. Дабы разнесся слух о ней по степи, достиг ушей какого-ни-то владельца тайных стад, пасущихся там, где их никто не видит. А богачей такого рода в Казахстане было довольно много, только речь тут не о них ⁴² .

Каскеленцы, однако, понимали: раз главным виновником предстоящего торжества является ребенок, придется подождать, пока малыш получит свой длинноухий подарок в руки и перестанет привлекать внимание их депутата. И уж тогда можно будет подняться с корточек и пойти вместе с Умурзаком-агой в невидимую отсюда из-за большого кирпичного дома разбитую в запущенном саду юрту, чтобы опять сесть, но уже под сенью войлочного шатра, удобно уложив ноги колечком, устроившись вокруг большого гостевого достархана на положенных каждому по чину местах: во главе стола будет сидеть сам Умурзак-ага, рядом - гости попочтеннее, далее - менее почтенные, и так до конца. И - главное - раз начальства в Каскелене сегодня нет, раз уехало в полном составе оно на джайляу ⁴³ , то рядом с Умурзаком-агой сегодня могут посидеть ранее бывавшие за этим достарханом лишь в середине оставшиеся при свекольно-сахарных полях бригадиры, да еще бригадные учётчики, которых ранее не приглашали за этот стол.

Бауржан после слов друга перенес взляд с утирающих сопли девчонок на ослика - и вдруг словно впервые увидел свой подарок, хотя и присутствовал при его родах, и уже гонял сегодня утром его вместе с ослицей на водопой, даже попробовал сесть на пока еще не очень длинноухого, да сестра согнала, объяснив, что так можно сломать хребет малышу - и тогда надо будет просить соседей прирезать животное, отвести за село и закопать.

- А тебе его что - не жалко будет? - спросила она.

Бауржан, шмыгнув носом, согласился:

- Да, жалко, - хотя, на самом деле, про жалость он пока еще ничего не понимал, зато знал, что если из-за него семья потеряет молодого ишака, не миновать ему выволочки от отца, которого надо считать своим братом, но на самом деле отца настоящего, любящего своих детей не меньше, чем сами дети любят его.

А сейчас, глядя на прячущегося за ногами Вальки ослика, он подумал, что это хорошо, что дед Тимур с бабушкой живут в Алма-Ате и не взяли себе в дочери Гульнарку вместо него. Потому что, кто бы сейчас подсказал отцу сделать сыну такой замечательный подарок?

До этого сын Вальки был для Бауржана просто осликом - точно таким же, как и несколько других маленьких осликов, появившихся за последние две недели в селе, весело и бойко переступающих своими крохотными копытцами по пыли за помахивающими хвостами ослицами, то и дело подрыгивающими, а то и носящимися взапуски по лугу. Но этот ослик вдруг стал ему своим, собственным - и потому статус длнноухого малыша в глазах мальчика сразу изменился.

- Мой ослик, - повторил Бауржан, обращаясь к затихшим с открытыми ртами девочкам. - Пойдем покажу.

И направился уверенным шагом хояина к сараю, откуда на него пялились из-под ног ослицы широко распахнутые огромные карие влажные глаза в окружении длинных, красиво изогнутых чёрных ресниц. И стояли вертикально два белых ушка с красными прожилками и слабыми темными контурами вдоль них.

* * *

Никто в тот торжественный момент передачи новорожденного ослика в руки пятилетнего малыша и не предполагал, что присутствует при событии исторически значимом для Каскелена, едва ли не главном в истории жизни этого села или, во всяком случае, знаменательном.

- Ну, осел и осел, - говорили уходящие уже заполночь пьяные и наевшиеся до отвала в доме депутата каскеленцы. - Скотина, одним словом. Помощник по хозяйству. Зачем было ребенку отдавать? Что будет Бауржанка с ослом делать? - и вновь повторяли. - Осёл - помощник по хозяйству. Вон в городе - мотоцикл, а у нас - осёл. Нет, не правильно решил депутат. Ослом должен хозяин дома владеть.

Про пруд, про зарыбление его, про то, что Москва и Алма-Ата в дела каскеленские свои носы без спроса суют, люди как-то и забыли. Даже про то, что колхозное начальство совсем обнаглело, бросив людей без руководства и убравшись в горы отдыхать, не говорили каскеленцы. Про то, что на севере республики на целинных землях ожидается огромный урожай, а там нет элеваторов, не вспомнили они, хотя хотели именно об этом собирались поговорить с депутатом. Никто не сказал по дороге домой о том, что забыл спросить у Абдугул-аги, выбил ли тот для родного колхоза новые лемеха для плугов и креозот для мойки овец после стрижки,. Не спросил никто и о том, правда ли, что на складах "Казсельхозтехннки" появились настоящие арычники, а тяпки и кетмени зато надо теперь покупать самим на свои деньги в магазинах скобяных изделий, которых в Каскелене нет, а в Шамалгане целых два.

Все сознание каскеленцев с этого дня и на годы вперед заполнил крохотный ишачок белого окраса с крупной головой и тонкими ножками.

А сын Абдугул-аги, почитаемый им старшим братом, провел весь вечер в сарае рядом с ослихой Валькой, да так и уснул там, лёжа на ворохе соломы, вместо того, чтобы чинно сидеть за одним столом со взрослыми и слушать их мудрые разговоры... об ослах.

Глава вторая. БАУРЖАН И ОСЛИК

Прошло четыре года - срок для всякого осла значительный. А для страны, жития которой было отмеренно с октября 1917 года по декабрь 1991-го всего-то семьдесят четыре года, срок равный времени участия державы во Второй мировой войне, приведшей СССР к катастрофе ⁴⁴ . И пришлись эти четыре с половиной года жизни Куана на самый расцвет страны Советов, бывшей в то время во всём самой лучшей, самой передовой, самой сильной и... самой странной на планете.

В космос зафутболили живых собак, а там и первых в мире летчиков-космонавтов Юрия Гагарина и Германа Титова, Николаева и Поповича ⁴⁵ , на старте стояли, перминаясь с ноги на ногу, ярославская ткачиха Валентина Терешкова и шахматист Валерий Быковский.

На Новой земле будущий диссидент Андрей Сахаров с восторгом в глазах взорвал свою любимую термоядерную бомбу, уничтожил большую часть белых медведей планеты вместе с их "родильными домами" и не получил вожделенной им Нобелевской премии и званий "гуманиста и защитника прав человека" ⁴⁶ .

Хрущев торжественно пообещал "всему прогрессивному человечеству" "догнать и перегнать Америку", уснастив подтверждающими его заявление плакатами и афишами не только улицы и площади городов и сёл страны, но и многокилометровые автортассы, коридоры государственных учреждений, актовые залы школ, приемные поликлинник и больниц, стены детских садов и продуктовых магазинов, правлений колхозов и дирекций совхозов. Разве что в общественных туалетах подобных плакатов не было.

1961 год начался еще и сменой денег, враз подешевевших в десять раз, изменивших внешни й вид свой и превратившихся из огромных облигаций в крохотные дензнаки с неизменным профилем Ленина на червонцах. На базарах стакан семечек с семи копеек по-старому подскочил до одной копейки по-новому - и в таком соотношении подпрыгнули одноразово цены на все остальные товары. За полгода до этого Брежнев покинул Алма-Ату, перебрался в Москву, стал Председателем Президиума Верховного Совета СССР и начал готовиться к свержению Н. Хрущева с поста Председателя Совета Министров и одноврменно Генерального секретаря ЦК КПСС, опираясь на советский генералитет и на КГБ СССР, недовольных снижением финансирования традиционных отраслей оборонки и сокращением привилегий армейской верхушке.

А еще прошел 22 съезд, окончательно вернувший народу Сталина и приведший к тотальному уничтожению его памятников ⁴⁷ , к отмене практически всех связакнных с его именем топонимов.

Следующий же год начался с отмены правительством СССР топонимов, связанных с именами соратников Сталина: Ворошилова, Молотова, Кагановича и Маленкова, а заодно почему-то и лётчика Валерия Чкалова.

Именно 1962 год стал самым "кукурузным" в истории России и Казахстана, ознаменовавшимся не только массовыми посевами этой культуры, но и строительством по всей стране большого количества силосных башен и появлением на прилавках государственных магазинов кукурузной муки и кукурузных хлопьев с сахаром, стоимость двухсотграммовой пачки которых равнялась пяти копейкам и мог накормить двух детей завтраком. Бензин стоил семь копеек за литр, минеральная вода - 10 копеек за поллитра, пустая поллитровая бутылка - 12 копеек, самый дорогой белый хлеб - 20 копеек за буханку в 860 грамм, сгущенка - 55 копеек за банку, черная и красная икра продавались в овощных магазинах на вес, черпаемые из пятиведёрных бочек алюминиевыми ложками, водка стоила два рубля пятьдесят две копейки бутылка (при Брежневе она подскочит до 2, 87, а там и до 3, 62), сельдь продавалась везде, даже в сёлах, четырех видов: атлантическая, тихоокеанская, каспийская и иваси, мясо отпускалось по сортам, молоко было в продаже только четырёхпроцентное, хлеб, чай и сахар в рабочих и студенческих столовых выдавались бесплатно. В некоторых из областей СССР обнаружилось перепроизводство молока (в перестройку объясняемое приписками без сравнения с количеством коров и с их удойностью), повлёкшее за собой изобретение ацедофилина и других способов консервирования кисломолочных продуктов. Началось строительство молочноперерабатывающих и свиноводческих комплексов по всей стране.

В начальных и средних школах началась череда всевозможных экспериментов и нововведений, разрушивших вскоре лучшую в мире систему среднего образования ⁴⁸ , начали открываться по всем областным центрам новые пединституты, организованные на базе коррупции и выпускающие будущих корупционеров с дипломами, полученными за взятки ⁴⁹ . Страна начала медленную поступь свою к поголовной деградации всего населения...

В Каскелене год 1962-ой стал самым трагическим. Но обо всем этом юудет сказано подробно далее...

* * *

За 1958-62 годы много чего произошло и с нашей неразлучной троицей: белым ослом, Бауржаном и Петькой. Дети учились, а потом переучивались выводить чернильными ручками красиво на уроках чистописания новым шрифтом, умножая норы на сусликов и деля их на гектары ⁵⁰ . Ишак рос и матерел.

Крупноголовый ушастый малыш-альбинос, подаренный Бауржану на пятилетие отцом, вымахал в рослого, мышцатого осла белой масти ⁵¹ , делающим бауржановского осла оличным от других каскеленских ишаков, бывших много мельче его размерами, короткоухихи и длинноухих, мастей серой, черной либо каурой ⁵²  и никогда пятнистых. Про генетику никто из аульчан в те годы слыхом не слыхивал, даже учитель биологии местной школы Сергей Соломонович Токарев (из эвакуированных сюда из Ленинграда в 1941 году, да так и оставшийся в Каскелене навсегда ⁵³ ) путал ее с вейсманизмом и морганизмом ⁵⁴ , подвергнувшимися в молодые годы его критике на какой-то из сессий ВАСХНИИЛ ⁵⁵ .

Но аксакалы, глядя на бауржановского осла, говорили, что видели подобное белое чудо с розовым носом однажды под седлом во дворе у сына местного бая ⁵⁶  Аскара Телеусова. Было это накануне революции, и принадлежал тот белый осел пишпекскому ⁵⁷  муфтию ⁵⁸ , который делал обрезание байскому сыну вКаскелене за одну золотую монету и пять серебряных рублей.

- Хороший был той, - вспоминали старики. - Было два казана на половину коня каждый. И люди всё съели. Водка была Мальцевская, сам бай Аскар привез ее из Аулие-Аты ⁵⁹ . Выпили всю. И было три драки. Была байга, было козлодрание и даже айтыс ⁶⁰ . Выступал сам Кенен Азербаев ⁶¹ .

Белый осел святого человека несколько раз в течение недели пребывания в Каскелене срывался с привязи и убегал в ночь, чтобы покрыть здешних ослиц втайне от муфтия, требовавшего от хозяев ослиц за всякую случку белого осла по два серебряных рубля - деньги в те годы немалые. Впрочем, рассказывая об этом, аксакалы всякий раз сообщали слушателям, как о великой тайне, что осла того потихоньку по ночам освобождал от привязи дед Бауржана Абдугул, тогда еще совсем юный озорник, ставший через несколько лет лихим красным командиром, едва ли не буденовцем. Дед Баужана пускал погулять осла-альбиноса к длинноухим красавицам Каскелена.

Получалось, что не только Умурзак-ага, но и давно расстрелянный отцов родной отец подарили Бауржану необычной расцветки осла.

- Хороший ишак. - говорили люди о собственности Бауржана. - И кровь в ишаке хорошая. От ишака самого пишкекского муллы идет. Продать если - хороший той ⁶²  получится... - Качали при этом головами и цокали языками. - Ай, нехорошо, что таким ишаком владеет ребенок. Такой ишак у серьезного человека должен жить.

Завистники дважды пытались украсть осла, чтобы перегнать его куда-нибудь в Талды-Курганскую либо в Джамбулскую области и там дорого продать. Даром, что желающих приобрести любого неклеймённого ⁶³  осла было в Казахстане всегда достаточно, а уж белого - и того больше. Но всякий раз попытки эти делали люди пришлые - и всегда родом из кишлаков, расположенных рядом с Отаром ⁶⁴ , и всякий раз безуспешно. Осел от похитителей сбегал, и возвращался домой с обрывками веревок на шее, освидетельствование которых и служило доказательством отарского происхождения злоумышленников. Воров поименно не искали, ибо казнить законом человека за похищение ишака не принято среди казахов. Не доброе это дело - держать людей в узилище. Да и рода отарцы и каскеленцы одного - Чапрашты ⁶⁵ , а свой своему, как правильно говорят порой и русские, поневоле друг.

Но результатом всех этих криминальных событий, случавшихся вокруг белого ишака, явилось то, что после второй кражи бауржановского осла каскеленцы наотрез отказались покупать что-либо у жителей Отара и продавать им что-нибудь свое. Место отарцев на каскеленском базаре, расположеннное по правой стороне вдоль дороги от села к станции Шамалган, весь местный люд стал обходить стороной. Даже спускавшиеся сюда с гор киргизы перестали покупать что-либо у отарцев.

- Настоящий белый осел выбирает себе хозяина сам, - говорили они. - От вора белый осел убегает. Или дохнет. Раз потомок белого киргизского осла сбегает из Отара, значит Аллах отвернул лицо свое от этого кишлака. И потому товар отарский нам не нужен.

А ведь еще с довоенных пор базар Каскелена был для отарцев местом, где они продавали своих овец, коней, коров, мясо, шесть и овчину по ценам практически равным алма-атинским, но без выплат за это мзды базаркому, участковому и столичным бандитам, которые вкупе отбирали у торговцев на своих рынках добрую пятую, а то и четвертую часть стоимости проданного товара. Каскеленцы и жители ближайших к селу кишлаков многие годы покупали у отарцев саксаул, кумыс, полынные веники, чиевые циновки, коней, верблюдов, кошмы, а продавали им свои веники из сорго, овощи, фрукты, вязанные носки, вязанные фуфайки, привезенные из Алма-Аты магазинные товары - и всем участникам тех обменов подобный торг был выгоден, а главное, спокоен. Каждый знал: с кого можно спросить за гнилую шерсть, к примеру, в свитере, либо за вонь, идущую от попавшей в дождь кошмы, за добавку мела в мешок с сахаром либо с мукой, за плохой курт ⁶⁶  или невкусные кумыс, шубат, айран ⁶⁷ .

И вдруг - какой-то там ишак лишил Отар доходов, вынудил жителей этого гордящегося своей железнодорожной станцией и складом стратегических запасов саксаула кишлака и ездить дальше, и зарабатывать меньше, да еще и общаться с грозными алма-атинскими послевоенными урками, выросшими в ростовских и одесских "малинах", где человеческого языка не понимают и человеческую жизнь ценят за понюх табака ⁶⁸ . Ибо даже ворованный с воинских складов и потому дешевый саксаул перестали покупать каскеленцы у новых своих недругов ⁶⁹ , заменив его законно приобретенным на алма-атинской топливной станции карагандинским углем и привезенными из Восточно-Казахстанской области березовыми да еловыми дровами.

Потому обиженные отарцы совершили два покушения на жизнь бауржановского ишака.

- Как на Ленина, - говорили в обоих случаях каскеленцы.

Ибо в те времена ни о каких других покушениях никто в Каскелене, да и во всем СССР, знать не знал, сдыхом не слышал. Разве что иногда в газетах мелькали сообщения об очередном покушении американцев на жизнь Фиделя Кастро, к которым вскоре каскеленцы привыкли и даже тои по случаю чудесного спасения лидера кубинской революции устраивать перестали. Да и далеко эта Куба от Казахстана. Потому всё, что происходило на Острове Свободы, казалось каскеленцам похожим на рассказанную бабушкой на ночь сказку. Хотя и видели они в киножурналах перед художественными фильмами в клубе и Фиделя, и Че Гевару, и Микояна рядом с ними, слышали по радио угрозы американского президента Джона Кеннеди стереть Кубу в порошок. Но всё увиденное в кино походило опять-таки на бабушкины сказки про странное островное государство бородатых дивов с Заливом свиней, с женщинами-воительницами ⁷⁰  и с их чеканными песнями: "Куба - любовь моя! Остров зари багровой..." Да и никаких островов никто из каскеленцев никогда в глаза не видел.

- Это сколько ж земли надо в наш пруд высыпать, чтобы сделать один маленький островок? - говорили каскеленцы. - Да и зачем? - И сами же отвечали себе. - Для красоты - и только, - и далее продолжали. - Для красоты у нас степь есть. И горы. Зачем остров делать? Красоты должно быть много ⁷¹ .

А вот про отравленные пули Фаины Каплан здесь знали все. Сестра Капланки (так звали здесь покусительницу на жизнь вождя мирового пролетариата) со сталинских времён отбывала ссылку в расположенном в пяти сотнях километров от Каскелена, городе Джамбуле ⁷² . Потому о сестре стрелявшей в Ленина Фаины Каплан знал здесь каждый. И верил в ее существование больше, чем в казавшуюся казахстанцам мифической Кубу, которую очень хочет зачем-то уничтожить какой-то мировой империализм с худым лицом и козлиной бородкой, в звездно-полосатой шляпе, узких полосатых брюках и с вытаращенными в тупой ярости зенками.

- Хороший ишак! Великий ишак! - говорили люди, и неизменно добавляли ласковыми голосами. - Как Ленин.

Все покушения джигитов Отара на жизнь бауржановского ослика оказались неудачными, как выстрелы Каплан в первого Председателя Совета народных комиссаров, как покушения дяди Сэма на Фиделя, как тупые угрозы богатого Шигер-бая веселому нищему Алдару-Косе ⁷³ . А судебных исков со стороны изрядно побитых копытами и даже пораненных ослинными зубами, потому попавших в амбулаторию Каскелена отарцев, не последовало. Ввиду принадлежности осла несовершеннолетнему и еще потому, что сей владелец белого драчуна являлся сыном уважамемого человека и даже депутата.

К тому же, после каждого перелома отарского ребра или сотрясения отарской головы ослик вместе с Бауржаном и Петькой исчезали на неделю-другую из Каскелена, скрываясь от праведного гнева пострадавших похитителей в Алма-Ате, где бабушка с дедушкой, числящиеся по законам Степи родителями Бауржана, имели не только квартиру в центре города, но и дачу в горном пригороде, где мальчики и жили в эти дни, совершая вместе с ослом набеги на яблоневые и абрикосовые сады Пригородного лесничества. Ибо там рос лучший в мире алма-атинский апорт, ныне уж повсеместно выродившийся и молодому поколению известный лишь по картинкам ⁷⁴ . Ослик эти яблоки любил, ел порой незрелыми, громко хрустя плодами и поливая свой подбородок светло-зеленым соком вперемежку со слюной. Ну, а мальчишки даже на спор не могли одолеть столь больших и сочных плодов - выбрасывали недоеденными.

Когда же Гульнар закончила среднюю школу, поступила в институт, стала жить в Алма-Ате, то мальчишки вместе с белым осликом стали приезжать к дедушке и бабушке вполне официально - привозили на арбе раз в месяц сельхозпродукты и Гульнаре, и другим учащимся в столице каскеленцам, и даже вечно занятому государственными делами и потому заработавшему язву желудка Умурзаку-аге.

Отец Бауржана упорно не желал останавливаться и жить в доме своих весьма чтимых им стариков, предпочитая их дому номера в тогда почитаемой самой фешенебельной гостинницы столицы "Алма-Ата" ⁷⁵ .

- Так и мне спокойней, - объяснял он приемному отцу, женившемуся на его матери после расстрела Абдугула-аги, - и вам. Я ведь могу и поздно возвращаться с совещаний, и пьяным. А зачем вам эти беспокойства? За номер в гостинице мне государство платит, там за мной ухаживают, постель,, полотенца меняют два раза в неделю, одежду чистят, обувь. Мне талоны еще дают на еду в гостиничном ресторане. Завтрак, обед, ужин. И всё это - рядом с облисполкомом. И с другими депутатами я там всегда рядом. Что на сессиях не обсудили - в ресторане дообсудим.

Старик Тимур-ага в ответ хмурился, качал головой, говорил, что казахи стали жить после войны в Казахстане по-государственному - не по-человечески, что это неправильно, когда сын приезжает в Алма-Ату на две недели, но видится с матерью только один вечер. Говорил, что эти порядки привнесли в Алма-Ату во время последней войны беженцы из Москвы и Ленинграда, упоминал почему-то при этом известного детского поэта и лауреата Сталинской премии Самуила Яковлевича Маршака, других вернувшихся в Россию и уехавших в Израиль лауреатов, и тяжело вздыхал.

Но соглашался с доводами пасынка, которого любил, как родного сына, чтя при этом память Абдугула-аги - родного отца Умурзака-аги - в виде большой фотограии, висящей в зале дома Тимура-аги на самом видом месте. С покойным Абдугулом-агой, первым мужем своей жены, он вместе воевал против дунганских, а потом и узбекских басмачей, строил Большой Чуйский канал для киргизов и только случайно оказался не замешанным в уголовное дело о расхищении колхозной собственности, по которому был арестован, а потом и расстрелян его друг.

А случилось так потому, что Тимура Мырзагалиева - тогда еще не агу, а просто молодого коммуниста, - отправил обком партии в Москву на двухгодовые курсы повышения квалификации политработников за месяц до ареста Абулгула. А как только вернулся Тимур домой, узнал о смерти друга, так сразу и женился на его вдове. Потому как женщина не должна жить одна, от одиночества у женщины голова скисает. А со скисшей головой настоящего джигита из юного в ту пору и изрядно хулиганистого Умурзака не вырастишь.

Каскеленская еда была вкуснее городской, к тому же бесплатной. Потому привозимая осликом в Алма-Ату провизия была хорошим подспорьем и старикам, и студентам, и ремесленникам, и депутату, а сам белый осел и его малолетние погонщики стали признаваться всеми каскеленцами настоящими помощникамии родителя и кормильцами соседских детей.

- Хорошие ребята растут, - говорили о кудрявом, черноволосом Бауржане и рыжем, стриженном налысо с чубчиком Петьке и в городе, и в селе. - Как братья. Всегда вместе. И какие помощники! Настоящие! Вырастут - станут завидными женихами.

На что Бауржан неизменно отвечал:

- Это что: осел работает, а хорошие женихи - мы?

И от слов этих, от мысли этой было им с Петькой смешно.

- А чем плохо? - продолжал мысль взрослых Петька, обращаясь к другу. - Я женюсь на Мадине, а ты - на Айгуль. Вместе в одном доме жить будем. И Куан с нами.

- Не, - вполне серьезно отвечал Бауржан. - Вместе нельзя. Если женился - то значит, семья. А если семья, то друг - отдельно. Вон у отца моего сколько друзей было до войны? Не сосчитаешь. А теперь - ни одного. Только односельчане.

- Так это потому, что он - депутат, - отвечал беспечный Петька. - И все равно не один он. Ведь с моим отцом он дружит? - и сам же соглашался. - Дружит. По-настоящему.

- Дружит, - соглашался Бауржан. - Потому что дядя Федя - русский, он ничего у моего отца не просит.

Назвал ослика Бауржан словом Куан - производным от "Куаныш", что по-казахски означает "Счастье" - и ослик. словно в благодарность за такое ласковое имя, привязался к юному своему хозяину так, что стал с ним, что называется "не разлей вода". А так как место первого друга возле Бауржана было занято все-таки Петькой, бывшем во дворе в момент дарения Умурзаком-агой ослика сыну, то дружили они втроем - и дружба их была столь крепка и столь заметна окружающим, что порой их называли, с легкой руки учителя Токарева, тремя мушкетерами. (Хотя, что означает слово "мушкетер", никто из коренных каскеленцев тогда еще не знал, а узнали в селе о героях Александра Дюма только спустя несколько лет, когда привезли в клуб французский фильм с таким названием и со ставшим в одночасье знаменитым на весь Советский Союз выражением: "Миледи - заклеймённая проститутка ⁷⁶ ).

Доходило до того, что если один из "мушкетеров" был ловлен на какой-либо шалости, наказывали всех троих только потому, что все в Каскелене были твердо уверены, что в происшествии участвовали и Бауржан, и Петька, и Куан.

И были практически всегда правы. Ибо даже в хищении яиц из курятника скандальной и жадной тети Дуси Потемкиной ⁷⁷  с улицы Крупской участвовали они втроем: Куан стоял на страже, готовый при появлении противника заорать благим матом, хрупкий телом, рыжеволосый Петька лез, подобно лисе, в узкую дыру, вырезанную снизу низкой дверцы курятника, а многоречивый Бауржан отвлекал на соседней улице вредную бабу болтовней о том, что настоящих уток-атаек ⁷⁸  можно выводить дома, если им подрезать перья на крыльях, да и мяса в них больше, чем у домашних уток, и жира меньше, и пух в наволочках якобы не воняет.

Яиц в тетидусином курятнике оказалось всего четыре штуки, но даже эту недостачу тетя Дуся обнаружила, устроила такой дикий крик на все село, что от матерков ее у вечного председателя сельсовета Жапара Осиповича Остроглазова, как он признался сам, уши завяли. А еще заявила она, что в следующий раз избирать "отца вора и бандита" в депутаты не станет, вычеркнет Умурзака-агу из бланка для голосования, а "мушкетерам" велела больше на улице Крупской не показываться.

- Иначе, - заявила она, - я вам ноги из задниц выдеру и головы вилами пробью, - и добавила. - Всем троим.

- А Куану-то за что? - удивился Петька. - Он яйца не ест.

- Как соучастнику, - отрезала вредная баба, собираввшая, оказывается, яйца для продажи их на рынке в Алма-Ате, чтобы накопить деньги и купить настоящую стиральную машину "Восток-2", каких в то время в Каскелене была всего одна - у жены председателя колхоза Мухтара Алибековича Алибекова, а попросту Мухтара-аги, то есть Мухеке, если звать его почтительно и кратко. - Ишак на стреме стоял. Я видела.

Так Бауржан впервые познакомился с воровским жаргоном русского языка, который ранее знал лишь в качестве литературного, каким говорили в Касекелене собравшиеся здесь со всего света люди и какой преподавал в местной смешанной русско-казахской школе старенький учитель Семен Семенович Семенов - из числа ссыльных еще 1934 года, попавший во враги народа за то, что доказывал студентам университета, что Пушкин не был революционером, а был дворянином и сторонником самодержавия ⁷⁹ .

Учились Бауржан с Петькой в одном русском классе "А" и отличались по успеваемости друг от друга только на уроках труда, где усердный Петька ловкими своими руками делал буквально всё лучше всех в классе, а Бауржан получил прозвание криворукого - и принимал это прозвище, как заслуженное. Потому что и сам знал, что из-за своей неуседливости не может он ничего сделать как следует и до конца ⁸⁰ .

Куан же, терпеливо пасущийся за школьной оградой все учебные часы в ожидании друзей, оценок не получал, но, как заметили Петька с Бауржаном, понимал русский и казахский язык равно, подчинялся приказам своих друзей, произнесенным на этих языках, всегда правильно и с охотой. Но при произнесении их другими людьми - даже Умурзаком-агой - мгновенно тупел, делал вид, что не слышит и не разумеет сказанного, поступал наперекор приказам, приводя человека порой в бешенство, принося скорее ущерб хозяйству, чем пользу.

Потому всю скотскую работу по хояйствам в домах Умурзака-аги и отца Петьки Фёдора Леонтьевича Куан делал под руководством лишь своих друзей и с их помощью: возил дрова и уголь из Алма-Атинской топливой станции, тащя за собой нагруженную доверху двухколесную арбу, нёс на спине мешки с зерном на расположенную при входе в ущелье водяную мельницу с тогдашним мельником Жанабаем Жанабаевым ⁸¹  и мешки с мукой назад, вновь волочил арбу то пустой в поле, то груженной арузами и дынями с бахчи или початками кукурузы с выделенных колхозникам земель, названных Москвой неудобиями, в частное пользование. Ну, и по частым гостям и многочисленным родственникам ездила семья Абдугуловых во все той же запряженной украшенным старинной с серебряными нашлепками сбруей Куаном арбе, вычищенной по такому случаю и прикрытой чёрно-красной дорожной кошмой.

Если мальчики соглашались, то помогал Куан и соседям по хозяйству, и даже зловредной тете Дусе Потемкиной, сгоряча сначала потребовавшей сдать ишака на живодерню, но потом смилостивившейся над Куаном и подсунувшей ему половинку белой свежеиспеченной лепешки, помогли они довезти из сельпо до дома вожделенную ей квадратную стиральну машину. За это известная на все село жмотка выложила мальчикам круглую жестяную баночку с яркой картинкой настоящего ландрина, который дотоле видели они лишь на книжных картинках, а Куану достался большой кусок желтоватого комкового сахара, привезенного тете Дусе старшим ее сыном, живущим в селе Мерке и работавшим на тамошнем сахарном заводе мастером цеха ⁸² .

При этом, все трое "мушкетеров" приносили и немало огорчений каскеленцам и жителям окружающих село кишлаков и аулов. Ибо с шестилетнего бауржановского возраста прославились они своими набегами на бахчи в самое начало сезона, когда арбузы да дыни только лишь начинали зреть, казались особенно вкусными, а настоящей охраны на полях пока еще не выставлялось.

Куан розвым носом своим улавливал запах готового лопнуть от соков плода чуть ли не за километр. Чуял - и тут же принимался молча подталкивать головой своей Бауржана в сторону бахчей. Первый раз произошло это во время их очередного бегства в Алма-Ату к дедушке с бабушкой, а потом стало традицией. Ибо в перегонах колхозных отар в горы в те годы ни Баруржан. ни Петька, ни Куан не участвовали, зато прибывали на джайляу во время шильде ⁸³ , когда арбузов и дынь на базаре становилсь вдоволь и надо было везти их живущим в высокогорье и лишенным витаминов чабанам. То есть тогда Куана и еще пару других ослов посильнее запрягали в груженные дарами бахчей и огородов арбы - и те отправлялись в горы под бдительным присмотром оравы каскеленски мальчишек от семи до четырнадцати лет.

(Ибо такова уж доля была детей южноказахстанских в те времена - работать, быть полезными при декханском хозяйстве с малых лет. Это уж потом - при царствовании в Москве Брежнева - пришла пора повсеместного детского безделия в СССР до самого что ни на есть призывного возраста, пора болтовни взрослых о праве ребенка на бесполезность его в обществе. А в послесталинские годы каждый делал то, что мог, - и все гордились сделанным).

Бауржан с Петькой могли с помощью Куана принести колхозу пользы больше иного взрослого каскеленца, работали честно, охотно и, что немаловажно, практически всегда бесплатно. Потому им доверяли с семи лет самим, без помощи взрослых, отправляться в горы в период прекращения оползней и селей в горах. Путь был дальним: в одну сторону двух-, а то и трехдневным, с ночевками, но без разбойников, ставших обычными лишь в перестройку, а в ту пору - лишь легендарными - из историй про жизнь при царизме. И идти было детям по знакомым дорогам и тропинкам интересно. Равно как и радовала возможность наесться вдосталь сладкой дикой ежевикой, слегка кисловатой дикой малиной, прянопахнущей дикой вишней, половить руками в реке прячущуюся в норах скользкую рыбу-маринку, попить вместо чая заваренные в крутом кипятке в настоящем солдатском котелке зверобой в смеси с душицей, поноситься бегом по осыпающимся камнепадами склонам за кекликами, покататься на голых задницах по стелющимся с круч альпийским травам, полазать по скалам, гордясь своей силой и ловкостью, послушать в ночи жалобный плач шакалов, хриплое уханье филина, звонкое хрюканье дикобраза.

Каждый год в июне-месяце, когда на базарах Алма-Аты лежали на прилавках еще лишь ташкентские, самаркандские да ошские фрукты и ягоды, а своих еще никто из казахстанцев не выносил на продажу, два мальчишки и ослик отправлялись на каскеленские и шамалганские бахчи и, найдя первые спелые арбузы да мелкие дыни сорта "колхозница", собирали их, набивали в мешки и, нагрузив на Куана, отправлялись с волшебно пахнущим грузом своим в ущелье за мельницей. И там съедали всё. что можно съесть в один присест втроем. И уж потом с раздутыми животами возвращались в Каскелен, привозя с собой от силы по одному-два арбуза в каждый дом... иногда и по дыне.

Куану эти набеги нравились особенно. И в течение добрых двух недель он наслаждался правом на безнаказанный разбой. А потом вдруг резко прекращал набеги, не слушался увещеваний своих друзей. упрямо не хотел идти на бахчи - и оказывался прав. Ибо наступала пора повальной зрелости арбузов и дынь, на бахчах появлялась охрана с заряженными солью дробовиками в руках, по ночам слышались со стороны полей выстрелы, порой переходящие в канонаду, ибо всякий держащий в руках ружье сторож считал нужным за ночь пальнуть разок-другой просто так, для острастки. А когда от безделья охранники еще и напивались, то эти раз-другой превращались в бессистемную пальбу куда попало с опустошением всех патронташей и воплями восторга. И ни разу, никто не попадал в человека, тем более - в вора.

Ибо испокон веков в Каскелене своих воров не было. Даже в военные годы, когда Алма-Ату заполонили московско-ленинградские беженцы и дезертиры, когда знаменитые по кино, газетам и радио актеры, писатели, композиторы, режиссеры, избавленные от фронта по броне, поселились в теплых и сытых столицах Средней Азии, привлекая со всей страны своими богатствами бандитов, в аулах Казахстана воровства не случалось. Беженцы снимали боевые киносборники и фильмы о двух бойцах и Александре Невском на местных кинофабриках со знаменитостями в главных ролях, героически сражающимися с фанерными немецко-фашистскими танками на фоне картонных декораций и горящей ветоши, жаловались на маленькие пайки по хлебным карточкам и на пропажу бриллиантов, а в Каскелене люди не закрывали домов и калиток не только на замки, но и на засовы. Хотя все знали, что Алма-Ата кишит прибывшими из России и Одессы преступниками, в Каскелене же и в прежние, и в военные годы встречали путников приветливо, кормили, поили их, делились всем, что имели, спать укладывали в своих домах и отправляли дальше, вручая незванному гостю в дорогу кусок лепешки и глиняную либо тыквенную баклагу с кислым молоком.

Так жить повелось здесь издревле. Ворами почитали в Казахстане лишь конокрадов и барамтчи ⁸⁴ . Все остальные формы приобретения чужого имущества имели свойство взаимоприобретения: взял без спросу что-нибудь у соседа и не вернул, а тут сам глянул - что-то взял сосед у тебя, объяснились, забрали каждый свое - и через день о случившемся забыли. К примеру, у Федора Леонтьевича Петрова - отца Петьки - всё время пропадали плоскогубцы, и он всегда их находил валяющимися во дворе у Умурзака-аги. Раз подарил он новые плоскогубцы депутату - и неделю спустя опять бросился искать свой инструмент, да нашел его вновь во дворе у Абдугуловых брошенными в грязь. Что теперь - ругаться соседям? Поднял, почистил, стал работать.

Сам-то отец Петьки Федор Леотьевич всегда без спросу брал кетмень ⁸⁵  умурзаковский, порой сам возвращал, а порой за ним Бауржан прибегал. Потому как кетмень в крестьянском хозяйстве - вещь необходимая, а в дни полива - особенно. А сосед в Казахстане - это почти что родственник. Более того, сосед всегда рядом, всегда окажется первым в трудную минуту, всегда поможет. А иначе жить в ауле нельзя. Аул - не город, в ауле свои порядки, пусть даже аул давно стал называться поселком.

Потому налеты трёх "мушкетеров" на раннелетние бахчи воспринимались каскеленцами не воровством, а как слишком ранняя для их возраста обычная юношеская дурь, которую пресекать надо, но в наказаниях переусердствовать тоже не следует. То есть родители ругали, а порой и пороли Баржана и Петьку, лишали денег на кино или на мороженное, но особо при этом и не сердились, а словно сами отбывали наказание за то, что породили детей, а теперь их надо растить и воспитывать.

Куан же отделывался выслушиванием нудных нотаций на обоих принятых в Каскелене государственными языках, и делал вид, что не понимает сказанного. Но его не били. Ибо какой спрос с ишака? Ишак, знали все в Каскелене, существо подневольное, хоть порой и вздорное, почитающееся хорошим как раз за то, что слушается хозяина. То есть - в данном случае - под руководством Бауржана участие Куана в грабеже бахчей есть свидетельство ослиного соглашательства, а вовсе не упрямства. И как объяснить эту диалектику борьбы единства и противоположностей ишаку, никто не знал. Да далеко не все каскеленцы и сами понимали это.

Если же кто из такого рода тупых селян с досады переусрдствовал в перевоспитании осла, решал ударить Куана, то ишак брыкался и кусался столь яростно, что после двух обращений к местному фельдшеру за повязкой и одного сломанного копытом ребра телесные наказания депутатского осла сами по себе прекратились.

Ходили, впрочем, слухи одно время, что Жиирембай Ахметов, стрелочник с железной дороги, приезжавший домой два раза в неделю, а остальное время живщий в своей будке возле переезда, обещал пристрелить осла за то, что тот выел у него огромный клок просушенного клевера, выдергивая его из-под плохо прикрытого навеса да еще и лягнул рабочего человека. Но, как показала жизнь, даже независимый от каскеленского начальства железнодорожник драться с ослом не стал, стрелять в принадлежавшее уважаемому человеку животное не осмелился.

Потому что во все времена люди боялись и боятся не только депутатов, но и депутатских ослов.

Хотя, если признаться откровенно, дружбе мальчиков с Куаном мешали весенне-летние гоны, когда белый ослик чуял оказавшуюся в течке самку за два километра - и потому устраивал столь дикий рев, что дрожали и готовы были лопнуть стекла в окнах домов. Не удерживали его на привязи не только верёвки, но даже и волосяные арканы. Однажды железная цепь для сторожевой собаки, приваренная электросваркой к забитому в землю на всю длину лому, лопнула под рывком мощного ослиного тела - и Куан вырвался на волю, с радостным ревом празднуя приближающийся любовный вояж. А когда осла пристегнули к забору цепью уже не самодельной, свитой из толстой проволоки, а кованной, заводской, то осел мощным рывком выдернул толстенный тополевый стол из земли и унесся вместе с ним и с цепью прочь со двора.

А вернулся спустя месяц уже без столба, хоть всё ещё и с цепью и сболтающимся на ней замком. Пришел изрядно изможденны1, но счастливый настолько, что возмущенный вопль матери Бауржана, потерявшей вместе со столбом и любимую глиняную крынку для молока, повешенную на забор для просушки, ничуть не испугал его. Куан благодарно ткнулся ей мордой в живот, что-то пробормотал по-ослиному и отправился в сарай, который ничуть не изменился после появления там его на свет. Разве что ослицы Вальки возле стойла уже не было.

Ибо мать Куана убил через два года год после его рождения младший сержант местной военной части Ерофеев. Убил сдуру. Во время учебных стрельб на местном полигоне, куда не умющая читать ослица, бывшая на сносях, забрела, чтобы попастись на свежей осочке с пятнами молодого клевера и обдумать предстоящие материнские проблемы. Солдаты палили по мишеням, а командовавший ими младший сержант не нашел ничего более смешного, чем отвести ствол своего карабина в сторону и попасть пулей впрямо под левую лопатку Вальки.

Ослица умерла мгновенно, даже не почувствовав боли. Так объявил консилиум, состоящий из двух гарннизоных врачей-капитанов с сизыми носами и колхозной фельдшерицы Жанны, имевшей законного мужа, трех детей, но погуливающей с этими врачами, как говорили в Каскелене, при случае и на территории военной части, и у себя в медпункте. Все трое с умными выражениями лиц и в отсутствии местных ветеринаров и зоотехника, а также без ветаптекаря по кличке Айболит, заявили, что хотя они и не являются специалистами в области анатомии и физиологии ослов, но твердо уверены, что пуля попала именно в сердце Вальки, прошила его насквозь и вышла с правой стороны ослицы, вырвав большой кусок мяса.

Обмолвка медперсонала воинской части о незнании ими чего-то с незнакомыми каскеленцам словами "анатомии и физиологии" и заинтересованность собственного медработника в добрых отношениях с медперсоналом военной части вызвали у сельчан недоверие к результатам экспертизы.

Не будь слов про анатомию и физиологию, все бы решили: ну, убили ослицу - и убили; мало ли скота режут просто так, даже порой не на мясо, а просто со злости? Бывало не раз, что какая-нибудь там сибирская язва еще только-только погрозит из Киргизии, а в Южном Казахстане уже скот пускают под нож тысячами.

А тут - осел. Пусть мертвую животину закопают солдаты, Гоберидзе выплатит депутату из воинской кассы штраф, Расторгуев выпьет с Умурзаком-агой бутылку за упокой Вальки, не чокаясь, - и дело с концом. Так думали каскеленцы поначалу.

Но, услышав про незнание врачами ослиных физиологии и анатомии, народ каскеленский решил, что Вальку убил младший сержант Ерофеев нарочно, чтобы стать старшим сержантом, а белого ослика лишить матери. Ведь не зря же после убийства ослицы перевели стрелка по ишачихе в другую часть - аж в Семипалатинскую область. А врачи, значит, решили прикрыть вину младшего сержанта. Жаннка же по бабьей своей слабости лишь помогла своим любовникам.

- Жанка - она баба на передок слабая, - говорили каскеленцы, обсуждая врачебный вердикт, начертанный тремя руками на одной странице, вырванной из школьной тетради в клеточку. - Ей что мужики подсунут - она тут же и подмахнет.

Так решил народ - и в Алма-Ату направились по почте три коллективные жалобы на младшего сержанта, врачей и полковника Растргуева с просьбой отомстить им за смерть ослицы Вальки, а Жанку пожалеть. Потому что без Жанки некому будет в Каскелене лечить людей. "Не пьянице же Айболиту отдавать нам себя", - было написано в доносе.

Что говорило о полном еще в ту пору доверии народа советской власти.

В ответ из Алма-Аты в Каскелен повалили всевозможные комиссии. Дело об убийстве одушевленной собственности депутата облсовета достигло республиканского масштаба, перевалило границы СССР и приобрело чуть ли не международную политическую окраску.

В газете "Вечерняя Алма-Ата" лишь случайно не вышел в 1960-ом году фельетон московского заезжего корреспондента из "Комсомольской правды" о том, что защитники Советской Родины на самом деле защищают не завоевания Октября на границе со вступающим в ту пору в полосу подготовки Культурной революции Китаем ⁸⁶ , а совершают нечто иное, в чем стоит разобраться компетентным органам ⁸⁷ .

По китайскому радио прозвучал гневный ответ жителей Синьцзяна в отношении "впавшего в ревизионизм Советского Союза" и расстреливающего назло безлошадным китайцам собственных ослиц.

В США, забыв о Кубе, стали писать в газетах о том, что Казахстан и Среднеазиатские республики СССР нуждаются в американской гуманитарной помощи и в профессиональных советах всемирно известного специалиста по пиренейским ослам, члена Демократической партии, лауреата премии Бальцана господина Арона М. Шаргона ⁸⁸ . В 23-х странах мира перед зданиями советских посольств прошли демонстрации активистов защиты прав животных, потрясённых жестокостью обращения с ослами в СССР, а южно-корейский гражданин индийского происхождения по фамилии Ю пригрозил устроить акцию самосожжения в знак протеста против сщуствующего в стране Советов апартеида в отношении ослов.

- Потому что меня в грудном возрасте мои индийские родители вскормили ослиным молоком, - объяснил он своё так, в конце концов, и невыполненное решение ⁸⁹ .

Казалось каскеленцам, что еще мгновение - и кто-то в Москве, Пекине либо Вашингтоне, проливая слёзы о безвременно ушедшей от нас длинноухой Вальке, нажмет ту самую главную кнопку - и начнется Третья Мировая война. Но:

- во-первых, опять чуть не убили Ф. Кастро.

- во-вторых, случилось очередное наводнение в провинции Сычуань,

- в-третьих, в правительстве ФРГ обнаружили новую группу бывших членов фашистской партии времен Гитлера и даже двух офицеров-эсесовцев,

- в-четвертых, в Швеции гомосексуалисты выступили с требованием разрешить им вступать в церковные браки,

- в-пятых, сгорела очередная американская ракета почему-то с обезьяной на борту, а не с человеком,

- в-шестых, на границе СССР с Турцией опять увидели следы снежного человека - и обестраны взаимно обвинили друг друга в шпионаже и попытках нелегально преодолеть полосы препятствий.

События эти затмили своей значимостью смерть каскелденской ослицы и сделали новость о Вальке устаревшей.

Газетный материал для Алма-Атинской "Вечерки" успели выкинуть из сверстанного уже номера по звонку из Идеологического Отдела ЦК Компартии республики, то есть в самый последний момент. Потому что срочно понадобилось место на газетной полосе для репортажа о последней поездке первого секретаря ЦК Компартии Казахстана Л. И. Брежнева по целинной Кустанайской области и встречах его тамошних с героями пахоты.

Но всё равно о том, что статья об ослице Вальке могла появиться в печати, что в Китае 1960-го года наблюдается нехватка ослов, а в США живет специалист по пиренейским ослам, знали в Каскелене все.

Да и не только в Каскелене.

В военной части под командованием полковника Расторгуева устроили допустившим непопадание в мишени участникам стрельб на полигоне выволочку. Ерофеева перевели дослуживать в далекий от Алма-Аты Аягуз ⁹⁰ . Замполит майор Федорчук провел с солдатским и офицерским составом отдельные дополнительные политзанятия с одинаковой лекцией о том, что настоящий советский солдат должен любить ослов крепче матери родной, жены и любовницы вместе взятых и стрелть оп мишеням, а не по бродящему вокруг места стрельб скоту. Солдаты и сержанты пообещали в ослиц не стрелять, а офицеры поклялись, что проследят за исполнением этого обещания и с нарушившими обещания поступят строго. После чего и солдаты, и офицеры получили по дополнительной порции компота, а офицерские жены по банке диковинного в те годы конфитюра ⁹¹ .

Свидетели Иеговы - тогда еще крохотной секты в Алма-Ате - провели молебен по невинноубиенной от рук армии Дьявола евангелистки Вальки и поклялись жестоко отомстить полковнику Расторгуеву, допустившему гибель осляти.

Вопрос о проблеме взаимоотношений Советской Армии и населения Каскелена поднимался даже в штабе Среднеазиатского военного округа, базировавшегося в то время в Ташкенте ⁹² , и был под личным контролем командующего округом Героя Советского Союза маршала Гречко ⁹³ , как утверждали каскеленцы на перекурах между сериями появившихся тогда двухсерийных фильмов, пока киномеханник менял ленты.

Скандал, вызванный смертью Вальки, вернувшись из-за индо-пакистанских границ, остался бушевать в административных верхах Алма-Аты и Карасайского района, а также между колхозом имени Иосифа Виссарионовича Сталина и военной частью около года.

- А если бы там наши детишки гуляли? - кричали возмущенные русские и казахские каскеленки, встречая Растрогуева, Гоберидзе и других офицеров, любящих полакомиться шашлыками, парящимися в саксауловом дыму над мангалами возле каскеленского "Центра быта" - длинного глинобитного строения со складом, приемным пунктом и магазином сельпо, с колхозной пекарней, с ателье мод, с парикмахерской, с рабочей столовой, с фотостудией, с сапожной мастерской, с баней, с аптекой, с редко открываемой лавкой скобяных товаров и с многочисленными складами и гаражами при них. - Убирайтесь отсюда! Это наша земля! Мы вас сюда не звали!

Приходили выборные бабы с этим требованием и в кабинет к самому полковнику Расторгуеву, и к председателю бывшего колхоза имени Сталина, ставшего в этот период по приказу из Москвы совхозом "Каскеленский", и к секретарю парткома Исламбеку Касымову ⁹⁴ , и к председателю профкома Сабиту Асанову, и к зависимому ото всех, но не вынимающему ни на минуту портфеля из-под мышки председателю сельсовета Жапару Остроглазову. Писали бабы в Алма-Ату едва ли не всем тамошним начальникам, давали наказы депутату своему и хозяину павшей смертью храбрых ослицы Вальки Умурзаку Абдугуловичу Аблугулову освободить село от московских оккупантов.

- Не то устроим восстание, - обещали каскеленки. - Будет тут у вас как при Пугачеве. Или как при Стеньке Разине.

Но - как о стенку горох.

Председательские и секретарские права как местных, так и общеказахстанских начальников, на советских военных не распространялись.

Алма-атинское начальство, периодически наезжая в Каскелен по требованиям жалобшиков, ело каскеленскую баранину и пило водку "Московскую" охотно, но приказов об освобождении Каскелена от соседства с воинской частью не писало, уважения каскеленцам не оказывало.

Офицеры-связисты, в свою очередь, молча ели каскеленские шашлыки, согласно кивали каскеленкам и, выпив по пять-шесть штофов пива, отправлялись вразвалку назад - в офицерский туалет, расположенный под прикрытим зеленого забора с красными звездами, имеющий четыре фаянсовых унитаза и четыре же писура со все время журчащей в них водой ⁹⁵ .

Расторгуев радушно улыбался бабам и обещал в дни учебных стрельб выставлять отныне "в обязательном порядке" ⁹⁶  охрану вдоль границы территорий совхоза и отторгнутой Москвой в пользу Советской Армии каскеленской земли.

Умурзаку-аге в Приемной Президиума Верховного Совета Казахской ССР через год после начала тяжбы заведующий Юридическим отделом объяснил:

- Армией распоряжается только Москва, товарищ Абдугулов, не Алма-Ата. Как в Москве скажут - так и будет. А за ослицу тебе заплатят. Вот тебе письмо - передашь начальнику местного гарнизона. Их начфин тебе потерю Вальки возместит.

Так Умурзак-ага получил, в конце концов, за убитую сержантом ослицу сумму, равную стоимости нового мотоцикла "Урал", что равнялось стоимости ровно десяти ослиц-пятилеток на алма-атинском конном базаре, а полковник Расторгуев проникся особым уважением к депутату, о котором раньше говорил, что "век бы не хотел его видеть" ⁹⁷ .

Причиной изменения отношения полковника с Умурзаку-аге, говорили каскеленцы мне уже в 1982 году, было то, что после урегулирования этого скандала в кабинет полковника позвонил будто бы сам маршал Гречко с выражением соболезнования по поводу смерти ослицы местного чабана, а потом знакомые штабисты конфендициально сообщили Антону Петровичу, что не только в штабе округа, но и даже в Министерстве обороны СССР маршалы и генералы довольны дипломатическими способностями полковника в деле взимоотношений с местным населением и поставили Расторгуева в список первоочередников-нефронтовиков ⁹⁸  на получение генеральского звания.

- Блин, знал бы, что за ишаков генеральские звания дают, - сказал Расторгуев на радостях жене, - я бы всех местных ослов перестрелял самолчино.

Слова эти услышал помогавший по хозяйству жене полковника солдат, передал их сослуживцам - и мнение полковника об ослах как-то само собой достигло ушей самых скандальных каскеленок.

И женщины, как это ни удивительно, именно после этих слов успокоились.

Потому что каскеленки сразу после этих слов поняли, что солдаты Советской Армии стрелять в их детей не собираются, а если и будут где-то и когда-то стрелять, то только по ишакам, да и то только для того, чтобы стать генералами.

- Полковник у них один, - глубокомысленно рассуждали каскеленки, - генералом может стать тоже только один. Ослица убита одна, - и делали казавшийся всем тогда единственно верный выводж. - Больше полковнику стрелять незачем.

Так об этом и говорили несколько месяцев подряд каскеленские бабы русские громко и слышно всем подряд, казашки шептались о том же потихоньку, но столь же убежденно. А мужики радовались восстановленному миру с военными и тому, что вновь можно у того же Расторгуева за бутылку-две водки брать по весне на работы на приусадебных участках по десятку солдат, как бесплатную рабочую силу.

Про убитую Вальку забыли в Каскелене так плотно, словно ее самой на свете никогда и не было. А про то, тоскует по ней Куан или нет, не думали тогда даже Бауржан с Петькой. А Мадина, бывшая одной из первых свидетельниц появления белого осленка на белый свет, и вовсе развеселила всех, спросив однажды у Бауржана:

- А Кулана вы где покупали? В Москве, да? - потому что твердо была уверена, как и все, впрочем, ккаскеленцы, что все хорошее можно купить только в Алма-Ате либо в Москве.

Осенью же 1961 года в Алма-Ату председатель сельсовета направил обычное письмо с привычной благодарностью всей Советской Армии и заодно и Военному флоту СССР от имени всех каскеленцев за то, что солдаты местного гарнизона оказали шефскую помощь совхозу в деле сбора урожая с полей и организовали бесперебойную доставку зерновых в Алма-Атинский элеватор ⁹⁹ .

Когда же в ответ из благодарной за прекращение тяжбы Алма-Аты пришла в Каскелен премия за победу в социалистическом соревновании совхозов республики, то бывший председатель колхоза, а теперь директор совхоза Мухтар Алибекович Алибеков в свою очередь выделил премию всем каскеленцам поголовно. Досталось даже по двадцать пять рублей новыми и Бауржану с Петькой. За то, что они на запряженном в арбу Куане возили совхозное зерно на мельницу, а муку - в совхозную пекарню, и работали так всё лето.

Куану же директор сам принес корзину, полную свежих кукурузных початков с висящей из них бахромой желто-зеленых рылец.

- Красивый ишак! - сказал Мухтар Алибекович, глядя на то, как осел с совредоточенным видом и явно с удовольствием уминает кукурузу, вгрызаясь большими крепкими зубами в початки, выгрызая янтарного цвета зерно и отбрасывая мордой в сторону объеденные кочерыжки. - Я раньше белых ишаков никогда не видел. Отец рассказывал про ишака пишкекского имама, да я не верил, - и далее поведал Куану всем в Каскелене давно осточертевшую историю, как на обрезание засранца-сына местного бая, имя которого все уж давно позабыли, приезжал святой человек из Пишкека, и о том, каким большим был той по поводу не то обрезания, не то приезда святого человека на это обрезание.

- Мухтар-ага. - спросил Бауржан, - а тот обрезанный засранец, кто он? Он всё еще живет в Каскелене?

Директор покраснел, пробормотал что-то невразумительное и, не попрощавшись, ушел со двора Абдугуловых.

- Ты что, совсем дурак? - спросил Бауржана Петька. - Ведь это он и есть - засранец. Сын бая.

- Как он? - удивился Бауржан. - Он же директор.

- Потому и директор, - объяснил Петька, - что в совхозе все земли - алибековские. От дедов и прадедов, говорят, Мухтару Алибековичу достались.

- Это что же - он себя, получается, засранцем назвал? - продолжил удивляться Бауржан.

- А что же ему теперь на каждом шагу кричать: "Это мне обрезание делали! Это я - сын бая!"? Все и так знают. Но молчат. А вслух скажешь - Москва сразу же другого директора назначит. Которому земля эта на фиг не нужна. Другой здесь такого натворит - весь Каскелен с голоду передохнет.

Петька лишь повторил слова, слышанные им от взрослых, но Бауржан, услышавший эту мысль впервые, посмотрел на друга своего с удивлением и уважением.

"А Петька, оказывается, не дурак! - подумал он. - Рыжий, а рассуждает, как взрослый!"

Шел им обоим уже девятый год, учились они аж во втором классе, в армейский клуб на просмотр концертов самодеятельности и на регулярно приезжающих из Алма-Аты, Джамбула, Ташкента и Фрунзе артистов ходили без родителей, лишь со старшей сестрой Бауржана Гульнарой. С нею же вместе слушали выступление самого великого из всех сладкологосых певцов Батыра Закирова ¹⁰⁰ . Индийские и арабские фильмы для взрослых с поцелуями и страданиями в клубе совхозном смотрели мальчишки также вместе, но уже без стесняющейся их Гульнары, устроившись под первым рядом стульев, глядя на экран из-за обутых в кирзовые сапоги мужских ног и женских ног в туфлях. А на выступления приезжающего к ним в село раз в год московский цирк "Шапито" ходили чисто и красиво одетыми уже полными семьями: Петькиной и Бауржановской. Потому как цирк было положено любить всем, независимо от пола и возраста, и при этом все номера и всех артистов. Хотя на самом деле, Петьке и Бауржану в цирке нравились только клоуны и силачи, все остальные номера, даже конную джигитовку и фокусников, они стоически высиживали в ожидании своих кумиров.

Ишаки тем временем плодились в Каселене в ранее невиданных ни здесь, ни в Китае, количествах. На второй год жизни Куана по всей ближайшей округе родилось никак не менее тридцати ослят, а за два года до этого рождалось не больше пяти ¹⁰¹ . Слух о том, что большинство новых ишаков Алма-Атинской области - результат особой любвеобильности юного пока еще Куана, а потому следует через поколение-два ждать вырождения, то есть появления на свет большого числа ослиных уродов, о страшном виде которых уже ходили легенды по пяти областям Южного Казахстана - Кызыл-Ординской, Чимкентской, Талды-Курганской, Алма-Атинской и Джамбулской, - достиг, должно быть, ушей русского царя Хрущева, живущего не только в Москве, как Сталин, но и шатающегося по всему миру с бесплотными увещеваниями таинственных империалистов о дружбе и мире между государствами.

Услышал ли "наш дорогой Никита Сергеевич" действительно про любвеобильного Куана, когда прибыл в Алма-Ату на поезде вдребезги пьяным, с похмелья выслушав словеса всего партхозактива Казахстана, включая Брежнева и Умурзака-агу, сказать трудно. Но только после посадки им яблони в саду пока еще не открытого ВДНХ Казастана и возвращения в Москву, подписал Председатель Совета министров СССР постановление о том, что отныне сельхозналогом облагается вся живность крестьянского подворья, все деревья и кустарники. Отныне кажый проклюнувшийся из яйца цыпленок, каждый кабачок, выросший в частном огороде, каждый ягненок подлежали регистрации и налогообложению, то есть оплате за их существование крестьянством в казну. Независимо, кстати, от того выживут они или не выживут.

За каждого осла либо ослицу стало обязательным платить в госбюджет ровно пять рублей в год новыми деньгами, что старыми равнялось пятидеяти рублям - сумме, от звучания которой у дехкан глаза лезли на лбы.

- Я при Сталине за пятьдесят рублей два мешка зерна покупала! - причитала пока еще не свидетельница Иеговы, но уже во всем и всегда со всеми несогласная тетя Дуся Потемкина, у которой у самой не только осла отродясь не имелось, а было лишь с десяток кур, но боялась, что отныне оплата ослиных услуг увеличится и это ударит ее по карману. - За что платить? Где деньги брать? Скажите, люди добрые!

Но каскеленцы ей если и вторили ей, то тихо, прячась по углам. Ибо точно знали, что власть есть власть; если власть требует с народа денег, то платить надо. И за корову, и за овец, и за козу, и за ни на что ни годного козла, и за ишака.

Или следует срочно избавляться от урожая и живности.

И вот тут-то началось...

Сады и кустарники тут же пошли под топор и свалились в кучи дров.

Базары городов СССР оказались заваленными незрелыми яблоками, урюком, виноградом, сливой, вишней, грушами.

Приемные пункты потребкооперации усиленно торговали всякого рода продукцией мясных и консервных заводов, забойные цеха которых были переполнены скотом, фруктами и овощами.

Спешно соорудили по Казахстану десятки мелких мясокомбинатов, а Семипалатинский мясоперерабатывающий гигант стал отказывать гуртовщикам из Монголии в закупке их крупнорогатого скота из-за переизбытка сдаваемых казахстаснким населением на забой животных ¹⁰² .

Облпотребсоюзы строили новые загоны для вовсю сдаваемых частниками коров, овец, коз.

Возле каждого города либо отрыли новые скотомогильники, либо стали использовать для них овраги.

Стоимость шашлыка на всех среднеазиатских базарах упала до шестнадцати копеек (новыми) за палочку; лишь в Алма-Ате и Ташкенте равнялась она двадцати пяти копейкам, но зато с бесплатным хлебом и луком, а иногда даже и с бесплатным чаем из самовара.

Производство колбас на юге Казахстана достигло таких масштабов, что для успешной продажи их потребовалось изменять внешность колбасных изделий с целью рекламы их. Так появились, к примеру, колбасы в виде зайчиков, мишек, паровозиков и других игушек вплоть до пистолетиков, отштампованных на прессах металлообрабатывающих заводов из колбасного фарша. И мощностей всех ставших работать в три смены сельхозперерабатывающих предприятий стало не хватать по всей республике.

А заоодно не стало хватать рабочих рук. Потому в некоторых местах было принято решение горсоветов о помощи мясокомбинатам в виде работы там всеми желающими по половине смены плюсом к семичасовому рабочему в те годы дню при шестичасовой рабочей неделе. На Алма-Атинском мясокомбинате тудились даже по воскресеньям. Повсеместно открылись новые ларьки и магазины с названием "Субпродукты", где требуха, голяжки, языки, хвосты и прочие фактически отходы мясного производства продавались по бросовым ценам - от трех до сорока копеек за килограмм. В студенческих и рабочих столовых заводов и фабрик республики холодец выставлялся на столы бесплатно, сделав его равнозначным оставшихмся со сталинских времен бесплатным хлебу и чаю.

В некоторых городах выступили в местной печати умники, которые предложили на базе хрущевского постановления укрепить местные бюжеты путем введения налогов на собак, кошек и даже на аквариумных рыб. Рассылались, например, не считаясь с почтовыми расходами, каждому алма-атинцу соответствуюшие анкеты с категорическим требованием ответить на вопросы типа "Имете ли вы в доме белых мышей?", - вызывавших у одних граждан хохот, у других испуг за рассудок работников горисполкомов и горкомов партии, у третьих - обсуждения того, где и почем можно купить белых мышей. Некоторые бабушки вполне искренне и серьезно писали в анкетах, что белых мышей у них в домах не водится, а серых она посчитать сама не в силах ввиду старческой немочи, а потому просит прислать для учета оных настоящих ученых специалистов по мышам. Отвечали и хохмами про невключенных в опросники тараканов и мух. вопросами о модном тогда снежном человеке, который якобы поселился в сарае и ничего не ест, а только вздыхает по ночам и воет на полную луну - надо ли платить за него налог и какой величины?

Директор хозмага номер пять города Джамбула Анатолий Шлемович Заднепровский ответил, что в подведомственных ему продуктовых магазинах выявлено 1 миллион 184 тысячи 513 мышей обоих полов. В сопроводилке к анкете он же собственноручно дописал, что никто в его магазинах не имеет возможности разделить эту ораву грызунов по половому признаку, не знает ничего о скорости размножения мышей, но на всякий случай просит разрешения у вышестоящих органов на приобретение одного миллиона мышеловок за государственный счет. И, говорят, деньги на приобретение мышеловок хозмаг получил. Только вот купил ли Заднепровский мышеловки, присвоил ли деньги, никто так никогда и не узнал. А стоили те мышеловки в тот год 25 копеек новыми ¹⁰³ .

Жители же Каскелена праздными проблемами и понятиями головы свои не перегружали. Если кто из них и ответил на дурацкие анкеты и затратил пять копеек на конверт, то были это две молодые, только что закончившие Алма-Атинской ЖенПИ ¹⁰⁴  учительницы младших классов, да несколько конторских дам из числа русских разведенок. живущих на законное мизерное свое жалование и держать из живых существ никого, вплоть до прожорливых тараканов, при себе не имеющих возможности. Они просто ставили прочерки после каждго вопроса и отправляли анкету по прилагаемому адресу не то облстатуправления, не то облисполкома.

Главным же результатом идиотского Постановления Хрущева было то, что каскеленцы и отарцы помирились. И опять-таки благодаря Куану.

Глава третья. ТЯЖЕЛА ТЫ ЖИЗНЬ ИШАЧЬЯ

Случилась очередная история Куана по выживанию в полном агрессиии человеческом мире как раз на пятый год после рождения его, то есть по окончании Бауржаном и Петькой второго класса, когда считалка о начальной школе выглядела особенно для них приятной:

"Первый класс свиней пас,

Второй резал,

Третий ел,

Четвертый в щелочку глядел", - утверждалось в ней с той же безаппеляционностью, как и особо модное тогда во всем взрослом мире заявление: "Победа коммунизма неизбежна, как крах капитализма".

То есть стать привелегированными личностями в деле поедания свинины и почитаться третьеклассниками хотелось в тот год равно и потомку любящих шкварки христиан Петьке, и ни разу не евшему иного мяса, кроме баранины, конины, птицы и веблюжатины, Бауржану. Потому что главное в этой стихотворной шутке было то, что третьеклассник ест, а не то, что именно он ест, а также то, что из положения прислужника-второклассника третьеклассник автоматически превращатеся в того, кому прислуживают. И хоть все вышесказанное было ими такими словами не промысленно никогда, но прочувствовано оказалось именно таким образом. То есть в самосознании своем они находились на вершине некой социальной пирамиды потенциальных поедателей свинины.

Положение же Куана в ослином сообществе Алма-Аинской области тоже досигло апогея и осталось за ним на всю последующуую жизнь. Ибо с тех пор каждый владеющий ослицей каскеленец был твердо убежден и не раз доказывал это с пеной у рта в словесных баталиях, что отцом новорожденного осленка у его ослицы был никто иной, как белый ишак депутата Абдугулова, носящего в себе кровь знаменитого белого осла, подаренного великому Чингис-хану покоренными им китайцами и очень любимого этим властелином полумира. Именно в тот год либо родилась, либо возродилась древняя каскеленская легенда о белом осле Ак-кулане, который является в мир раз в семь ослиных поколений, чтобы указать людям направление истинной жизни, повести погрязших в грехах потомков Адама в нужном Аллаху направлении. то есть к светлой, праведной, а главное, ко всегда сытой жизни. Рассказывали и в Каскелене, и в Шамалгане, и в Алма-Ате, что великий Чингис так любил своего белого ишака, что повелел перед смертью своей похоронить Ак-кулана вместе с ним в одной гробнице и что это из-за непослушания монгольских нукеров, из-за неупокоения рядом с Чингисом белого осла созданная ими двоими великая Монгольская империя, растянувшаяся от Китая до Дуная, стала распадаться на отдельные Орды, а потом и вовсе осталась лишь в Казахстане, где, в свою очередь, развалилась казахская нация на три Жуза ¹⁰⁵ .

В легенду эту вплелась и легенда о Великом Шелковом пути, который проложил якобы никто иной, как Ак-кулан, направившийся впереди китайских караванов в сторону Европы. А также добавились истории о том, как предок этого Ак-кулана в седьмом поколении спас народы Китая от истребления государством ныне всеми забытых чжурчжэней ¹⁰⁶ . А еще раньше, за семь поколений до этого события именно белый ишак спас одно из древнекитайских государств от истребления не то японцами, не то корейцами, не то вьетнамцами, а может быть даже малайцами, ибо это белый осел ревом своим, раздавшимся среди ночи, разбудил китайского не то военачальника, не то мандарина, не то императора - и предупредил о подкрадывающемся к его армии враге.

Директор Каскеленской средней школы Мухтар Ниязович Ниязов - историк по образованию и, за неимением в селе других учителей этого предмета, преподаватель историй всех стран и народов - многократно пытался опровергнуть научную несостоятельность подобных легенд и версий происхождения Куана и лживость сообщений о мнимых подвигах его предков. Но народ каскеленский твердо стоял на своем: каскеленские ослы - самые святые ослы в Казахстане и во всем мире. Более того, сам того не желая, Мухтар Ниязович своим упорством лишь укреплял каскеленцев в мысли, что осёл, принадлежащий сыну их депутата, не только является потомком в седьмом ослином поколении знаменитой белой слицы, спасшей народы Чуйской долины от господства оставшегося в памяти казахов чудовищным злодеем кокандского Худояр-хана ¹⁰⁷ , но и является отцом всех их собственных ослят последних пометов. А это означало, что каждый из имевшихся у них в наличии ослят может в дальнейшем оказаться одним из родоночальников либо родоначальниц нового Ак-кулана, который, в свою очередь, поведет за собой весь каскеленский народ к светлому и сытому будущему. То есть не только казахов, но и русских, и живущих в этом селе нескольких семей уйгур, и двух семей дунган, и одной семьи чеченцев, и пока что лишь двух холостых турок-месхетинцев, переехавших сюда из Ошской долины после того, как они отслужили в армии, и пятнадцати немецких семей, высланных Сталиным, и даже одного молдованина, сбежавшего из Уфы от скандалистки-жены, по нации татарки, - всех их должен был возглавить белый осел.

Но... Весь этот Интернационал ¹⁰⁸  разделился на два лагеря: сторонников святости осла и противников этой идеи.

- Ты вот послушай, - обращался по-русски к директору школы старик-киргиз Молдагул Нурпеисов, выгнанный из родного аула еще в 1912 году за соучастие в воровстве у местного бая партии опиума, приставки "-ага" при имени своем долгие годы не имеющий, но всегда все знающий и всех по всякому поводу поучавший. - Ишак наш белый. Значит - Ак. А что такое "Ак" кроме "белый"? Это значит, святой. Если Аллах дал ему белый окрас, то значит это, что наш Куан - святой по воле Аллаха, - и добавлял укоризненно, стуча при этом костяшками пальцев сам себя по лбу. - Эх, ты! Думать надо!

Мухтар Ниязович, коммунист и убежденный атеист, называющий себя всегда в каскелеских спорах именно так, то есть русским способом обращения к уважаемому человеку, а не Мухеке либо Мухтар-ага, отвечал своему оппоненту тоже по-русски:

- При чем тут Аллах? Ослик Буаржана - обычный альбинос. Такое в природе встречается довольно часто. В Москве, в Дарвинском музее, есть даже ворон-альбинос. Я сам видел ¹⁰⁹ . Если уж говорить об этимологии слова "Ак", то его можно перевести на руский и как "светлый", "чистый". Вода, которая с гор течет, как по-нашему называется? "Ак-су". То есть светлая вода. А та, что из-под земли родниками выбивается, болота, солонцы делает, зовется "кара-су". То есть вода черная. По-твоему, это Аллах воду разной делает?

- Аллах, - убежденно отвечал старый Молдагул.- Все делает Аллах. Черная вода бывает соленой, тухлой, а белая вода всегда чистая. По воле Аллаха.

- Глупости! - взрывался директор школы. - В науке черная вода называется каптажной, через какие подземные слои она просачивается - такого и вкуса. А вода светлая - она с гор стекает, она снежная, талая. Сплошная физика.

- Ух-ты! - кричал тогда Молдагул, переходя на казахский язык. - Ты мне физику-мизику в морду не тычь. Всю твою физику Аллах сделал. И белых ослов тоже.

Дети каскеленцев тоже разделились надвое, защищя интересы и мнения строго по принципу: мой папа (моя мама) всегда прав (права), а "кто не с нами, тот против нас". То есть, борясь за право Куана именоваться потомком святого осла Чингис-хана, добрая половина пионеров и комсомольцев села стала устраивать бойкоты директору школы и примкнувшим к нему нескольким учителям, а другая половина принялась добросовестно учиться. Школьники сбегали группами, а то и целыми классами с уроков, устраивали гудения с закрытыми ртами во время заняий и даже перестали драться между собой, признав себя единым русско-казахским народом потомков Чингис-хана.

Наступила пора всеобщей детской любознательности и интереса учащихся к истории своих народов и к истории своих соседей. Чапрашты оказались одним из родов племенного союза Дулат самого большого из трех Жузов - Старшего. Киргизы на этой земле - новые люди, ибо пришли сюда всего лишь девятьсот лет тому назад со стороны Алтая и Саян. Русские и вовсе заявились в Семиречье всего лишь сто лет назад вместе с генералом Колпаковским и стали тут казаками ¹¹⁰ . Но большая часть русских каскеленцев оказалась ссыльными из всех краев огромной России, перебравшимися сюда под конвоем еще при царе и при Сталине, а также целинниками и направленными из институтов по распределению молодыми специалистами. Немцы тоже оказались высланными Сталиным, не только во время Отечественной войны ¹¹¹ , но и при царе - в самом начале Первой мировой войны, имериалистической. Уйгуры и дугане тоже сто лет как здесь живут - русские их сюда из Китая перетащили ¹¹² , спасая ото гнева богдыханов и мандаринов.

- Получается, - сказал Бауржану оторопевший от обилия абсолютно новой для него информации Петька, которого несмотря на огненно-рыжий цвет его волос никто в Каскелене не окликал Рыжим, а все звалим просто Петькой либо по-украински Петро ¹¹³ , - только для казахов эта земля - родная? А мы что - здесь лишние?

- Дурак ты, Петро, - ответил ему друг. - Какой ты лишний? Твой отец моему отцу жизнь спас. Не будь твоего отца - и меня бы не было.

И это было правдой. Весной 1946 года демобилизованный Умурзак Абдугулов, тогда еще молодой танкист-запасник, ходивший в офицерской гимнастерке без погон не из форса, а из-за отсутствия другой одежды, шел из Алма-Аты в Каскелен пешком, неся в вещмешке полученные по выданным ему в военкомате продуктовым карточкам шесть килограммов колотого желтого сахара. Шел весело, напевая, радуясь тому, что есть чем угостить сельчан, которые будут рады маленькому тою по случаю возвращения сына покойного Абдугула-аги домой. Светило солнце, в небе заливался жаворонок, не перелопаченная в тот год еще колесами воинских автомашин земля отцвела, но все еще была зеленой, лишь готовясь со ня на день выгореть, куртинки ковыля прогибались под легким ветерком

И вот тут-то, словно из-под земли, возникли перед Умурзаком всю войну прятавшиеся в горах каскеленские дезертиры, грязные, обтрепанные, бородатые и озлобленные - все шесть человек ¹¹⁴ . Вооруженные ножами и одним старым дробовиком, они пожалели остатков пороха и свинца, стрелять не стали, решили вступить в схватку с приготовившимся отдать жизнь незнакомым им молодым казахом в старой офицерской гинастерке, с сидором на одном плече и со скатанной шинелью на другом...

- Дай пожрать, - сказал один из дезертиров сакраментальную фразу профессиональных разбойников, - не то зарежем.

Умурзак-ага, быстро сунул руку в кармана и выхватил мигом раскрывшийся большой трофейный нож с рисунком в виде трех колец на блеснувшем в луче солнца лезвии ¹¹⁵ .

- Посмотрим, кто кого, - ответил он спокойно и, сбросив с плеча сидор, ухватил его за лямки, сделав холщевый мешок с сахаром внутри, по сути, булавой, ударом которой можно и голову противнику снести.

- Эй, послушай, - сказал второй дезертир примирительным голосом. - Нас шесть, а ты один. Дай пожрать - да проходи.

Пока он говорил, группа его разделилась: двое принялись обходить Абдугула слева, двое - справа.

- Самому мало, - ответил Абдугул, понимая, что за сахар в сидоре придется ему, вполне возможно, отдать и жизнь.- Да и не так вы просите. Не по-человечески.

- А как это - по-человечески? - криво усмехнулся дезертир, заговоривший первым, и перехватил обрез старой берданки так, чтобы использовать ее, как дубинку.

- Не грозить, - ответил Умурзак, готовясь к отражению удара прикладом, - а говорить: "пожалуйста".

Внезапно из кустов, растущих вдоль прораны ¹¹⁶  маленькой безымянной речушки, стекающей с гор и теряющейся далее в степи, раздался ружейный выстрел.

Дезертиры, не сговариваясь и не глядя друг на друга, бросились наутек.

Спустя пол минуты из кустов, растущих на берегу прораны, выбрался чертыхающийся и отряхивающийся от прилипшего к его одежде репья высокий рыжеволосый парень с берданой в левой руке, в застиранной гимнастерке без погон и в сбитых на левый бок старых сапогах.

- Что - нарыхался ¹¹⁷ ? - спросил он, и тут же успокоил. - Ничего - это местные. Дезертиры.

- Ага, - согласился Умурзак, ухмыляясь. - Раз местные - значит им грабить можно.

- Да, ладно тебе, - отмахнулся рыжий. - Тебе в Каскелен?

- В Каскелен.

- Пойдем, провожу, - предложил рыжий. - А то тут такие дороги - черт ногу сломит.

- Так я тоже местный, - сказал Умурзак (тогда еще не ага).- Дорогу знаю, - и, сложив нож, спрятал в карман.

- Местный - не местный, а проводить тебя надо, - заметил рыжый. - Видишь, как у нас встречают? Когда я в первый раз сюда шёл, в меня стреляли два раза.

- И как? - спросил Умурзак.

- А, - отмахнулся рыжий. - Промазали засранцы. И тоже убежали, - и тут же пояснил. - У меня пистолет был. Наградной. Я вынул - они и дали дёру.У тебя пистолет есть?

- Нет.

- Вот потому и провожу, - безапеляционным тоном заявил рыжий незнакомец, и протянул руку. - Фёдор.

Так познакомились отцы друзей Куана.

Федор Леонтьевич оказался тоже фронтовиком, старшим сержантом артиллерии, кавалером Орденов Славы и Красной Звезды, оказавшимся после тяжелого ранения под Дрезденом на излечении в Алма-Ате, а затем отправленным местным военкоматом в Каскелен для помощи тамошнему обезмужинному женскому населению на сельзработах. Ну, и с напутствием жениться там, конечно. Ибо Родине нужны не только победы над врагом, но и дети для новых поколений.

В кустах прораны первый каскеленский рыжий оказался потому, что был поставлен на пост председателем колхоза имени И. Сталина Мухтаром Алибековичем Алибековым для охраны подступов к селу. Дезертиры в течение всей войны и после нее нападали на путников на дорогах, кого-то и убивали, но чаще просто грабили. Ловить их саиим каскеленцам было не с руки, потому что каждый из дезертиров был кому-нибудь тут родственником, а чужаку сам Бог велел стать защитником сельчан. С условием, конечно, что стрелять в бандитов он не станет. И служил в этой должности Федор Леонтьевич до самого февраля 1947 года, когда дезертиры возле Каскелена перевуелись.

- Да какую там жизнь спас! - отмахнулся Петька. - Те дезертиры вон все у нас в совхозе работают. Они бы убивать твоего отца не стали.

- Это сейчас не стали бы, - разумно рассудил Бауржан. - А тогда могли бы и убить. Запросто. Отец рассказывал, что в тот год в Шамалгане ¹¹⁸  за кило сахара кто-то целую семью вырезал - так и не нашли кто. Потому что из сахара знаешь, какой самогон делают? Самый лучший!

И далее беседа мальчишек перешла на обсуждение того, какой самогон лучше: из сахара. свеклы, картошки, горных ягод, кукурузы или еще из чего? Вкуса самогона в том возрасте они не знали, вонь же сивушная казалась им одинаково противной из всякой закваски, зато разговорами взрослых об этом важнейшем в жизни всякого села напитке забиты были их уши доверха, еще и на долю присутствущего при этом споре Куаана оставалось.

Ослиный рев прервал эту с виду глубокомысленную, а, по сути, бессмысленную беседу.

- Ладно, ладно, - ответил Куану Бауржан. - Не будем спорить.

Именно в дни повального увлечения каскеленцами своей перепутанной историей и доказательствами святости осла, случилось Петьке с Бауржаном громогласно объявить в перессорившемся Каскелене, что все оним дураки, раз спорят по пустякам, и, захватив с собой Куана, сбежать от от праведного и кратковременного гнева односельчан в Алма-Ату.

Там они узнали у Тимура-аги, что белый ишак, посетивший однажды Каскелен перед революцией, действительно принадлежал пишкекскому мусульманскому попу, но только не муфтию (то есть не знатоку и толкователю сур Корана), а имаму одной из тамошних мечетей Болату без фамилии.

- Потому что фамилий тогда у казахов и киргизов не было, - объяснил приемный отец Абдугула-аги мальчикам и стоящему поодаль Куану. - Только грамотные по-русски казахи имели фамилии. А имамы и муллы были грамотны по-арабски, хотя слов арабских не понимали, заучивали их - и толковали так, как им заблагорассудится. Поэтому считались шибко умными среди совсем неграмотных казахов. Это советская власть нас грамоте научила и научила думать самостоятельно ¹¹⁹ .

Имам Болат был внуком одного из нукеров казахского рода Найман, служившего у того самого Худояр-хана из казахских сказок ¹²⁰ , который существовал на самом деле, а за сто лет до описываемых здесь событий приказал вырезать по время восстания Пулат-хана ¹²¹  всех взрослых мужчин и детей мужского пола рода Чапрашты от пяти лет и старше.

- За это и был наказан русскими, - закончил дед. - Так что считай, Бауржан, что род наш от истребления сто лет назад предки твоего друга спасли.

- Не, - мотнул головой юный владелец Куана. - Федор Леонтьевич к нам после войны приехал. Нас от Худояр-хана семиреченские казаки спасли.

Потому что каскеленская правда исторических событий утвержлала так.

А как попал белый осел в руки к внуку кокандского карателя и почему именно киргизскому имаму Болату казахский бай Алибек доверил обрезание старшего сына своего и наследника, ставшего в советское время председателем колхоза и директором совхоза, не знал Тимур-ага, да и никто не знает.

- Вы бы успокоили своих однокласскников, - посоветовал дед мальчикам. - Люди не должны ссориться из-за родословной своих ослов.

Мальчики согласились и, вернувшись через неделю в Каскелен, в два дня примирили спорящих детей, позволив им поездить верхом по очереди на всегда бывавшем после походов в Алма-Ату смирном Куане. Тем и убедили пацанов в том, что ничего царственного и святого в белом ишаке нет, а болтовня взрослых о его мнимом величии - досужие бабьи выдумки, подхваченные глупыми Молдагулами.

Не давали кататься лишь тем, кто никак не хотел верить в то, что пишкекский белый осел невесть как попал в руки тамошнему имаму, а скорее всего украден им у бедного декханина, то есть лишился своих святости и величия.

Но упрямо верящих в святость пишкекского осла на всю школу набралось всего лишь пять девчонок из трех вторых классов - не больше. Да и те, убедившись на чужом опыте, что Куан может быть смирным, соблазнились, в конце концов, возможностью сесть верхом на недавно еще казавшегося половине Каскелена священным осла. Потому и они, в конце концов, признали вслух никому из них неведомого пишкекского имама не святым человеком, а внуком худоярского жандарма - и получили возможность оседлать поверх подушки костистый белый хребет, увенчаный большими ушами, чтобы потом, на склоне лет - уже после обретения Казахстаном независимости - вспоминать об этом событии, как о своем торжестве в доказательстве того что имам пишкекский был... святым человеком ¹²² .

Приближалась осень, пора игр в лянгу ¹²³ , требущую отключения сознания от всякого рода знаний и логического мышления, воспитыващую в игроке лишь умение бить ногой по утяжеленному свинцом куску овечьей шерсти вывернутой стопой ноги, развивающую работу вестибюлярного аппарата и провоцирующую, как утверждают врачи, паховую грыжу.

Спор о святости осла, утихший среди детей с помощью "трех мушкетеров", продолжался между директором школы и родителями его учеников продолжался еще месяца три и достиг такого накала, что в Алма-Ату вновь полетели жалобы, на этот раз на Мухтара Ниязовича, обвиняемого всё теми же непримиримыми каскеленками в покушении на честь рода Чапрашты, один из основателей которого - согласно опять-таки легенды каскеленской - был конюшим при Чингис-хане и личным поводырем легендарного Ак-кулана.

Новое дело по жалобе каскеленок вновь разбиралось в Верховном Совете республики, вновь от имени каскеленцев ответ перед комиссией по делам почему-то интернацонального восптания и почему-то только молодежи ¹²⁴  держал депутат облсовета Умурзак Абдугулович Абдугулов. И вновь он защитил своих землячек, объяснив руководству Казахстана, что ссориться с казахским народом из-за его желания помнить своих предков и одну из их легенд бессмысленно.

- Потому что победа над одной легендой обязательно породит две других, с которыми бороться будет еще труднее, а из тех двух неминуемо возникнут четыре - и так до бесконечности.

Он сказал, что легенды питают душу народа, а такие имена, как Ак-бота, Ак-кулан, Ак-жол ¹²⁵  являются всего лишь символами надежды казахского народа, равнозначными идее русских о коммунизме. Он сказал, что потому народ казахский так легко принял светлую идею строительства социализма, что она отвечает надеждам и чаяниям самого казахского народа. Далее он поведал присутствующим на заседании, что в сознании казахов осёл не являвяется грубым, грязным и глупым животным, как это бытует в сознании у русских, что казахи издавна любили и уважали трудяг-ослов, помогавших им выжить в тяжелых условиях кочевой жизни в степи.

- Убивать в людях веру в Ак-кулана - это значит вызывать гнев народа на советскую власть, - сказал Умурзак-ага в заключении самые смелые в своей жизни слова. - А наша советская власть - самая справедливая за все время существования казахов. Поэтому, если вы не станете поддерживать мнение народа о своей истории и своей судьбе, власть советская в Казахстане не удержится, - и далее заключил вовсе мудро. - Всякий народ СССР должен почитать себя великим - и верить, что он достоин светлого будущего, заслужил его.

В чем состоит связь между давно подохшим ослом Чингис-хана и светлым будущим казахского народа, никто из депутатов не понял. Но, уловив пафос в тоне докладчика, все присутствующе на заседании по привычке зааплодировали так, что сами возбудились от собственных хлопков и от тотчас вспыхнувшего в их душах привычного энтузиазма - и в результате начавшиеся просто хлопками аплодисменты депутатов Верховного Совета переросли в настоящую овацию.

Тотчас выступил с согласным с Умурзаком-агой словом бывший летчик-истребитель, Дважды Герой Советского Союза Талгат Бегельдинов, сказавший, что он лично полностью поддерживает своего боевого товарища, бывшего фронтовика товарища Абдугулова, в том, что народ казахский должен помнить подвиги не только своих отцов, но и всех своих предков, а потому надо на государственном уровне подержать инициативу жителей Каскелена по увековечиванию памяти героев-казахстанцев в этом селе и сооружения памятника там ушедшим на фронт каскеленцам.

В тот раз присутствовал на заседании комиссии по делам национальностей Верховного Совета Казахской СССР и очень знаменитый в республике, тогда еще не Герой Советского Союза ¹²⁶ , но давно уже герой книги Александра Бека "Волоколамское шоссе" и недавно ставший членом Союза писателей СССР Бауржан Момыш-улы, весьма завистливо относящийся к авторитету Бегельдинова, выпустившего свою книгу воспоминаний "ИЛ-ы атакуют", получившую широкое признание в стране. Момыш-улы решил не ударить в грязь лицом перед высоким начальством и сказал свое веское слово:

- Меня тут Москва решила направить на Остров Свободы Кубу, чтобы я мог прочитать тамошним военным специалистам курс лекций по военной стратегии. Мне думается, что я бы мог обогатить свои лекции ссылками на опыт каскеленцев, сумевших объединить русских и казахов в деле защиты памяти казахского народа о своих предках. Потому заранее от лица наших кубинских товарищей и всего прогрессивного человечества приношу благодарность товарищу Абдугулову за то, что он сумел в наше сумасшедшее время, когда все заняты проблемой разрешения дел насущных, обратить наше внимание на то, что все мы - потомки наших предков, и тем сильны.

После таких слов овации вызвали у некоторых из присутствующих даже ощущение безмерности, а у некоторых выступили слезы на глазах от осознания своей личной причастности к происходящему.

- Будь жив Сталин, - сказал. похлопывая в ладоши, своему помощнику сидевший в том зале первый секретарь Джамбулского обкома партии Садвакасов, - он бы заревновал к Момыш-улы. А сейчас - ничего, похлопаем - и забудем. На Кубе нашему герою сейчас самое место. Не то захочет встать во главе республики - и встанет. С таким-то языком: ничего не сказал, а воодушевил всех.

В целом, заседание того дня комиссии по проблемам нтернационального воспитания молодежи прошло, как всегда, "на высоком уровне". Нужное число руководителей коллективов похвалили, руководителей двух коллективов с Северного Казахстана пожурили, одному вкатили выговор с обещанием при повторном нарушении принципов интернационализма снять с этого поста и перевести на должность пожиже. Заодно создали новую комиссию по увековечиванию памяти участников Великой Отечественной войны и составили требование в Москву на выделение денег на работу этой комиссии с последующим включением ее результатов в пятилетний финансовый план республики. Посокрушались, что товарищ Абдугулов быть членом подобной комиссии не может, ибо проходит номенклатурой по линии облисполкома, а не Верховного Совета, а потому может соучаствовать в работе комиссии лишь в качестве наблюдателя с совещательным голосом. Бауржана Момыш-улы в состав комиссии включили за его боевые заслуги и с пониманием того, что, уехав на Кубу, герой работе комиссии своими речами мешать не сможет.

Много вопросов Умурзаку-аге не задавали, спрашивали лишь о старшем сыне: как учится Бауржанчик, дружит ли с детьми других национальностей, помогает ли по дому, доволен ли Советской властью? Все ответы областного депутата удовлетворили присутствующих, а всякая попытка Умурзака-аги перевести разговор на Куана и его предков стойко проигнорировались.

Только Бауржан Момыш-улы сказал, что у него в детстве тоже была своя ишачка и отец отводил ее пешком за 380 километров из Джувалы в Пишкек на случку с белым ослом имама.

- Но с тех пор прошло уже два раза по семь ослиных поколений, а ни у кого в Джувале так и не появилось белого ослика, - с печалью в голосе заключил герой. - Так что ты, Умурзак, не особо-то и надейся, что от твоего осла пойдут святые ишаки, - добавил он по-свойски, на правах фронтовика фронтовику. - Когда и где следующий белый осел родится, один Аллах ведает. Так своим односельчанам и передай.

Но сказано было это уже после заседания, в кулуарах, а потому в протокол не занеслось и с выводами комиссии не согласовывалось. Вывод же гласил:

"Усилить работу по интернациональному воспитанию трудящихся на территории всей республики... Академии Наук Казахской ССР обратить внимание на пропаганду религиозного дурмана в фольклоре казахов", - и так далее, по заведенному порядку. Из чего следовал совершенно неожиданный вывод:

"Произвести редакцию всех текстов казахских народных сказок в духе соответствия их марксистско-ленинским принципам и обеспечить их переиздание в новой редакции с января следующего года".

Про белого осла, о котором шла речь в письме каскеленок, - ни слова.

Еще на Героя Социалистического Труда чабана У. А. Абдугулова выписали представление к Ордену Ленина "за выдающийся вклад в дело воспитания подрастающего поколения юных ленинцев".

Потому что именно в это время пришла в Алма-Ату из Москвы разнарядка на награждение учителей и вообще педагогов Казахстана государственными наградами СССР, а Умурзак-ага со своим ишаком и своей мудрой речью попал на глаза заведующему Общим отделом Верховного Совета Казахской ССР, который официально на заседании комиссии не присутствовал, находился за приоткрытыми тяжелыми деревянными дверями с золотой блямбой герба республики, пил чай с жасминными лепестками из пиалы и прислушивался к речам участников дискуссии о воспитании детей и судьбе какого-то там ишака. Ему-то как раз речь товарища Абдугулова понравилась больше всех остальных слов.

- Эй, это... - сказал он инструктору, сидящему рядом с авторучкой в руке и с блокнотом. - Запиши этого вон... - кивнул в сторону отвечающего на вопросы из зала Абдугула-аги. - На орден. Первым.

Первым по московскому списку был Орден Ленина, предназначенный Министерством просвещения Казахской ССР директору Джамбулской школы номер 320 А. Скородку, но рука инструктора перечеркнула это имя и вписала: "Абдугулов из Каскелена". Так на свете появился новый великий педагог.

Орден, гербовая бумага при нём ¹²⁷ , поездка в Москву за наградой, само вручение в Кремле наглядного свидетельства того, что чабан Абдугулов - великий советский педагог, и последующие застоялья в Кремлевском дворце, а потом в селе и в Алма-Ате совсем обескуражили Умурзака-агу, пораженного тем, что его - простого чабана даже не совхоза-миллионера - уравняли с духовной элитой Каскелена - учителями, поставили даже выше директора каскеленской школы, которого сам Умурзак-ага уважал за его ученость и глубину знаний с тех самых детских пор, когда вместе они росли в соседних юртах на отгонных пастбищах в горах и в песках, играли в альчики ¹²⁸  и лянгу, а Мухтар еще успевал и читать русские книги, чтобы потом пересказать их содержание беззаботному и до 12 лет неграмотному Умурзаку.

Отдавший четверть века своей жизни педагогической деятельности и воспитанию детей Мухтар-ага получил одновременно с вручением ордена Ленина Умурзаку-аге свою первую награду - медаль "За трудовую доблесть" ¹²⁹  с почти что такой же формулировкой "За воспитание подрастащего поколения строителей коммунизма" - и это было, как понимали все в Каскелене, обидно для директора школы.

- Получается, что овец воспитывать важнее, чем детей, - печально шутили каскеленцы.

Но так как награды дают в находящейся за тридевять земель Москве, и так как не учавствовавший в военных действиях Мухтар-ага после войны сразу принял превосходство над собой фроновика и орденоносца Умурзака-аги, обида эта не выплеснулась в обычно встречающийся в подобных случаях скандал, а переросла в грандиозную пьянку всего села за счет Умурзака-аги.

Да и сама причина неслучившегося скандала вскоре забылась. Ибо с некоторых пор платить за государстенные награды правительство Хрущева отказалось ¹³⁰  - и все советские медали с орденами потеряли в глазах селян их прежнее значение, переселились с пиджаков и двубортных костюмов в картонные корбоки, а коробки те спрятались в столах да сундуках - на всякий случай, вдруг в Москве поумнеют - и вновь станут за них платить героям в местной сберкассе положенные им по статусу рубли.

- За гарницей же вон платят, а почему у нас нельзя? - говорили каскеленцы, и пересказывали друг другу истории о том, как награжденные англичанами либо американцами участники сопротивления, воевавшие с гитлеровцами на оккупированных территориях, спустя 10-15 лет вдруг находились иностранными правительствами и получали не только заработанные ими награды, но и крупные денежные счета со счетами в банках. Истории эти несколько разнились по деталям, но, по сути, все были сочинены по кальке: "Чужая Родина нашла своего героя, а своя платить за героизм не хочет".

Дважды попавший на глаза властей Казахстана областной депутат из Каскелена понравился алма-атинскому начальству тем, что хорошо и правильно говорил по-русски, умел высказать вслух дельную мысль, имел опыт общественной работы в качестве депутата облсовета.

- Пора его выдвигать, - окончательно решил заведующий Общим отделом Верховного Совета Казаской ССР на следущий день после заседания комиссии по интернациональному воспитанию советской молодежи, где Умурзак-ага защищал своего осла. - К тому же товарищ Абдугулов - член партии, Герой Труда и фронтовик. Надежный, словом, человек.

Слова манипулятора кадрами всего депутатского корпуса республики были тотчас услышаны подчиненными ему инструкторами - и те в мгновение ока доставили своему шефу и личное дело чабана из Каскелена, и всю компроментирущую его подноготную в виде трех случаев пьянок в гостиннице "Алма-Ата" и одного случая потери паспорта по опять-таки пьяному делу.

Паспорт, оставленный у таксиста в залог и забытый после опохмелки, вскоре нашелся, но заявление Умурзака-аги о потере оного было не уничтожено, а из милиции переслали бумагу в Верховный Совет и оставили в одном из многочисленных сейфов - так просто, на всякий случай. Ибо такова обязанность всякого кадровиков - держать номенклатурных работников на крючке и при случае напоминать им о случившихся промашках - тогда они становятся покладистее и голосуют за то, что им велят.

- Да Абдугулов у нас почти что ангел, - сказал зав общим отделом, просмотрев документы Умурзака-аги. - Пора им заменять кого-нибудь из засидевшихся в депутатах баранов.

"Кем-нибудь" засидевшимся оказался Жумагалиев Канат Жумагалиевич - депутат Верховного Совета республики и житель Отара, как раз в те дни в очередной раз переподчинившегося городу Джамбулу, то есть вышедшего из Алма-Атинской области села и ставшего называться поселком городского типа и одновременно новым райцентром в соседней области - с названием не Отарским, а Красногорским ¹³¹ .

Официальных причин для снятия с Жумагалиева звания особо уважаемого человека было более чем достаточно: и пьяная драка в одном из алма-атиских ресторанов, и воровство казенных денег из кассы расположенного в глубине пустыни колхоза-миллионера, и попытка изнасилования корреспондентки "Комсомольской газеты", приехавшей в степной Отар, чтобы собрать материал для статьи о гордых скотоводах, кормящих свежим бараньим мясом целую страну ¹³² . Все это, конечно, - пустяки, за такие проступки депутатов высокого звания народного избранника и слуги народа не лишают, а только журят, пишут выговоры, уголовные дела закрывают - и всё.

- Если каждого депутата снимать за то, что он - сволочь, то у нас и депутатов не останется, - сказал как раз в то время Председатель Президиума Верховного Совета Казахской ССР Ташенов Жумабек Ахметович своему патрону Леониду Ильичу Брежневу. - Приходится работать с теми, кто у нас есть.

Но зато... Жумагалиев и Абдугулов были одногодками, оба были фронтовиками, оба имели равное число боевых орденов, оба были казахами одного рода - Чапрашты, оба числились чабанами. То есть от смены одного депутата другим в отчетности Общего отдела ничего не менялось, контролирующие кадровую политику в республике органы из Москвы придраться к подобной перестановке не станут. Это - во-первых.

Во-вторых, Жумагалиев был косноязычен на обоих языках - русском и казахском, - стеснялся своего недостатка, потому редко выступал на публике, что для депутата - недостаток огромного размера, особенно в стране, руководимой отчаянным говоруном Никитой Сергеевичем Хрущевым, на которого всем депутатам следовало смотреть, как на живого идола, и быть во всем ему подобным.

В-третьих, Жумагалиев чрезмерно был вспыльчив и, ссылаясь на давнюю фронтовую контузию, мог позволить себе оскорбить каждого, вплоть до Председателя Совета Министров Казахстана Динмухамеда Ахметовича Кунаева, которого в период существования совнархозов Канат Жэумагалиевич прилюдно послал на три известных всем буквы, когда глава правительства сделал депутату замечания по поводу чрезмерных требований о помощи города деревне.

Но даже всё это вместе можно было бы Жумагалиеву простить, оставить его до конца семилетки в депутатах, если бы не оказалось, что Канат Жумагалиевич - вовсе не родной сын знаменитого Жумангали Иманалиева. видного участника восстания 1916 года против Николки-царя и практически соратника более знаменитого Амангельды Иманова. Канат оказался, согласно полученного анонимного доноса и проверки соответствующими органами, лишь приёмышем видного казахского бунтаря, не повешенного на "столыпинском галстуке" в числе прочих восставших 1916 года, а окончившего свой жизненный путь в алма-атинском санатории "Турксиб" через двадцать лет от рук не то троцкиста, не то бывшего дутовца (следствие так и не определило, кого убило тем взрывом, кроме депутатов и стахановцев).

Приемный ли, родной ли сын героя революции - не столь важно в Казахстане, конечно, где воспитание приемного ребенка издавна было в почете и приемыш искренне почитал вырастивших его людей настоящими родителями и себя признавал членом именно их рода ¹³³ . Но важно то, что Канат Жумагалиевич скрыл от партии свое истинное происхождение от простого отца, не заслуженного перед советской властью борца с самодержавием. А потому депутат Жумагалиев доказал всем свою... ненадежность.

Ибо это только на войне преданность Родине доказывается подвигами и пролитой кровью, а в аппаратных играх, приносящих всякому попавшему в номенклатуру основательный денежный доход, преданность власти определяется лишь степенью доверия высшего начальства и умением подчиненных делиться с начальством полученными от собственных подчиненных взятками. А заведующий Общим отделом Верховного Совета Казаской СССР Жумагалиеву Канату Жумагалиевичу доверять перестал после того, как депутат Жумагалиев не явился на его шестидесятый день рождения с богатым подарком. Все депутаты подарки принесли, а Жумагалиев запил - и не привез даже паршивого туркменского ковра какого-нибудь, или сотни баранов не пригнал в Алма-Ату.

- Пиши представление на Абдугулова в депутаты по Отарскому округу, - сказал своему помощнику заведующий Общим отделом. - И на снятие с Жумагалиева почетного звания в связи... - задумался на секунду. - Ну, ты там сам придумай за что - и принеси сегодня на подпись. Не забудь дату поставить. И в типографию заявку пошли на публикацию бюллетений, портретов и всякой прочей фигни. Надо, чтобы как только Канат на свои связи начнет нажимать, мы его покровителям нужные бумаги могли под нос подсунуть. Скажем, что давно готовились к этой пересменке в середине семилетки. Чтобы, значит, показать всему миру, что у нас всё по закону: кто не работает - тот не ест. Да и ротацию кадров, еще товарищ Ленин говорил, надо производить регулярно. Иначе депутаты засиживаются - и толку от них народу никакого.

Помощник понял всё правильно, в том числе и то, что было не высказано вслух его непосредственным начальником. А потому уже на следующией неделе села и аулы Красногорского района Джамулской области и часть городов да сел Алма-Атинской области оказались оклеенными фотографиями Умугзака-аги с его биографией и сообщением, кого и почему предлагается народу избрать своим депутатом высшего органа законодательной власти республики. В многочисленных Красных уголках предприятий и средних школ появились комнаты с газетами, столами с красными скатертями и графинами с водой и со скучающими возле них дежурными. По радио, в газетах начались чествования Умурзака-аги и стали едва ли не ежедневно публиковаться статьи с описанием его фронтовых подвигов. Даже на только что появившемся в этих краях телевидении прошло две телепередачи прямым эфиром (видеозаписи тогда еще не было), на которых стесняющийся повышенного внимания к своей особе чабан рассказал заранее написанную ему журналистами селхозотдела "Казахстанской правды" историю о том, как он сражался в зимнюю пургу со стаей волков и всё-таки спас отару от нападения хищников.

По окончании телепередачи вся студия остервенело аплодировала герою дня и поздравляла его с неизбежным избранием в... сенаторы, как назвал новую должность Умурзака-аги только что вернувшийся из поездки вместе с Хрущевым в США Караев, так и не ставший первым председателем Комитета по телевидению и радиовещанию Казахской ССР.

В Каскелене весть о столь резком взлете своего чабана, который вскоре встанет в один ряд со всеми руководителями республики на трибуне во время парадов на площади имени В. Ленина, переставшего подчиняться в родном районе всем, даже первому секретарю райкома партии, никого не удивила. Но очень обрадовала. Ибо иметь "своего человека" просто в Алма-Ате - уже хорошо, а иметь "своего человека" в Доме Правительства - это значит, что теперь всякого рода комиссии из Алма-Аты будут приезжать в Каскелен реже, резать для них совхозный скот можно будет меньше, подарков будут требовать они от селян подешевле, а директор новоявленного совхоза "Каскеленский" может с большей уверенностью потребовать себе новые трактора в "Казсельхозтехнике" и всевозможные льготы работникам совхоза от родного государства, вплоть до разрешения сеять яровые и озимые, когда будет удобно ему самому, а не по приказам из Москвы.

- Вот, что значит белый ишак! Это Куан назначил нашего Умурзака-агу депутатом всего Казахстана! - было высказано Юсупом-заведующим вслух единое мнение народа с такой убежденностью, что даже Бауржан и Петька чуть не попали под обаяние общественного мнения и коротких два дня искренне уважали своего длинноухого приятеля и соратника по многочисленным проделкам.

Но на третий день своего торжества над людьми Куан, гуляя за околицей в поисках чрезвычайно им любимого репейника, наткнулся на "собачью свадьбу", состоящую из бродячей сучки с течкой и из добрых двадцати сорвавшихся с цепей кобелей Каскелена. Те напали на осла - и Куан в ответ побил их копытами так, что двух псов пришлось сразу же закопать за околицей села, четырех пристрелить, потом похоронить там же, а остальных отправить по домам зализвать раны.

Целехонькой осталась лишь злополучная сучка, но и ту в тот же вечер подстрелил сторож совхозного зернохранилища из выданной ему "берданки", признав ее в темноте за лису.

Владельцы пораненых и убитых собак потребовали от Умурзака-аги по пол-литре каждый в качестве оплаты за ущерб. Матери малолетних детей бросились на защиту Куана и сторожа, рассказывая страшные истории о том, как подобные собачьи хороводы загрызают насмерть даже взрослого человека, если тот попадется ему на пути. Председатель сельсовета Жапар Остроглазов срочно взял отпуск и отбыл в неизвестном направлении, чтобы не участвовать в этом споре и не быть арбитром. Директор совхоза Алибеков, узнав о предательстве сельсоветчика, отправился в Чимкентскую область вместе с главным бухгалтером, ветврачом и главным зоотехником для обмена опытом по выращиванию овец лущихинской породы ¹³⁴ .

Скандал, за неимением местного начальства готов был перерасти в очередное составление письма каскеленок в Верховный Совет Казахской СССР с жалобой на осла будущего депутата респулики, но...

... Белый ишак вдруг заболел.

Куан лежал под теми же самыми карагачами, где мыл когда-то ноги Умурзк-ага в день появления белого ослика на свет. Выражение морды его было унылым, длинные уши упали вниз и касались кончиками своими пыли. Вокруг огромных печальных глаз ишака крутились зеленые мухи и мелкая мошкара, нос из розвого стал серым. Под хвостом смердела лужа жидкого кала бледно-желтого цвета. Даже наглые скворцы, обычно садящиеся на белую спину лежащего, подогнув под себя ноги, Куана, не скакали на нем, а, нахохлившись и покачивая хвостами, стояли в стороне от ишака. поглядывая на него с сочувствием.

Бауржан впервые увидел своего друга больным, потому очень испугался - и заплакал.

Вслед за ним разревелся и оказавшийся тут же Петька. Примчавшиеся на рев мальчишек младшие сестренки Бауржана и четырехсполовинойлетний братишка подхватили печальнейшую из мелодий детства - и вскоре весь двор Адбугуловых оказался заполнен плачущими над ослом каскеленскими детьми.

Срочно вызванный мамой Бауржана Айшой пьяница-ветврач Иван Андреевич по кличке Айболит, служивший в местной ветаптеке провизором, осмотрел знаменитого белого ишка и вынес неожиданный для всех диагноз:

- Пристрелить, блин, надо... - указал на место собачьего укуса на ноге осла, - добавил. - Бешенный, блин.

Айша громко цыкнула на вновь взревевших детей - и те с шумом бросились со двора Абдугуловых вон, вопя в сотню горл, что белый осел Абдугуловых с ума сошел.

Через полчаса двор Абдугуловых заполнился вооруженными мужчинами Каскелена, которые тупо пялились на явно больного Куана и мирно похрапывающего рядом с ним, положа голову на раздутый ослиный живот, никогда не трезвеющего Айболита.

Никто из них и так-то не хотел убивать всенародого любимца-осла, являющегося собственностью уважаемого всей округой и Правительством Казахстана человека, дабы не получить в качестве личного врага депутата Верховного Совета. Каждый из вооруженных вилами, ножами и охотничьими ружьями каскеленцев изначально надеялся, что стрелять и резать Куана будет кто-то другой, а он лишь постоит для вида рядом, а потом скажет, что его руки кровью белого осла, пусть даже и сумасшедшего, не окроплены, а потому лично он в смерти священного для всех жителей Алма-Атинской области животного не виновен. Даже Жиирембай Ахметов, стрелочник из будки возле Шамалгана, обещавший самолично убить Куана в самом начале его жизни, и тот делал вид, что уж кто-кто, а он уж точно убивать Куана не собирается.

А когда люди увидели, что Куан вовсе и не страшен, что нуждается он, скорее, в помощи людской, чем в смерти от их рук, то стыд свой за свое неумное негодование они перенесли на Айболита, обозвав его множеством дурного свойства слов и даже пнув несколько раз с требованием объяснить им, почему ишак бешенный, но самого Айболита не кусает.

Бывший ветврач, ставший аптекарем для животных только потому, что не хотел он ездить на джайляу летом, отрываться от блаженных источников казенной водки в сельпо и самогона в виде оплаты каскеленцами за лечение их скота, получил свою известную всему Советскому Союзу кличку не зря. Иван Андреевич Звягинцев окончил Московский зооветеринарный институт с красным дипломом и выбрал Южный Казахстан при распределении с надеждой стать ветврачом в знаменитом на весь мир Буденовском конезаводе, разводившем коней буденовской породы и расположенном совсем рядом с областным центром Джамбул. Но случилось так, что его распределение совпало со снятием с завода славного имени маршала Советского Союза и с переездом конезавода в село Луговое, расположенное в ста двадцати километрах от города и перепрофилированного теперь на развод коней ахалтекинской породы ¹³⁵ . Начались кадровые перестановки, составления разного рода доносов и жалоб, разборы их в парткомах и профкомах, суды, увольнения, восстановления и прочие сопутствующие всякой перестройке беды. В результате, менее всего имевший отношение к этим проблемам, но чрезмерно заботившийся о конях и не имеющий в Казахстане родственников, молодой специалист оказался - по мнению комиссии Минсельхоза республики - виновным в случившейся бескормице и смерти от голода двух особо ценных кобылиц. Кобылиц списали, директора конезавода перевели в Москву с повышением в должности и зарплате, Звягинцева уволили с одновременным переводом в Каскелен, где он узнал, что кобылицы те живы и принадлежат теперь такого рода высокому лицу из Алма-Аты, что сидит оно в Москве членом Президиума Верховного Совета СССР и курирует там всю Советскую власть в Казахстане. Вот тогда-то, получивший за свою любовь к животным и умение их лечить, прозвище Айболит, Иван Андреевич ушел в провизоры и запил.

- Я блин, что сказал, блин? - ответил он, глядя с брюха осла на стоящих с опущенными стволами к земле ружьями в руках каскеленцев. - Что убивать его надо? Так убивайте нас вместе... - и икнул.

- Дядя Айболит, - подала голос одна из пятнадцатилетнх девочек, присутствовавих при диагнозе Куана и вернувшаяся сюда с дедом, вооруженным обрезом из трехлинейки. - Ведь вы же сами сказали: "Пристрелить, блин, надо!"

- Надо, - кивнул Звягинцев, и вновь икнул. - Но не осла. А пса, что его цапнул. Бешенного, должно быть, блин...- вновь икнул. - Ослы бешенством не болеют. А собаки болеют, - и, икнув, добавил. - Блин.

Вооруженная толпа тупо пялилась на Айболита, не зная, как им поступить: пристрелить Куана или послушаться хоть и бывшего, но все-таки ветврача, и идти стрелять собственных собак?

- Не верите, блин? - спросил увидевший растерянность односельчан Звягинцев. - Так я вам докажу... - и икнул так громко, что аж закашлялся.

По-прежнему лежа на земле и на ишаке, он перекатился поближе к арыку и сунул в проточную воду голову. Сделал несколько глотков, потом набрал в рот побольше воды и брызгнул ею фонтаном прямо в белую морду Куана.

Смешавшаяся с застарелым алкоголем вода смыла пыльный налет с носа животного - и тот вновь оказался розовым.

Куан слабо, но чихнул.

Айболит присел на бережке, сунув в арык обутые в модные в те годы китайские кеды ноги, принялся медленно набирать в ладони воду и также медленно лить ее на морду ишака, отгоняя ею мух и мошкару с ослиных глаз.

Куан сделал резкое движение всем телом, подогнул под себя хрупкие с виду, но на самом деле сильные ноги, медленно, переставляя их, поднялся дрожа в коленях и, сделав шаг к арыку, наклонился над водой.

Присутствующие затаили дызание.

Куан принялся пить.

Толпа, как зачарованная, смотрела на это действо, потрясенная простотой и обычностью не только диагноза, но и лечения осла. Ибо каждый из каскеленцев знал, что бешенство - самое страшное заболевание животных и человека на всей земле, и что главным признаком бешенства является водобоязнь. Так писалось во всех листовках и в брошюрах на русском и казахском языках, распространяемых миллионными тиражами ежегодно обществом "Знание" по всему Каахстану еще с 1930-х годов. Фотографиями больных водобоязнью людей, собак, лисиц и волков были увешаны стены ветаптеки и совхозного Красного уголка, о бешенстве писалось регулярно в двух областных и всех районных газетах. Даже в выпускаемой дважды в год стенгазете, висящей перед очередью пациентов в медсанчасти совхоза было от руки аккуратно выведено тушью, как следует оберегаться от бешенства казахстанцам. О болезни этой все знали, кажется, всё. Но, как только что им доказал Айболит, никто ничего в ней не понимал, все просто испугались всем селом вместе умереть - и только ¹³⁶ .

- Знаешь что, Иван Андреевич, - сказал отец Петьки Айболиту.- Пошли-ка ты ко мне. Жена как раз борщ приготовила. Со свининой.

Айболит молча кивнул и пошел вслед за Федором Леонтьевичем с покорным выражением лица. Борщ он любил, в гостях тоже любил бывать. Потому что там можно было за чужой счет выпить и поговорить о повсеместно исчезающей породе коней буденовской породы.

Несколько мужиков потянулись за ними следом. Проблема выживания коней всех пород в мире интересовала их мало, но борщ и самогонку, которыми славилась семья Фёдора Леонтьевича, любили они по-настоящему.

А Бауржан с Петькой принялись обмывать и оглаживать ладонями своего любимца, чистить место собачьего укуса на задней правой ноге пучками сорванной тут же крапивы, радуясь тому, что Куан не так уж и болен. Сами заболеть бешенством от этой раны они уже не боялись. Ибо раз Куан жив, то живы и они.

Куан выздоравливал - по детским меркам - долго. Не будь заботливых детей рядом с ним, то и не выжил бы, наверное. Но все-таки через неделю уже скакал, а увидев какую-нибудь знакомую ослицу, тут же восторженно орал. В ответ слышал взаимные признания в любви.

Бауржан с Петькой увидели белого осла за совершением положенного в таких случаях обряда в стороне от человеческих глаз, то есть за стеной совхозного коровника., где-то на десятый день после того, как Куана чуть не пристрелили каскеленцы. Ишак был здоров и весел.

Все оставшиеся после этого случая в живых кобели Каскелена были пристрелены, их заменили привезенные из других сел района и с киргизских гор щенки всех возрастов - и село успокоилось. Причин для написания жалоб каскеленками на осла кандидата в депутаты Верховного Совета Казахской ССР не осталось.

Плохие вести разносятся быстрее хороших. Так утвержает казахская народная поговорка, которая дословно звучит несколько иначе, но смысл передает именно такой. Потому далее история с Куаном приобрела несколько странный поворот...

В день окончательного выздоровления белого осла и покрытия им очередной ослиной самки ознаменовался не только громогласным сообщением об этом событии в клубе перед величайшим фильмом всех времен и народов "Девчата", привезенным в село кандидата в депутаты респулики из облкинопроката Алма-Аты вне очереди, но и прерыванием сеанса для встречи всем селом отары в 516 голов, ведомой черным козлом и пятью верховыми отарцами.

Овцы оказались подарком отарского начальства, выделевишего их из своих собственных стад Умурзаку-аге в знак примирения с жителями Каскелена и согласия признать товарища Абдугулова уважаемым человеком не только в Каскелене и Карасайском районе, но и в Отаре, и во всем Красногорском районе.

Потому как таков закон Великой Степи: большой человек должен иметь в своем владении большую отару и много коней. Потому что большой человек должен часто встречать в качестве гостей еще больших. чем он сам, людей, иметь взможность делать им подарки, кормить и поить вволю.

Ибо не поступающий таким образом большой человек очень быстро становится маленьким человеком, а на его место может придти человек чужой, для которого забота о благе его родичей, живущих в другом районе, будет значить больше, чем проблемы жителей Красногорского района.

Был к отарской отаре временно прикреплен и особый работник, обязанностью которого было переклеймить пригнанный кандидату в депутаты скот, что окончательно делало эту ораву овец собственностью пока что не избанного депутата. Он-то и передал на словах за неимением дома Умурзака-аги его жене Айше, что оставшиеся до полной тысячи 484 овцы в Каскелен пригонят попозже, когда соберут их нужное количество по хозяйствам района. И далее объяснил, почему народ отарский так спешит одарить Умурзака-агу:

- Канат-ага написал жалобу на твоего мужа в Москву - и ваш белый осел сразу заболел. Вот народ Отара и решил: Алма-Ата правильно сделала, что убрала нашего Каната-агу из депутатов. Если святой осел умрет, то семье Жумагалиевых надо уезжать из наших мест. Не то всех перебьют. Молодые люди у нас горячие... - подумал и добавил. - Глупые и горячие.

Все в Каскелене правильно поняли и слова клейменщика, и причину, по которой их депутат уже сейчас стал самым богатым человеком не только Каскелена, но и всего Карасайского района, а после выборов станет еще богаче.

- Смотри-ка, - выразил мнение каскеленцев директор школы Мухтар Ниязович вслух в присутствии взрослых и своих учеников, - Куан-то наш помирил нас с отарцами, - а после добавил. - А кроме осла, научить нас уму-разуму было и некому.

* * *

О хрущевском Указе июня 1961 года написано было много в свое время, словно Указ этот был более глупым, чем все прочие Указы других правительств в других странах и в другие времена. На самом деле, то был Указ - как Указ, тупой и беспощадный к приживающим на территории СССР людям и животным роавно настолько же, насколько были и продолжают иметь место по всему свету Указы других правительств: чтобы помочь государственному бюджету, активно разворовываемому военщиной и партийно-хозяйственными активистами, решило Правительство СССР ввести новый налог - на этот раз на всю проживающую на крестьянско-декханских подворьях живность.

И народ тотчас принялся резать домашний скот. Чем платить за жизнь, к примеру, барана, лучше съесть животное, продать его шкуру и мясо, а деньги положить либо на счет в сберкассе, либо в кубышку.

- Потому как, - резонно рассуждали люди вслух, - государство и без моих пяти-десяти рублей не обеднеет, а я, потеряв эти пять-десять рублей сегодня, завтра не буду иметь средств на покупку булки хлеба.

И вспоминали, как резали они и их отцы скот в 1930 году, чтобы не сдавать его в колхозы, переедали мясо до рвоты, а потом всем населением голодали, целыми родами уходили за границу - в Китай и Монголию, в Афганистан и Индию, становясь там изгоями, рабами, но все-таки выживая.

- Потому что любое государство - главный враг любого человека, - говорили каскеленцы, - даже наше - рабоче-крестьянское, советское. Сколько ему не плати - ему всё мало, оно всё время лезло и будет лезть тебе в карман - и милости от государства не жди ¹³⁷ .

Глава четвертая. ОСЛИНАЯ ТРАГЕДИЯ

Но вершиной героической жизни белого осла Куана следует признать его победоносную войну с ранее тут упомянутым полковником Советской Армии Расторгуевым, так до конца жизни и не понявшим, что обязанностью его было служить трудовому народу, а не повелевать им и не паразитировать на нем. Мысль эта как-то между делом, мимоходом и вялым голосом была произнесена при нем кем-то из воспитателей одного из бесчисленных военных училищ связи СССР, но в голове Антона Перовича не осталась. Более того, более четверти века своей службы в армии полковник искренне считал, что это трудовой народ должен прислуживать доблестной Советской Армии за то, что она в случае войны или другой какой напасти сумеет защитить страну от внешнего и внутреннего врага. Перестройка и вообще вся жизнь дальнейшая показала, что полковник ошибался: Советская Армия не защитила кормивший ее народ от Горбачева и Ельцина с их шайками расхитителей социалистической собственности, предала Советский Союз первой.

Уже в перестройку, то есть при владении шестой частью суши не менее болтливым, чем Хрущев, косноязычным Горбачевым ¹³⁸ , каскеленцы утверждали, что святой ишак Куан еще при Хрущеве предупреждал людей о повальном предательстве офицерского и генеральского составов Советской Армии, а спустя несколько лет, после обретения Казахстаном независимости, эти же люди говорили мне, что Куан - это все-таки потомок древнего Ак-Кулана и того самого белого осла, что принадлежал внуку нукера Худояр-хана, и что именно Куан предрек распад Советского Союза и обретение независимости Каскелена от Москвы. В обоих случаях каскеленцы в своих суждениях опирались на историю войны сорокашестилетнего полковника Расторгуева с принадлежащим депутату Верховного Совета Казахской ССР ослом неполных пяти лет от роду.

В тот год вообще было много ослов в степных селах Южного Казахстана. Забой скота, начавшийся после принятия идиотского хрущевского Указа о налогах на сельхохпродукцию в частном секторе, начался массово и интенсивно, но вскоре как-то постепенно сам собой утих, иссяк - и люди вернулись к своей обычной жизни, забы в о новой своей обязанности платить "дяде Ване" ¹³⁹  за то, что дается Аллахом. Ведь власть была советская, народная, а даже при царе Николке никто не требовал платить в казну деньги только за то, что ты поддерживаешь чью-то жизнь и кормишь домашних животных. По-видимому, говорили в Казахстане, какой-то русский чиновник, никогда ни разу не выезжавший из Москвы, или вообще сын белогвардейца либо Гитлера, а то и просто дурак набитый, написал бумажку, царь Никита подмахнул, а верноподданные его слуги постарались разнести дурную весть по свету. Так часто бывало в истории казахского народа. А уж потом, как и в старину, нашелся в Кремле умный человек - и потихоньку отменил дурацкий Указ. И правильно сделал.

Таково было единодушное мнение всех казахстанских народов и уж тем более всех жителей казахстанского села Каскелен. Даже Герой Социалистического труда и председатель самого мощного целинного совхоза республики имени Ленина был того же мнения. А уж его-то авторитет был непоколебим не только среди селян, но и даже у не уважающих штатское население страны военных ¹⁴⁰ . Но даже Расторгуев, ненавидевший белого осла лютой ненавистью за то, что тот находил лазейки в железобетонном, крашенном в зеленый цвет с красными звездами заборе. окружающем подведомственную ему часть, и пасся без разрешения там, где власть полковника почиталась безграничной, говорил директору совхоза "Каскленский", что величина новых налогов на живность селян чрезмерна. Ибо это сейчас шашлык на рынке подешевел, а завтра подскочит так, что на покупку его и офицерского жалования не хватит.

На самом деле, неоднократно оскорбленный ослиным криком полковник печалился не о наскоро зарезанных коровах и баранах, а о невозможости избавиться от настырного ишака на основании Указа Совета Министров СССР. Потому что за жизнь Куана было государству заплачено Умурзаком-агой пять рублей - и об этом свидетельствовали как лежащая у него в комоде квитанция, так и корешок в какой-то из алма-атинских сберегательных касс.

Расторгуев, говорили в Каскелене, очень хотел поймать белого ишака и сдать его на скотобойню, получить шкуру и повесить ее дома над кроватью в качестве трофея. Потому что какой-то солдат из какой-то из северокавказских республик сказал кому-то в части - а полковнику передали, что - согласно поверья его небольшого, но героического и чрезмерно плодовитого народа - для того, чтобы мужская сила не покидала хозяина дома до самой его смерти, следует мужчине держать над супружеским ложем шкуру белого осла-самца, ни в коем случае не ослихи.

Про это проклятие Куана знал каждый солдат, каждый офицер части, каждый житель Каскелена.

Но не знал сам осел.

И был прав.

Потому что на самом деле Расторгуева гораздо больше мучила мысль о том, что белый осел, продолжая пастись на стрельбище, надругался над божественным правом командира части карать и миловать всё сущее на вверенной ему в полное подчинение части территории Советского Союза. Куан своим поведением ставил его - офицера с двумя просветами на погонах и с тремя большими звездами на них - зависимым от животных потребностей простого ишака, то есть принижал полковничий авторитет в глазах младших по званию командиров и даже солдат. Тут уж Антону Петровичу было не до теории повышения сексуальной силы своей и не до собственных обязанностей в отношении весьма аппетитной с виду жены.

Куан не просто пасся на территории части везде, где ему заблагорассудится, но и разбрасывал круглые катышки своего навоза в самых святых для всякого военного человека местах: на плацу, возле общественного туалета и даже - о, Боже! - возле знамени воинской части. Однажды кучу такого навоза обнаружили на столах в офицерской столовой, а уж про разбитую посуду, про объеденный ослом в овощехранилище картофель и говорить не приходится. Куан и в футбол пытался вместе с солдатами поиграть, да жаль полковник помешал, а то был гол забил обязательно. Куан и вывешенные после стирки скатерти со столов офицерской столовой изжевал и разбросал, помочившись на них. Как уж он знамя красное, с золотой бахромой и золотыми надписями и с латунным навергием не сожрал и не истоптал, непонятно.

А однажды Куан заявился в часть не один, а вместе с семью ослами и ослицами, затеял совместные любовные игры на плаце, переходящие в развратные действия на глазах завистливо на них пялящихся солдат, и убрался вон последним, оставив весь боевой состав полка в размышлениях о смысле жизни вообще и о том, является ли само существование человека в военной форме жизнью.

Изможденнные борьбой с крупноухими упрямцами расторгуевцы ¹⁴¹ , исполнявшие обязанности ослиных погонщиков не по вдохновению, а по принуждению, валились в завершении битвы с ног от усталости, чтобы потом всю ночь то и дело закатываться от хохота, вспоминая эту битву, вошедшую в аналлы истории части, как "великая битва ослов".

Двадцать лет спустя, описывая мне это сражение, очевидцы, ухватившись за животы, корчились от смеха, показывая пальцами друг на друга и вспоминая ошалевашего от увиденного им безобразия Антона Петровича, который поначалу руководил боем по-чапаевски, возвышаясь над сражением на крыльце, указывая кому куда бежать и что делать, а потом и сам, проклиная всех ослов мира, независимо от их окраса, сбежал на плац и принялся молотить по животным руками и ногами, хватать за уши и причинные места ослов, обзывать их самыми непристойными выражениями, чтобы потом пасть, словно смертью храбрых, под ударом одного из ослиных копыт, подобно библейскому филистимлянину от удара ослиной челюстью ¹⁴² . Поднялся полковник на ноги лишь с помощью отставших от ослов и бросившихся на помощь своему боевому командиру солдат. Именно тогда-то, уверяли меня каскеленцы, ослы и покинули воинскую часть все вместе с победным ревом, переходящим в ослиный хохот.

И рев тот разносился по степи целый вечер и всю ночь.

Я не очень-то поверил каскеленцам в этом месте рассказа. Народ казахский любит преувеличить детали в повествованиях своих, любит поозоровать, любит и добрую шутку, а историю эту, по-видимому, рассказывают здесь столь часто, что истинное происшествие давно уж погреблось под лавиной вымыслов и домыслов. Ибо никого из каскеленцев на территории военной части в тот день быть не могло, все рассказчики знали о случившемся лишь из чужих уст. Точным фактом можно считать лишь то, что на следующее утро фельдшерица каскеленского здравпункта Жанна была вызвана в военную часть для осмотра ушибов непонятного ей происхождения, обнаруженных двумя военврачами на теле полковника Расторгуева. И провела у постели больного трое суток, не покидая части.

Мне думается, что многие проступки и шалости, приписываемые ослу в виде, например, разбитого камнем окна в кабинете полковника, либо кражи мешка с сахаром из подсобки, Куан не совершал по той лишь причине, что ни камень, ни посуда, ни сахар ослу не нужны, да и гадить непременно посреди офицерской столовой либо в ботинки известного своим крутым нравом старшины-сверхсрочника Наливайко никакому ослу в голову не придёт. Все эти пакости совершали солдаты, сержанты и офицеры, которые воспользовались авторитетом осла, принадлежащего депутату Верховного Совета Казахской ССР для того, чтобы выместить то и дело вспыхивающие внутри непрестанно унижаемых командирами сердец отчаяние и злобу.

Не мог же, в самом деле, осел, даже самый белый, самый святой и самый умный, забраться через окно в кухню и помочиться в кастрюлю с приготовленным и остывающим на полу, предназначенным для всего офицерского состава компотом. Да еще при этом снять крышку с горячей тридцатилитровой посудины и вернуть ее на место. Не мог он и нагадить на стол полковника в постоянно закрытом на два замка кабинете, распределив катышки свои строго по периметру, а в центре соорудив аккуратную горку из четырех самых больших шариков.

Но и солдаты, и офицеры, и сам полковник Расторгуев, и его жена были твердо уверены, что все неприятности в части происходят от того самого белого осла, который нет-нет, а возникал на периферии зрения их, мелькал в кустах или торчал белым пятном где-то далеко сзади мишеней на полигоне для стрельбы из автоматов. Дошло до того, что офицеры во время утренней поверки в обязательном виде предупреждали солдат, чтобы те при появлении осла белого в количестве одной штуки на территории части тотчас сообщали о нем своим командирам, за что обещали всевозможные льготы вплоть до увольнительных с правом прогуляться по Каскелену и попялиться на тамошних девушек с открытыми коленками и с вырезами на грудях.

Потому что после того, как приехавшего на проверку боевой готовности части из штаба округа полковнику Серову вскочивший из кустов Куан ударом морды сбил с головы фуражу, оголив тщательно скрываемую лысину вместе с париком, Расторгуев твердо решил:

"Была - не была, двум смертям не бывать, одной не миновать, убью депутаского осла - а там пусть даже отправят меня на Колыму", - да так и сказал своим офицерам вслух. Дословно.

На самом деле, ни на какую Колыму Расторгуев не собирался. Ибо жизнь его как-то так сложилась, что так назывемых жизненных трудностей он не изведал. Прожил многие годы до встречи с Куаном практически без забот. Он даже на фронт со своими сверстниками не попал, а занят был все годы войны обслуживанием связи партийно-хозяйственного актива страны в глубоком тылу, вырастая в чинах и должностях по мере ухода на фронт тех, кто на фронт рвался. Потом попал в Москву для обслуживания телефонных линий Советского Правительства, удачно там женился на дочери боевого генерала времен еще Гражданской войны, а после смерти Сталина был переведен заботливым тестем в Алма-Ату, где Правительство было уже казахстанским, но связь с Москвой оставалась прежней - секретной. После 21-го съезда КПСС тесть Расторгуева вышел в отставку ¹⁴³ , оставив зятя наедине со своими боевыми друзьями, имеющими своих сынов и зятьев, проталкивающих своих полковников в генералы.

И Расторгуев чуть было не попал в списки подлежащих сокращению офицеров. Но тут одновременно с мирными нициативами Хрущева и с сокращением числа пехотных и кавалерийских частей, количество отдельных частей войск связи, занятых радиообслуживанием участков между Москвой и плавающими по всему миру научными кораблями, следящими за все чаще запускаемыми космическими спутниками, увеличилось втрое. Потребовались профессиональные командиры для этих автономных по сути своей воинских новообразований - и Расторгуев оказался как никто для этой службы подходящим.

- Повезло! - заявил он собравшейся было пофардыбачить и поскулить о потере Москвы жене. - Лучше отдельной, приписанной Министерству обороны лишь, части ничего не бывает в нашей стране.

Быть командиром отдельной военной части в СССР - это все равно, что быть царем и Богом в одном лице на территории хоть и небольшого по площади, но все-таки независимого государства. Типа Монако какого-нибудь там, либо Лихтенштейна, Люксембурга, Андорры, Люксембурга. Да мало ли этих государств-карликов разбросано по свету? Вот и военная часть под командованием Расторгуева была самой настоящей отдельной страной с самой высокой плотностью вооружения и, наверное, с самой большой в мире армией среди всех государств-карликов.

Воспитанная в семье профессионального военного и окруженная всю жизнь лишь офицерами жена Расторгуева тут же поняла глубинную сущность мысли полковника - и начала торопливо собирать вещи. Ибо одно дело, оказавшись в московском Военторге на Арбате в качестве жены полковника, быть оттолкнутой от прилавка толстой задницей жены генерала, другое дело - самой отталкивать сволей задницей целую толпу жён офицеров младшего ранга в Военторге Алма-Аты, где ассортимент товаров был точно такой же, а генералов и полковников значительно меньше. Что до Большого театра и прочих культурных прелестей союзной столицы, то они ей осточертели еще в годы учебы в специализированной для детей высшего командования средней школе ¹⁴⁴ .

После развала СССР и моей эмиграции, когда спустя сорок лет после описываемых здесь событий я приехал из Берлина в Каскелен в гости к Айше-апе, чтобы помянуть Бауржана и дать ей выплакаться на моем плече, на военной части этой, прозванной в народе Расторгуевкой, ничего не осталось. Провода сорвали и железные вышки каскеленцы разломали еще в перестройку, сдали их на металлолом. Окна, двери и полы выдрали с корнем и вывезли на продажу на алмма-атинские базары строительных материалов. Туда же отправили и стены тех казарм, что были сложены из жженого кирпича. Саманные же простройки сами по себе оплыли и развалились. Аллеи вырубили и стопили в каскеленских печках сразу же в первую зиму после обретения Казахстаном независимости. В каждом доме села было что-то из остатков военной утвари, а карабинами и автоматами, взятыми из оружейки Расторгуевки, заполнились дома едва ли не всех казахстанских охотников и бандитов.

- Хорошая была армия. Богатая, - сказала мне Айша-апа грустно, и вдруг добавила. - Но глупая.

Я согласился.

- В Германии такая же? - спросила она.

- Да, - ответил я, вспомнив про целую кучу скандалов в немецкой печати по поводу порядков в Бундесвере. - Богатая и глупая, - и так же добавил. - Как все армии мира.

Нельзя сказать, что только Куан шалил на территории военной части и что это он залез, к примеру, через вентиляционную трубу в подземный склад продовольственных запасов и спёр оттуда пять банок сгущенного молока, выбравшись назад по сбитой из досок-тридцаток трубе с внутренним отверстием вдесятеро меньшим его тела. Сделать это было бы не под силу Куану даже если бы был он по-настоящему святым ослом-волшебником.

Совершили это преступление, конечно же, неразлучные друзья Бауржан и Петька, которые до того лишь видели пустые банки из-под сгущенки на помойке возле офицерской столовой и слышали много разговоров от тех алма-атинцев, кто пробовал эту дивную еду, будто сгущенное молоко слаще меда, слаще сахара и слаще амброзии из учебника по истории Древнего мира за пятый клаасс. А попробовать сей запретный продукт хотелось всем детям Каскелена, тем более тем, кому до пятого класса оставалось ждать долгих два года.

Вот друзья Куана и совершили свое дерзкое ограбление, а в качестве отвлекающего маневра запустили ушастого друга своего погулять по окруженному коротко постриженными карагачами-трехлетками розарию - предмету гордости полковничихи.

Цветник был предметом особой заботы этой высокой, статной дамы с ухоженными руками и с еще более ухоженным скандинавского типа лицом и блеклыми волосами, всегда спрятанными под только входящий в тот год в моду курчавый парик каштанового цвета. Розарий являл собой маленький шедевр садово-паркового искусства, сохранявший свой прекрасный, как и у своей хозяйки, вид благодаря усилиям полусотни солдат нескольких призывов. Их она отбирала лично из числа новоприбывших в часть первогодков путем опросов и тестирований, назначая их в свой собственный привелигированный "гарнизон", где жилось солдатам много вольготней, чем простым связистам. Но при этом, мадам полковничиха позволяла себе нещадно наказывать своих садовников за соверщенные ими ошибки и огрехи в розарии, а одного особо строптивого, позволившего себе огрызнуться и сказать, что его призвали служить Родине, а не глупой бабе, жена полковника даже сумела отправить в Аягуз - самый задрипанный гарнизон Казахстана с ветрами, буранами и плохой водой в колодцах.

Подведомственные ей солдаты несли основную свою службу ни шатко-ни валко, зато в розарии усердствовали не только в копании земли, в обустройстве клумб и грядок всевозможных конфигураций, но и просеивали почву, мульчировали, удобряли ее, подрезали цветы, прививали, окулировали. Поливали же всходы и кусты только из пятилитровых белой жести леек теплой водой. Воду набирали из нагретого солнцем бака ёмкостью в два кубометра, специально для этого сваренного из листового железа в ремонтных мастерских совхоза "Каскеленский" в обмен на километр алюминиевого провода АПВ. Каждую весну и каждое лето по утрам и на закате солнца ползали солдаты на карячках между высоких грядок, выискивая на листочках и под листочками роз всевозможных насекомых-вредителей, их личинки и даже практически незаметные человеческому глазу яички. Делалось все это под личным присмотром мадам, которую все военнослужащие до одного между собой звали Сукой, и лишь в присутствии неё самой и ее мужа называли по имени-отчеству.

Но главную кличку жене Расторгуева придумали все-таки не солдаты, а каскеленцы...

Сука следила за тем, чтобы работники сельпо не присваивали ворованные по ее приказу из продзапасов части для продажи касскеленцам продукты. Да и в Военторг гарнизонный допускала она каскеленок строго по утвержденному ею же списку, каждый раз грозя начпроду, что напишет на него жалобу алма-атинскому военному начальству, как на расхитителя социалистической собственности, если вдруг какая из недопущенных ею к покупкам каскеленка окажется на людях, допустим, в платке, какой был в продаже только в Военторге ¹⁴⁵ .

Словом, достала Сука всех каскеленцев тем, в первую очередь, что взаимоотношения жителей Каскелена и семьи полковника Расторгуева были сложными в области исключительно личных экономических партнерств и зависели от ее настроения и вздорного характера. И потому прозвали Суку в Каскелене еще и Торгуевой.

Тут надо обратить внимание на то, на что никто и никогда настоящего внимания в СССР не обращал, но что на самом деле было особо важно для выживания народа под армией и при верховенстве армии над народом, - на наличие в СССР сложных межнациональных отношений.

Сами каскеленцы были, как я уж писал, были людьми разных народов, на такие мелочи, как оттенки кожи и волос, на разрез и цвет глаз особого внимания не обращали, жили, можно сказать, единой семьей, праздновали всё, что можно было праздновать по русским и казахским обычаям, тоже вместе: и Пасху, и Крещение, и курбан-байрам, и Первомай с Девятым маем, и День урожая, и Новый год, и Седьмое Ноября, свадьбы, крестины, обрезания, участвовали в байгах, козлодраниях, в "догони девушку", боролись по правилам казахша-курпеса, вольной и классической борьбы. Молодые часто женились, не обращая внимания на пятую графу в паспорте ¹⁴⁶ , растили общих детей и внуков, пели песни на пяти языках, разговаривали на трех: то есть на русском, казахском да ещё и на немецком.

Последний пришлось выучить каскеленцам во время войны, когда на станцию Шамалган пришел поезд с семьями высланных с Поволжья немцев, не понимающих ни по-русски, ни по казахски ни уха ни рыла. Пятнадцать семей два алма-атинских энкавэдэшника высадили из эшелона и отправили в Каскелен. Пришлось местным жителям потесниться, принять гостей. Были и недовольные, но потом оказалось, что никогда ранее здесь не виданные немцы изрядно работящи, руки имеют золотые, то есть могут делать всё и даже больше. Через месяц уже на немцев была взвалена обязанность ремонтировать трактора и комбайны, сеялки и плуги - и "фрицы", как их стали тут называть после фильма "Два бойца", были признаны в Каскелене полностью своими. Люди даже говорили, что не будь немцев в Каскелене, село бы в войну вымерло. И потому все тут относились к немцам с почтением, были рады каждой смешанной свадьбе с ними и думали, что такая жизнь отныне будет продолжаться вечно.

Не любил немцев лишь Расторгуев, который всю войну прослужил в тылу, а потому, как всякий тыловик, был одержим комплексом неполноценности, выплескивающимся в неприкрытую агрессию к веьма условныи представителям побежденной нации. То есть если казахов называл он калбитами и говорил, что они тупые ¹⁴⁷ , за спинами людей, в кругу особо довернных ему офицеров и старшин, карьерный рост которых вплотную зависел от отношения к ним полковника, то каселенских немцев он в открытую и даже публично называл "фашистскими недобитками" и советовал им "убираться в свою Германию".

Каскеленцы обижались, защищали своих немцев, писали жалобы на полковника в Алма-Ату и Ташкент.

Но тамошние генералы были в душах, должно быть, согласны с полковником, каждый скандал заканчивали увещеваниями, спускали его на тормозах. А в головах всех штабистов оставалась мысль о Расторгуеве, как о боевыом офицере, который никак не забудет войну и не может успокоить свою ненависть к немецко-фашистским захватчикам. Потому как другой причины для дурацкого поведения командира отдельного гарнизова, связиста, человека инженерно грамотного, не обычного пехотинца, никто из военных чиновников придумать не мог. И такого рода авторитет еще более убеждал их в мысли, что Расторгуеву не долго уже быть полковником, вот-вот он получит генеральские погоны и переберётся, как минимум, в Алма-Ату.

Обозванная народом пока еще только Торгуевой жена полковника, следуя мыслью за мужем, как нитка за иголкой, искала всевозможные способы подгадить каскеленским немцам, призывая в случаях скандалов с немками из-за, допустим, привезенных в военторг пиал, на свою сторону казашек и русских баб. В результате, немки пили чай из стаканов с красивыми подстаканниками, а владелицы китайских пиал им завидовали. Историй такого рода было много, нашей главной темы рассказа они не касаются, потому мы их опустим, отметим лишь, что весть о том, что Куан пролез сквозь узкую деревянную трубу на земляной крыше скалада продовольствия военной части и выкрал оттуда пять банок сгущенки, принесла в Каскелен Сука Торгуева.

- Опять ваши немцы нам диверсию устроили! - заявила полковничиха заведующему сельпо криком, от которого сидевшие на длинной скамейке рядом с магазином каскеленские старушки чуть не оглохли. - Заслали нам Куана - он сгущенку и спёр! А я тебе должна сдачу давать? Три рубля и пятиалтынный? На-ка, вот тебе - выкуси! - и сунула огромную, едва ли не полупудовую дулю Юсупу-заведующему под нос. - Каждая банка пятьдесят пять копеек стоит. А пять банок - два семьдесят пять. За покражу десятикратная цена полагается! Двадцать семь пятьдесят! Так что это не я тебе, а ты мне должен. Двадцать четыре тридцать пять!

То есть имя осла слетело с языка ее случайно, в горячке спора с заведующим сельпо о стоимости проданных им тюлевых накидок для подушек, невесть зачем присланных в военную часть и охотно раскупленных каскеленками, да еще ляпнула она эту глупость в присутствии полудесятка испуганных ею свидетельниц почтенного возраста. Произнесла слово "немцы" просто так, сдуру, как самое ненавистное для себя и для своего мужа, услышанное в тот день из уст чрезмерно расвирипевшего Расторгуева бесчетное число раз, не помня уж по какому конкретно поводу.

Лишь на цифре "двадцать четыре двадцать пять" она сама поняла, что ляпнула - и оторопела. То есть внезапной паузой в своей визгливой и малопонятной речи она привлекла внимание старушек Каскелена гораздо больше, чем если бы продолжила свой хай-вай ¹⁴⁸ , - и вызвала неожиданный от старушек гомерический хохот, переходящий во всхилывания, повизгивания и прочие звуки, присущие корчащимся от смеха женщинам скорее молодым и сильным, чем бабкам преклонного возраста. Вот до чего показалась глупой им речь Торгуевой.

Заржал даже сам заведующий сельпо Юсуп Закиров - мужик толстый, флегматичный, который доселе не смеялся на людях никогда, ибо почитал это несолидным для не только кормильца всех каскеленцев, но и их покровителя в складах местного райпотребсоюза.

- О... сёл... сгу.. у... ущён... ку... украл! - с трудом произнес Юсуп-заведующий сквозь рвущиеся изнутри всхлипы. - О...сёл!

Полковничиха, покраснев до корней волос, крепко, по-офицерски выругалась в лицо заведующему, выбежала из сельпо на улицу и помчалась в часть такой нелепой и такой неровной походкой, что каблук правой туфли скоро сломался, она сняля ее на ходу, подхватила отпавший каблук, сняла вторую туфлю и помчалась босиком из села в сторону зеленого забора с красными звездами.

Старушки ж смотрели вслед ей, смеялись и обсуждали порванные вдрызг ее супермодные "фильдеперсовые чулки" (колготки изобретут несколько лет спустя, а первые из них появлятся в Каскелене только тогда, когда Бауржан будет учиться в девятом классе), грязные пятки и легкую откляченность зада, которую никто не замечал, когда она ходила в туфлях на высоких каблуках.

- Торгуиха-то отмочила! - говорили в тот вечер каскеленки по домам, не замечая, как дают новую кличку жене Растрогуева. - Говорит, что осел по трубе сверху вниз в склады армейские влез, всю еду там сожрал да назад вылез. По той же трубе.

- Сама, небось, спёрла, через нашего сельповника Юсупа-заведующего торганула, а теперь ташкентская проверка будет - вот на осла и валит, - солидными голосами отвечали им усталые после рабочего дня и вкушающие домашнюю снедь мужья.

- Так то ж Куан был, - вмешавались в разговор дети.

- Ну, раз Куан, тогда... - пожимали плечами мужики, -... тогда может быть. Кто этого Куана знает, что он может отмочить. Про него такое говорят - сразу не поверишь, а потом всё правдой оказавается.

И тут же начинали рассказывать детям старую казахскую притчу об осле, который нёс на спине своей тяжелый мешок с солью, увидел ручей, лег в него, полежал, а после, как вода всю соль выела, осел поднялся с легкой ношей и побежал в нужном направлении. При этом, каждый из рассказчиков твердо был уверен, что история эта подлинная и случилась она именно с Куаном. Хотя каждый слышал ее еще в своем детстве, когда Куана на свете еще не было. Таков был авторитет белого осла в народе в тот год, равный разве что авторитету безбородого обманщика Алдара-Косе, о котором еще не снял фильма знаменитый Шакен Айманов, и потому образ его и его ишака оставались в памяти народной незамутненными киноштампами.

Практически в каждом доме Каскелена происходили едва ли не дословно подобные сцены в тот вечер - и от этого несчетного повторения одних и тех же слов, от высказывания одних и тех же мыслей многими и многими людьми, авторитет белого сола и дотоле необычайно высокий в Каскелене, достиг величны астрономической в глазах и взрослых селян, и уж тем более их детей, которые все сказанное их отцами матерями, дедами и бабушками внимательно выслушивали, запоминали. Для того, чтобы уже в своих версиях и своими языками поведать друг другу в школе во время уроков и на переменах о том, как Бауржан и Петька научили своего осла лазать в трубы и на высокие деревья, копать землю и добывать для своих хозяев всё, что те ни захотят.

- А че? - говорил один второклассник другому. - Куан он всё может. Он даже сейф железный в кабинете у директора может открыть. Мухтар Алибекович отцу рассказывал, а я слышал.

Как раз за день-два до этого друзья Куана, съев одну банку сгущенки на двоих, оставшиеся четыре отдали остальным детям Каскелена, чтобы те тоже попробовали самое вкусное на свете молоко и знали, что такое настоящая амброзия. Два этих события смешались в детских головах в единый клубок - и мнение младшего поколения каскеленцев выразилось в единой для всех формуле:

- Теперь и Бауржана, и Петьку, и Куана расстреляют!

Именно так - расстреляют, а не посадят. Потому что три наших героя покусились на то самое святое, что ассоциируется в сознании всякого юного селянина со словом государство, - на армию. Более того, они покусились на имущество этой армии, и даже не скрыли своего преступления, а сами себя выдали, раздав банки со сгущенкой тем, кто в разбойном нападении на доблестную Советскую Армию не участвовал.

Ни Умурзака-аги, ни Гульнары не было в это время в Каскелене. Они жили теперь большую часть года в Алма-Ате, предоставив пастьбу отары, подчиненной будто бы Умурзаке-аге, помощнику чабана Петрову, а заботу о какскеленском доме - Айше-апе, Бауржану и младшим детям.

Депутат Верховного Совета Казахской ССР получил от государства квартиру в центре города на улице Луи Пастера, жил там почти безвылазно, а дочь его училась на первом курсе экономфака сельхозинститута и вела хозяйство в городской квартире отца: убирала, стирала, готовила еду, кормила Умурзака-агу и его бесконечных гостей и родственников, прибывающих в столицу кто по делам, кто просто так - на красивый город поглазеть, погулять, отдохнуть, а кто и с тайной надеждой приударить за дочерью уважаемого человека, жениться на ней - да, глядишь, и остаться в Алма-Ате рядом с тестем - большой величины государственным мужем. То есть забот у отца и сестры Бауржана было столько, что о похищенных пяти банках сгущенке и об обиде полковничихи, которую с тех пор в Каскелене окончательно переименовали в Торгуиху, они узнали из всех коренных каскеленцев последними, когда их вмешательство в происходившие затем события стало излишним.

А произошло вот что...

Торгуиха вернулась в часть босой, зареванной, с щеками полосатыми от размытых слезами ресниц, полной такого гнева, что при проходе сквозь будку она что есть силы врезала сумкой стоявшему там дежурному лейтенанту по лицу - и тот, лишившись зуба, повалился на пол, стеная от боли, обиды и несправедливости положения офицера в Советской Армии.

- Сука! - проорала при этом Торгуиха. - Убью на х..! Где автоматы? - свернула к оружейке, продолжая при этом орать. - Всех на х.. расстреляю! Будут у меня знать! - ну, и далее в том же духе, типичном для лексики всей Советской Армиии от рядового до маршала и министра обороны СССР - тогда еще Малиновского и их безработных жён.

И Торгуиха бы прорвалась в оружейный склад, заветный бы автомат схватила, даже в село бы вернулась, чтобы перестрелять престарелых свидетельниц своего позора, ибо при виде бешеной фурии не только солдаты, но и сержанты, и даже тогда еще имевшие место быть в Советской Армии старшины ¹⁴⁹  разбегались в разные стороны прочь, глядя со стороны спины Торгуихи на то, как она с силой танковой армии Гудериана под Москвой прет за вожделенным автоматом Калашникова, из которого в свободные от цветника время стреляла на местном полигоне по мишеням.

Но тут на пути разъяренной полковничи появился белый осёл с розовым носом и с веселыми глазами в обрамлении роскошных черных ресниц. Он мило улыбнулся Торгуихе, упёрся передними копытами в асфальт ведущей к оружейке дорожки и, разинув усыпанную крупными желто-зеленывми зубами пасть, крикнул самое главное слово свое:

- И-а-а! - с такой силой и так громко, что перекрыл ревом своим крик сбесившейся бабы, заставив ее застыть на месте и заткнуться.

Несколько мгновений, рассказывали очевидцы, они так и стояли друг против друга, пялясь, не мигая, в глаза противника и пытаясь понять, кто из них и о чём орёт. А главное: зачем?

Осёл замолчал первым.

После чего спокойно повернул налево и пошел неспешной походкой, не глядя на только что побежденную им раскрашенную и босую бабу, в сторону солдатской столовой, где у двух огромных аллюминиевых кастрюль сидели с ножами в застывших руках разинувшие рты солдаты - чистильщики картофеля из числа вечных штрафников, получающих внеочередные наряды порой без всякого на то повода. Наклонившись к руке одного из них, Куан мягкими губами своими выхватил из ладони солдата очищенную картофелину и, смачно хрустанув ее, проглотил и скрылся за углом столовки.

За всем этим действом в течение доброй минуты, как утверждают очевидцы, Торгуиха смотрела, широко раскрыв глаза и разинув рот, не дыша. После этого грохнулась в обморок.

Сцену эту во всех подробностях и красках рассказали солдаты взрослым каскеленцам следующим же утром, тот есть в тот час, когда в школе всеми детьми было решено, что теперь уж белого осла по кличке Куан и его друзей непременно расстреляют. А потому Бауржана с Петькой и Куанном решено было срочно спасать от неминуемой гибели от рук той самой армии, что победила Гитлера и сделала страну по имени СССР самой сильной в мире.

То есть всевозможные лозунги, словесные штампы, услышанные мельком лекции, увиденные фильмы о войне и произнесенные там героями фразы в головах малолетних каскеленцев переплелись в такой сложный и недоступный пониманию взрослого человека конгломерат воззрений, что сообщество детей, которые здесь, как и во всем мире, имеют мало чего общего с миром взрослых и живут по собственным законам, понятиям и принципам, решило спасти ишака и его хозяев от гнева как полковницы Торгуихи, так и ее мужа Расторгуева, а с ними и от стоящих за спиной Советской Армии страшных городов с именами Алма-Ата и Москва.

Дети Каскелена думали именно так, а не как впоследствии сделали вывод за них самих учителя на педсовете. Потому что дети и взрослые, повторяю, думают по-разному.

В то утро дети ушли из школы.

Все. От первоклассника до десятиклассника.

Ушли даже самые примерные из учениц и самые прилежные пионерки.

Ушел председатель школьной пионерской дружины.

Секретарь школьной комсомольской организации вместе со всем комитетом ушел.

Ушли вечные ябеды и подлизы.

Ушел даже ныне всеми забытый, а тогда гремевший именем своим на весь район благодаря недюжинными знаниям русский мальчик, золотая медаль которого вплотную зависела от прилежания и характеристики, которую напишут ему учителя после госэкзаменов.

Словом, ушли все школьники...

И встретились они с портрфелями в руках за сельским прудом, в который так всё ещё и не запустили зеркального карпа, хотя давно уж в Совете Министров Казахской ССР включили его в общеказахстанский проект зарыбления водоемов вопреки протестам депутата Абдугулова. Встретились и, стихийно оформившись в стройные три колонны, направились в сторону Каскеленского ущелья с рекой Каскеленкой ¹⁵⁰ , где, если пройти за ныне разрушенную мельницу с полкилометра вглубь, речка эта оказывается сомкнутой двумя скалами, шумит, бурлит и пенится, где очень удобно - каждый каскеленец знал - держать оборону точно так же, как воевал красный партизан против целого полка белогвардейцев в одном из рассказов одного из русских учебников "Родной речи".

И во главе этого исхода детей шел белый осел.

На этом месте историю Куана можно было бы и зкончить, ибо это был момент наивысшего взлета карьеры ишака в человечесвком обществе, чем-то похожий на торжественный въезд пьяного Ельцина в кремлевскую дачу Горбачева или на вхождение Гая Юлия Цезаря в Рим после победы над галлами.

Ибо только вовремя сделанные апофеозы делают персонажи истинными героями. Редко кто из переживших свой апофеоз лиц и персонажей истории остаются после этого героями и любимцами народа. Чаще оказываются проклинаемыми современниками и потомками. Судьбы Горбачева, Ельцина, Кравчука, Шушкевича ¹⁵¹  - тому наглядные свидетельства.

Но закончить историю Куана апофеозом будет неправильно, похоже на выдумку, типичную для романтической литературы, но никак не для реально случившейся истории. Ведь Куан жил на самом деле, и героческие дела его на том, что за собой он, подобно Крысолову из древних немецких сказок, увел из села всех детей школьного возраста, не закончились...

Ибо то, как гуляли и веселились дети, скрывшись за двумя скалами на небольшой поляне правого берега горной реки, побросав портфели под сень в обилии растущих там пожелтевших, покрасневших и облетевших ив, облепихи, берез и чингиля ¹⁵² , как лазали они в воняющую эскрементами пещеру с потолком, усыпанным летучими мышами, как обнаружили они метрах в пятистах вверх по течению на ветке огромного старого ясеня гнездо аистов, как ловили, бродя по колено в холодной воде, руками норную рыбу маринку ¹⁵³  и снятыми с себя майками любящего ледяную воду османа, как украшали девочки шею невозмутимо взирающего на детскую чехарду белого осла сплетенными из альпийских трав венками, споря о том, чей лучше, как Бауржан показывал им аттракцион подъема в гору ухватившись за ослиный хвост, и как весело было всем в тот день вместе, надо рассказывать в другой истории.

Для нас же тут важно знать, что к полудню всполошенные сообщением учителей о пропаже детей взрослые каскеленцы беглецов все-таки нашли, возмущенных несправедливостью пионеров и комсомольцев успокоили, сказав, что они что-то напутали, что никто и не собирался убивать всеобщего любимца Куана, что на самом деле никто из взрослых и подумать не мог, что осел способен совершать акробатические трюки на территории военной части и таскать из армейского склада сгущенное молоко, и уж тем более нападать на жену командира воинской части с целью убийства оной.

- Что вы нас совсем за дураков считаете? - строго спросил у детей секретарь парткома совхоза Касымов. - А ведь нам с вами вместе жить и работать.

Директор же школы - все тот же несменяемый Мухтар Ниязович - со своей стороны похвалил ребят за то, что они такие дружные, что любят животных, сказал, что они - настоящие граждане Советского Союза, раз решились рискнуть своими оценками и характеристиками ради спасения осла - и сам Ниязов от слов своих прослезился.

Потом все валом пошли назад, в село, улыбаясь друг другу и радуясь тому, что все так хорошо закончилось, что длинноухий виновник суматохи остался жив, что народ, который кормит армию, защитил от армии своего осла.

И были счастливы все. Даже вряд ли не понявший причину всенародного ликования Куан был счастлив настолько, что распрыгался, расшалился и в одном из прыжков случайно столкнул в воду Бауржана в месте относительно глубоком - и мальчик стал тонуть.

Петька бросился другу на помощь и вытащил его из воды.

- А ты что - умеешь плавать? - первым делом спросил Бауржан у него, когда ступил на мокрые, покрытые зеленым мхом камни.

- Не знаю, - ответил Петька. - Не пробовал ¹⁵⁴ .

И друзья расхохотались. А вслед за ними и радостно заржал Куан, который сам испугался того, что нечаянно сбил в воду хозяина.

Поэтому Куана за проступок не наказали, а Петка даже принес ему целый пук морковки, которую успела в то утро прополоть его мать.

А вечером у Бауржана резко поднялась температура, он заболел.

Айша, которая Бауржану доверяла во всем, не ходила вместе со всем Каслеленом за сыном и ишаком в горы, теперь сидела у постели мальчика несколько дней, меняя компрессы на его лбу и стараясь напоить мальчика настоем чабреца и малиновых листьев. Исхудала за это время, коря себя за то, что ее не оказалось рядом с Бауржаном во время падения в речку.

Младшие дети ее выполняли в эти дни бауржановскую работу по дому: кормили овец, которых во всё том же дряном сарая было двадцать голов (именно за такое число мелкорогатого скота был уплачен Умурзаком-агой налог, остальные ставшие его собственными отарские 980 овец паслись вместе с совхозной отарой то в песках, то в горах), рубили дрова и кукурузные стебли для топки в тандыре ¹⁵⁵ , месили тесто, пекли лепешки, носили для питья воду из колонки, а для уборки в доме и во дворе - из арыка, выгоняли корову Зорьку в стадо, косили серпом растущий на приусадебном участке клевер и носили его для просушки на все тот же импровизированнй чердак, устроенный Умурзаком-агой над крышей сарая еще тогда, когда сам хозяин дома даже депутатом облсовета не был. Только в школу за Бауржана не ходили сестренки его и братишка. По малолетству. И на враз поскучневшием и упорно не желающим выбираться из своего стойла Куане не катались, не бегали с ним взапуски по расположенному на задах села лугу. Хотя дверь сарая оставляли всегда открытой.

Петька все свободное от своих дел по своему дому и от уроков время проводил вместе с Айшой-апой, сидя рядом с ней на постели друга, рассказывая ему новости и сообщая по нескольку раз в день о том, как стережет теперь Куана всё практически село от пуль рассвирепевшего полковника Расторгуева, поклявшегося прилюдно "лично пристрелить этого чертова осла", который, как были уверены все в Каскелене - только днем стоит в сарае, а в темноте совершает партизанские рейды по тылам противника, превращает ночи военной части и лично полковника Расторгуева в сплошной кошмар. Передавал Петька и рассказы солдат о том, как полковник не спит по ночам, а шастает, согнувшись в три погибели, по части с пистолетом наготове, как осунулся он, как лицом даже позеленел.

Противостояние армии и села достигло такого накала, что ни одну военную машину, которые раньше заезжали в Каскелен, как к себе во двор, не пропускали в село сами каскеленцы, встававшие посреди дороги, если любой зеленый автомобиль появлялся на повороте от Алма-Атинской трассы. Пекарня местная отказалась печь хлеб для воинской части - и тогда солдаты-повара сами стали печь хлеб в наскоро сооруженных из остатков строительного материала печах на привезенных из Алма-Аты дровах.

Несколько солдат, шаставших по ночам через забор в каскеленским девчонкам, говорили, что настоящих хлебопеков среди военных поваров нет, поэтому новый солдатский хлеб есть невозможно и, забив купленными в совхозной пекарне буханками вещмешки, возвращались в казармы. Там сих якобы сбежавших в самоволку добытчиков встречали торжественно, как героев, что, в свою очередь,, вело к падению авторитета офицеров и к массовому нарушению дисциплины всеми подчиненными Расторгуеву военнослужащими.

Солдаты рассказывали, что сам полковник уже и не рад тому, что вступил в беспричнную войну с целым селом из-за какого-то там осла, что для того, чтобы вернуть отношения армии с народом в привычное мирное русло, ему надо только дозвониться в штаб округа либо обратиться к руководству Алма-Атинской области за помощью - и явятся ответственные за состояние частей округа в постоянной их боевой готовности люди, которые живо наведут порядок и в селе, и в гарнизоне. Или, на крайний случай, пристрелят ишака, как сбесившегося.

- Однако, полковник наш ничего такого делать не будет, - убежденно комментировали эти новости сами же самовольщики. - Он со дня на день приказа ждет на производство в генералы. Ему всех этих проблем с ослом не надо. Он и жену свою за дурость ейную так отмутузил, что она на люди с тех пор не показывается, сама, без помощи солдат, убирает дома, еду полковнику готовит, обстирывает его. Написала письмо дочери в Москву. Слух прошел, что она туда собралась уезжать.

- Ну, и скатертью дорога, - отвечали каскеленцы.

- Да не уедет она! - на их ответ отвечали солдаты. - Куда ей ехать от мужа-то? Кто ее в Москве одну ждет? У нее ведь мать тем годом померла, а отец, как в отставку вышел, так и не нужен никому стал, запил с горя, на даче живет, кроликов разводит. А Торгуиха наша - генералу пьяному не опора, ей самой опора нужна. Школу не закончила - замуж выскочила, специальности не имеет. Дочь ейная такую мамашу на свою шею тоже не повесит - сама студентка, ей учиться надо, а не за нашей раскрашенной коровой ухаживать. Девчонка живет на то, что отец ей пришлет, - и после этого уже вещали. - Так что никуда Торгуиха отсюда не денется. И крови нам всем еще попортит.

- Да-а... - вздыхали каскеленцы, - проблема...

Солдаты же ели вкусный каскеленский хлеб, незаметно от возможных тестей и тещ тискали повизгивающих от удовольствия девушек, строя на лицах печаль и радуясь в душе при этом ощущению хоть и недолгой, но свободы, рассказывали, как им всем осточертела армейская служба, какие паскуды все офицеры, выслуживающие свои звезды за счет бессмысленных мучений солдат, материли Ивана Бровкина и Максима Перепелицу ¹⁵⁶ , мечтали поскорее выйти в дембель, а потом вернуться в Каскелен и отметелить от всей души тех солдат и сержантов, а заодно и офицеров, которые им три года ¹⁵⁷  подряд портили жизнь за зеленым забором с красными звездами.

Бауржан выздоровел на пятое утро, когда, как на грех, внезапно похолодало, завыл ветер и полетел сухой, колючий снег, вонзаясь в сухую в тот день землю, то есть обещая злую и длинную зиму. Вышел во двор.

Навстречу ему выскочил из сарая застоявшийся там, уставший с пяти часов утра восторженно орать Куан.

Встреча друзей была радостной и бурной. Бауржан даже прослезился от восторга, втолкнул осла в сарай, но Куан, бодаясь головой, вытолкнул друга оттуда - и понесся по свежей пороше к выходу со двора галопом, коим бегал весьма редко, ибо всегда будто бы понимал, что ишачиный галоп на фоне конского выглядит не очень-то привлекательно. Но в тот момент он галопировал так весело, так гарциозно, что ему бы позавидовал ни один совхозный жеребец. Выскочил со двора - и тут же пулей умчался вправо, разнося по улице гулкий топот своих неподкованных копыт.

- К директоровой ослице побежал, - объяснила Бауржану мать. - Заждалась. Не сегодня-завтра у Дуры ¹⁵⁸  течка кончится, а Куан к ней всё не идет и не идет. Тебя, стало быть, ждал, твоего выздоровления, - сказала она сыну. - Ты для Куана, получается, значишь больше, чем даже любовь. Такая дружба дорогого стоит.

Тут возник, словно мальчик-джин из популярного тогда американского цветного фильма-сказки, Петька - и разговор об ишаке тут же прекратился. Потому что новости принес Петька просто потрясающие.

Оказывается, пока Бауржан болел, полковнику Расторгуеву решили помочь в самой Москве. Да не просто в Москве, а сам русский царь Никита Сергеевич подписал такого рода Указ, что теперь всем ослам Казахстана наступит полная хана ¹⁵⁹ , а белому ослу Куану - хана тем более. Потому что в том Указе написано, что на всех кур, гусей, уток, коров, телок, лошалей, жеребят, ослов и осликов, на всех свиней, на индюков, овец, баранов, козлов и даже на кроликов и крокодилов, если такие есть на казахстанском подворье, возлагается налог, то есть за каждую голову живности колхозник должен платить государству, то есть Расторгуеву.

- Ну, и что? - спросил друга нахмуривашийся Бауржан. - Я про такой Указ знаю. Только он давно был - мы с тобой еще маленькими были. Ата ¹⁶⁰  сказал потом, что Москва одумалась.

- Да нет же! - протестующе вскричал Петька. - Москва никогда не одумается! В Москве знаешь, какие дураки сидят? О, самые большие дураки в мире!

Бауржан оторопел. Так говорить о Москве нельзя, был твердо уверен он, Москву надо любить, Москву надо хвалить, Москвой надо гордиться.

- Дорогая моя столица! Золотая моя Москва! - прозвучала тут из большого черного и квадратного репродуктора, расположенного на столбе на площади перед сельсоветом, бюстом Ленина и конторой совхоза голосистая и задорная песня в сопровождении какого-то сводного оркестра, подтверждающая его мысли.

Репродуктор тот, повешенный сюда в 1941-ом году, в 1945-ом работать перестал. Но зато стал включаться и выключаться когда ему вздумается, осточертев Бауржану едва ли не со дня появления своего на свет, передавая то "Новости с полей", то выступления всё того же Хрущева, то горланя осточертевшие на уроках пения патриотические песни без начала и без конца. Вот и на этот раз, провыв про золото Москвы, песня тут же оборвалась, перейдя сначала в хрип, а потом прокашлялась и вовсе смолкнула.

Петька же, обрадовавшись неождиданной поддержке радио из столицы нашей Родины, а может даже из Кремля, продолжил свое сообщение, которое свелось к тому, что после массового забоя личного скота в Казахстане, случившегося в прошедшие лето и осень, Москва вовсе не одумалась, не успокоилась, а только притихла, чтобы начать массовый налет на тех хозяев, которые отчитались, что от скота избавились, а на самом деле либо взятку дали в сельсовет, либо спрятали от инспекторов и проверочных комиссий свой скот в горах да тугаях ¹⁶¹ , продолжая владеть неисчислимым количеством животных и птицы без разрешения на то Москвы.

- И теперь у всех, кто не заплатил налог за живность, будут лишние скот и птицу отбирать силой, - продолжил просвещать Бауржана друг. - Милиция и армия будут отнимать скот. А кто не будет отдавать, того будут расстреливать.

Слово это он произнес потому только, что после школьного бунта стало оно настолько модным среди детей Каскелена, что даже при игре пацанов в "войнушку" теперь не: "Петька! Я тебя убил!" - кричали, а: "Петька! Я тебя расстрелял на фиг!" Так и разговоры взрослых о новой агрессии Москвы на селян Советского Союза сознание детское переиначило на использование слова "расстрелять", как основное в сообщении Правительства СССР об усилении контроля за исполнением Указа о налогообложении граждан СССР на доходы с приусадебных участков.

Как известно, подобные переосмысления населением государственных Указов нередки в истории человечества. Каскеленский народ не отличался ни большим умом, ни большей сообразительностью от своих предков и своих потомков, а потому заявление Москвы о том, что предстоит "усиление контроля над исполнением" понял правильно: надо собирать деньги на новые взятки ¹⁶² . Те же, кому отныне полагалось "проследить за исполнением", из этого решения сделали свои выводы: можно под шумок поживиться и свести счеты со своими недоброжелателями из народа. Именно эту мысль всыказали старики-каскеленцы, пережившие и царя Николку, и Керенского, и террор атамана Анненкова ¹⁶³ , и Беловодское восстание кулаков,  ¹⁶⁴  и Ленина, и Сталина, и Маленкова, потому знавшие твердо, что переживут и взбалмошное правление Хрущева. А Петька лишь попробовал своими словами передать то, что услышал от стариков. Но, так как просто и ясно объяснить у него не получилось, он решил закончить свою мысль такой трагической фразой:

- Теперь полковник твоего осла точно расстреляет.

- Почему теперь? - все-таки не понял Бауржан.

- Потому что теперь ему разрешено убивать всех ослов, за которых не заплатили государству.

- За Куана отец заплатил, - продолжал упорствовать Бауржан. - У нас квитанция есть. Депутату нельзя не платить - он сам государство.

- Ага! - ответил Петька. - Кто теперь будет смотреть на твою квитацию, когда можно расстреливать? - и произнес это вопрос с издевкой в голосе и с упором на модное слово. - Кроме вас, никто в Каскелене не заплатил за ослов налога, - и дальше сообщил самое главное. - Сегодня с утра все каскеленцы выгнали своих ослов из домов. Весь Каскелен!

- Что?! - оторопел от этих слов окончательно поверивший обрушившейся на него и на все село трагедии Бауржан. - Они что - с ума сошли?

Айша-апа, молча слушавшая весь этот разговор мальчишек стоя в стороне он них, оборвала сына:

- Эй! - сказала она. - Как можно так говорить о взрослых?

- Так если они бараны!- со слезами в голосе ответил ей Бауржан. - Ослов нельзя сразу всех выпускать. Это все знают.

Тут всю глубину глупости людской поняла и Айша-апа. Ибо она с детства слышала истории о том, как в старое время случались джуты на казахской земле, скот гиб от бескормицы тысячами, а по мертвой, заснеженной степи носились многочисленные стада одичавших ослов, наводя ужас на оставшихся в живых казахов. Сама она голод начала тридцатых годов, совпавший с созданием колхозов, пережила в высокогорном кишлаке Киргизии, где скот держали по-русски: не только на подножном корме, но и заготавливали и сушили сено на зиму, сооружали для скота крытые от снега загоны. А для защиты от волков строили каменные ограды и выкапывали на тропах прикрытые сверху хворостом и травой ямы. В Казахстане же сено заготавливали лишь для личного скота, а колхозный зиму переживал по старинке - тебеньковал под снегом.

Умурзак-ага рассказывал жене, как в Казахстане в зиму 1930 года выгнанные хозяевами ослы собирались в стада до сотни голов каждая и, нападая на скриды сена и сеновалы, уничтожали в один присест весь заготовленный людьми за лето корм для скота, не столько съедая сухую траву, сколько разбрасывая ее по ветру - и та разлеталась над степью.

Она забыла, а сын - видишь ты - помнит.

- Вай! Вай! - запричитала Айша-апа, ухватившись руками за щеки и качая головой. - Какая беда! Какая беда пришла!

И беда действительно ворвалась в Казахстан с запада СССР подобно ураганам США, налетающим с востока. Ибо таких сёл, как в одно утро отказавшийся от своих ослов Каскелен, оказалось в республике тысячи, а выпущенных в голимую дикую степь длинноухих безобразников - десятки тысяч. Все эти ослы в тот же день стали сбиваться в стада и в поисках корма нападать на запасы сена, собранные людьми, вытаптывать и выедать взошедшие озимые на миллионах гектаров сельхозугодий. Людей ослы не боялись, потому по ночам проникали в аулы и сёла, нападали на запертые в сараях запасы сена и зерна. Были случаи, рассказывают, когда вал ослиных тел разбивал хилые обшивки силосных башепн - и весь силос съедался разбойниками в один присест. А еще ослы, помня о разного рода уловках хозяев, не скрывавших свои действия в присутствии собственной скотины, добывали спрятанные в земле, а перед тем сворованные из колхозных и совхозных хранилищ и складов мешки с зерном либо початками кукурузы, распарывали их и, не столько съедали добычу, сколько разбрасывали ее на пару километров вокруг схорона, как бы мстя своим недавним хозяевам за их неблагодарность и предательство.

Потому и число возбужденных уголовных дел на расхитителей социалистической собственности в тот год было немеряно, суды просто захлестнул вал одинаковых с виду дел. В одной Алма-Атинской области в тот год приговорили на сроки общего режима в три-пять лет более четырех сотен людей за то, что ослы помогли следствию найти похитителей общественного добра. А всего по Казахстану посадили несколько тысяч колхозников и рабочих совхозов, оставив множество хозяйств без рабочих рук.

- Вай! Вай! Вай! - стонали вслед за женой депутата, которого никто посадить не мог по принятому при Хрушеве закону о "номенклатурной безответственности", как называли его в народе, тысячи оказавшихся без мужей женщин Казахстана и их детей. - Проклятые ослы! Это из-за них всё! Не будь ослов - не было бы в нашей семье беды.

Словно это Куан и его сородичи накатали идиотский Указ, а не сидящие в Кремле москвичи.

То есть народ казахстанский в массе своей нашел виновника не в первом руководителе государства, то бишь в бывшем при Сталине какое-то время наркомом ¹⁶⁵  сельского хозяйства и якобы знавшим село Хрущеве, подписавшем идиотское постановление целых два раза, а в виде безымянных и безответственных ишаков.

Если бы ослы обладали речью, они могли бы объяснить людям, что для того, чтобы им выжить зимой, требовался корм, который найти было в родных крестьянских дворах ишакам легче, чем в диком и открытом поле. Ослиная сообразительность спасала их от голода и вымирания, но не от жестокости и глупости людской.

Но ослы не обладают членораздельной речью. К сожалению...

Ибо именно в начале пока еще малоснежной на юге республики зимы и загремели по всему Казхахстану выстрелы из направленных в ослов ружей, винтовок, атоматов. Люди принялись копать волчьи ямы для них с возложенными поверх пуками сена либо соломы, устраивали силки из телеграфных проводов и фарили их с автомобюилей, как при браконьерской охоте на сайгаков. В битве с ослиным племенем гибли порой и сами люди по всяким причинам, но, в основном, потому, что были основательно пьяны и охотились, нализавшись в дым, паля вокруг без разбора.

А всегда трезвые ослы боролись за свои жизни с остервенением, какому бы позавидовали тигры.

Особо отличались в этой войне солдаты и офицеры всех расположенных на территории республики частей доблестной Советской Армии, решившие, что убивать ослов - это их святой долг, о котором сказано в присяге, как о понятии основополагающем для всякого советского военнослужащего. А уж воинская часть под командованием полковника Разгуляева, всё никак не могущего дождаться вожделенных генеральских погон, свирепела в битвах с ослами особенно.

Дело доходило до того, что в иной день оставшимся за зеленым забором солдатам приходилось выступать на боевое дежурство в две смены, ибо в части стало не хватать военнослужащх, а от желающих стрелять в ослов не было отбоя. Потому что каждый убивший пять ослов расторгуевец мог получить внеочередной и внеплановый десятидневный отпуск для поездки домой - и по этому-то показателю можно стало впоследствии подсчитать, что в ту зиму солдатами одной только части под командованием полкованика Расторгуева уничтожили более трех сотен одичавших и бегающих по степям и пустыням Казахстана длинноухихи крикунов ¹⁶⁶ .

Туши не увозили никуда и не складировали, а просто бросали в поле, привлекая тем самым всякую зиму прибывающих с севера Казахстана вслед за сайгаками волков, а также кормя местных, живущих в камышах лисиц, кабанов, шакалов, диких котов, сипов, ворон и прочих бегающих и летающих хищников и падальщиков.

Расторгуев хотел убить лишь Куана.

Он так и сказал своим подчиненным, рвущимся на войну с ишаками с азартом проголодавшися хищников:

- Увидите белого осла - не стреляйте. Скажите мне - я буду его догонять - и сам пристерлю. Если кто убьет белого осла без меня, то вы меня знаете - на дембель тот не попадет. А если пристрелит такого осла офицер, то следующей звезды ему ждать, как до Марса долететь.

Потому что в тот год была особо популярна песня о том, что "И на Марсе будут яблони цвести". Именно ее пели каскеленские дети на Новогоднем утреннике 29 декабря 1961 года, куда Расторгуев обязан был не только явиться, но и улыбаться там детям, выдавая всем им, и в том числе владельцу Куана Бауржану, кулечки подарков от имени всей Советской Армии и боевого Военно-морского флота.

О том, что осел принадлежит депутату Верховного Совета Казахской ССР и за его жизнь заплачено государству ровно столько, сколько положено, полковник знал, конечно. Но при этом имел и оправдание своему намерению, то есть "отмазку", если говорить по-военному. "Отмазка" заключалась в том, что - по слухам - одно из бесчинствующих ослиных стад числом навскид в пятьдесят голов возглавлял удивительно умный осел белого окраса. Других белых ослов во всей округе не было, потому все понимали, что белый осел - это Куан, но раз полковник не называл его по имени, то и обвинить его в нарушении закона по помилованию тех ослов, за которых уже заплачено, никто не мог. То есть все казахстанцы знали, что Куан обречен, но никто не мог спасти его. Даже Бауржан.

Потому что мальчик не знал, где находится его осёл.

Выбежав со двора на крик Дуры в утро выздоровления хозяина, Куан больше не возвращался домой. Он словно бы исчез в снежной хмари и круговерти легкой поземки, вскоре перешедшей в метель, а там и в пургу.

Бауржан и Петька, получив подарки из рук полковника, который ранее говорил, что убьет Куана, тут же бросили их на пол и растоптали выпавшие конфеты и яблоки обутыми в кирзовые сапоги ногами, а орехи отфутболили по сторонам. Петька даже успел с вызовом и полным ненависти голосом бросить в лицо полковнику:

- Подавись ты своими подарками, сволочь! - прежде, чем его буквально вышвырнули два младших офицера из актового зала школы.

Вышвырнули следом и сжимающего в ненависти зубы Бауржана.

- Что толку говорить с этим гадом? - объяснил он свое молчание другу.- Когда мы молчим - ему страшнее.

В ту же ночь мальчики забрались в плохо во всякие праздничные дни охраняемую военную часть и выбили все стекла в квартире Расторгуева. Вопль Торгуихи, несшийся им в спину, долго радовал их память своей отчаянностью и безысходностью. Целых два дня.

А когда наступила короткая оттепель, пробрались они туда же, вскарабкались невесть каким образом на крышу тщательно охраняемого расторгуевского дома и укрепили на печной трубе гусиное перо с приделанной к кончику ее бумажкой, опущенной внутрь трубы. Ночью печь не топили, ветерок дул свежий, перо шелевлилось от его дуновения, шуршало бумажкой - и усиленный эхом трубы, шорох тот выносился из зева печи в спальнею полковника и полковничихи звуками покруче тех, что теперь звучат из телевизоров в американских киноужастиках. То есть в печи полковника что-то скрежетало, выло, шумело, стонало всю ночь, словно говорило замогильным голосом:

- Э-это тебе ме-есть за Куа-ана!

Утром Рторгуиха расказывала офицерским женам о своих эмоциях, пережитых в эту ночь, так увлеченно, что не сразу заметила, что стоит перед ними в ночнушке и в разных домашних тапочках - своём и мужа. Она утверждала даже, что на голове ее появился целый пук седых волос, которые она с трудом вырвала перед зеркалом. И факт признания Торгуихой своей немолодости оказался рещающим подтверждением ее испуга и страшного рассказа.

Сам же полковник, догадавшись о сути мальчишеской проделки и даже почти точно зная, кто его ночью потревожил, а жену его чуть не свел в могилу, послал одногго из солдат за лестницей, велев ему снять с трубы "эту заразу".

- Хорошо, - сказал он, обращаясь невесть к кому, но вслух. - Война, так война.

И в тот же день написал в Верховный Суд Казахстана донос на депутата Верховного Совета Казахской ССР. Старший Абдугулов будто бы "специально выдресировал своего осла для того, чтобы возглавляемое этим ослом стадо уничтожало не только колхозные и совхозные посевы", до которых, как он был уверен, никому в Алма-Ате и дела нет, а "чтобы они поедали продовольственные запасы Советской Армии, лишали солдат и офицеров сил, необходимых для обороны Советского Союза от нападения внешнего врага". Намекал полковник, по-видимому, на соседний Алма-Атинской области Китай, пока еще "брат навек", но оказавшийся вскоре и впрямь вдруг недружественным по отношению к великому Советскому Союзу.

Бред сей был напечатан на хорошей мелованной бумаге формата А-4 с так называемой "шапкой" воинской части и с ее реквизитами на новой пишущей машинке "Украина" полковым писцом Опанасенко, ставшем много лет спустя депутатом горбачевского Верховного Совета СССР от Украины, а затем участвовавшем в съезде депутатов Верховного Совета Украинской ССР, утвердившем отказ своего фальшивого президента Кравчука об отсоединении Украины от СССР ¹⁶⁷ .

В 1962 году Опанасенко был оголтелым комсомольцем и еще более оголтелым кадидатом в члены КПСС, стукачом, верным расторгуевцем - и ему можно было доверить составление такого рода бумаг с тем, чтобы Растрогуев лишь подмахнул донос, даже не заглянув в него. А там усердный писарь добавил от себя лично: "Просим вашего разрешения на отстрел полковником всех белых ослов Казахстана".

В Верховном суде республики мигом уловили в доносе лазейку, спасающую себя от конфликта с Верховным Советом Казахстана, который обязательно вступится за своего владеющего белым ишаком депутата, - и выслали в военную часть распоряжение, в котором "в ответ на письмо от такого-то числа и под таким-то номером" сообщалось, что отные "полковнику Расторгуеву стрелять во всех белых ишаков, проживающих на территории Казахской ССР, разрешается". И тоже с шапкой на гербовой бумаге и тоже с подписью секретаря Верховногго суда республики и с гербовой печатью.

Понял ли, нет ли суть противоречий между своим доносом и ответом Верховного Суда полковник, сказать теперь трудно. Главное для него было словосоветание "всех белых ослов" и то, что главным карательным органом страны ему дозволено их уничтожить. Безжалостно. Как главных виновников того, что полковник никак не становится генерал-майором.

С бумагой этой гербовой, аккуратно уложенной в кожаную с тисненным гербом республики папку, он прошелся по всем организациям и кабинетам всех первых руководителей организаций, которых это вопрос касался: от председателя каскеленского сельсовета и директора совхоза "Каскеленский" до руководства общества охотников и рыболовов Казахстана, суя всем подряд под носы эту бумагу и доказывая, что никто не имеет права стрелять по белым ишакам, кроме полковника Расторгуева, что только он отныне имеет право палить по всем белым ослам республики из своего персонального оружия и только ему отныне необходимо это делать каждый день.

И он готов пулять в них из винтовки любого образца, а также из автомата и даже хоть из гаубицы или из танка.

Все соглашались с полковником, улыбались сердечно, жали ему руку, приглашали выпить чаю с дороги, угощали водкой с казы ¹⁶⁸  и, проводив, вытирали лбы, облегченно вздыхали, говоря при этом практически почти одно и тоже:

- Послал же Бог (иногда - Аллах) дурака (иногда - идиота) на мою голову!

Зима подходила к концу, когда полковник обошел все важные для охоты на ослов инстанции, выписал себе в части командировочное удостоверение на три дня, взял из оружейки винтовку с оптическим прицелом, одну тысячу боевых патронов, забил ими новый гарнизонный "УАЗ-ик", посадил за руль самого опытного из солдат-шоферов, затоварился большим количеством консервированной пищи, спичками, дровами, котелком и сказал самую знаменитую тогда в СССР фразу:

- Поехали! ¹⁶⁹ 

Что он ваидел в те три дня, в кого стрелял, осталось для всех покрыто мраком тайны. Молчаливый водитель (немец Дуттенгефнер, призван из Джамбула) никому так до конца службы ничего о той охоте не сообщил, резонно рассуждая, что "неча против ветра писать", за что оказался первым и единственным в той неделе "дембелем", отправленным домой сразу после приказа министра обороны о демобилизации, то сть так и не встретившимся с сослуживцами, даже став уже независимым от Расторгуева ¹⁷⁰ .

Вся тысяча патронов, взятых полковником в оружейке, оказались полностью расстреляна (спаленные гильзы были вернуты полковником в оружейку по счету).

А белый осел, ушедший со двора Умурзаковых в утро выздоровления Бауржана, продолжил всё ещё наводить Великую степь легендами о своих подвигах на территории всего Казахстана, даже в Семипалатинской и Актюбинской областях одновременно ¹⁷¹ .

Рассказывали всякое. Много было, конечно, выдумок, домыслов и просто сплетен. Но были и настоящие очевидцы того, например, как невидимый в вихре снежной пурги белый осел добирался, незаметно от сторожей, до дверей колхозной конюшни и, отодвинув мордой засов, пропускал в тепло стадо ишков, чтобы те отогрелись и поели то, что насыпали конюхи лошадям. При этом, никто из слушателей этого рассказа не удивлялся тому, что ишак мог проникнуть в закрытую конюшню, а недоумевали по поводу того лишь, что лошади не шумели, спокойно делились своим кормом с ослами.

- Вах! Вах! - качали головами аксакалы. - Лошади не любят ослов. Почему они помогают ослам? Не иначе, скоро весь мир перевернется! - и предрекали распад Советского Союза почему-то, как неизбежную кару за дружбу ослов с лошадьми.

Дадцать лет спустя я спросил одного из этих акасакалов:

- Действительно ли лошади ненавидят ослов?

Старик обиделся, объясняться не стал, а дети его указали мне на двух местных мулов, пасущихся за околицей села, и, посмеияваясь, объяснили, что мулы появляются на свет именно от любви ослов с лошадьми, а не по Указу из Москвы.

Но когда я им напоминал историю с предсказаниями каскеленских аксакалов образца 1962 года, они начинали сосредоточенно хмуриться, качать головами и разговор прекращали. Ибо мулы - мулами, а Советский Союз распался - и тут вещую роль Куана и его ослиной компании в этом событии общепланетарного масштаба не оспоришь.

Все казахстанцы в ту страшную зиму знали, что, раз люди говорят о бедокурящем белом осле в колхозах Павлодарской области, то Расторгуев не сумел убить белого осла, а лишь прогнал его на север - и потому вины за смерть Куана нести не должен. А то, что без проку расстрелял полковник тысячу патронов, - это ущерб не каскеленцев, а государства, а государство - это Расторгуев.

Еще больше утверждались каскеленцы во мнении, что Куан жив, когда на следующий день узнавали, что белого ишака видели в Гурьевской области во главе ослиного стада.

- Наш Куан, как птица, летает, как самолет ТУ-104, - говорили они. - Из конца в конец по всему Казахстану. И не пересекает границы. Очень умный осёл. Если Расторгуев хочет с Куаном встретиться, то пусть едет в Кокчетав - Куан вчера тамошнему первому секретарю обкома звонил, обещал прибыть на бешбармак. Просил хорошего барашка зарезать к его появлению.

Но полковник больше на ослиную охоту не выезжал.

А ранее знаменитое своими набегами на Отар ослиное стадо вдруг сразу перестало безобразничать на территории Карасайского и ближайших к нему районов. По аулам даже пронесся слух о том, что за полное истребление ослов в Казахстане и за то, что Расторгуев прогнал белого осла в Узбекистан, полковник наконец-то вынудил Ташкентских штабистов представить его к генеральскому званию, что вот-вот Москва даст Антону Петровичу каколй-нибудь боевой орден и отправит к чертям собачьим куда-нибудь в... почему-то Париж.

На одном из заседаний местного райкома партии полковника даже поздравил с предстоящими изменениями в личной жизни сам первый секретарь Туребеков, а председатель райисполкома Сеитов включил Антона Петровича в список первоочередников на получение наградных часов от имени всего районного руководства. Но после сделанного в Ташкент запроса, был получен ответ, что наградные часы у Расторгуева уже есть - и потому переписали полковника в список награжденных объединенной Почетной грамотой Карасайских райкома партии, райкома профсоюзов, райкома космомола и райисполкома.

Никто из здешних чиновников не знал (а если изнал, то не говорил об этом вслух), что вездесущий Куан, якобы терроризирующий в те же самые дни и Гурьевскую, и Павлодарскую области ¹⁷²  одновременно, на самом деле даже не был ранен полковником Расторгуевым. Потому что...

... Куан вернулся домой.

Произошло это на следующий день после того, как полковник расстрелял свою тысячу патронов. То есть все слухи о безобразиях Куана в дальних от Каскелена областях были ложными, да и грязь этих сплетен и не пристала к светлому образу его.

Осел молча вошел во двор Абдугуловых, кивнул радостно взгавнкувшему при виде него Шарику, позволили собаке лизнуть себя в нос, после свернул к сараю, ткнул мордой в притворенную дверь, протиснулся в образовавшуюся щель, аккуратно потеснил плечом кастрированного коня Мишку и тут же принялся уплетать насыпанный в кормушку овес.

Утром, когда Бауржан пришел в сарай, чтобы вытолкать на снег овец и погонять их по полю, а потом опять вернуть во двор, напоить и накормить, - и сделать все это предстояло ему до начала занятий в школе, - Куан приветственно кринул ему. но не прежним радостным "И-а", от которого обычно дрожали стены ветхого сарая, а тихо, словно заговорщически:

- И. А.

И мальчик понял, что хочет сказать ему осел.

Бауржан вернулся домой, сообщил семье о возвращении Куана и потербовал от матери и сестричек с братиком, чтобы никто из них не говорил никому, что белый осел жив и прячется в сарае.

В эти последние зимние дни отстрел ослов в Казахстане приобрел невероятные размеры. За убитых ишаков стали накануне весны платить из специально созданного Минсельхозом республики фонда - и потому тотчас едва ли не все казахстанцы принялись пулять по всему, кто движется вне городов и околиц села. Убивали коров, свиней, коней, принимаемых охотниками за ишаков, было несколько случаев попадания из ружей в людей, а однажды кто-то даже подстрелил спустившегося со снегом в долину архара ¹⁷³ , приняв его за осла.

Потому Куана заперли Абдугуловы в сарае под охраной Шарика и никуда не выпускали добрых две недели подряд.

А по району вдруг ни с того, ни с сего распространился слух, что полковник Расторгуев все-таки убил священного для всех казахов планеты осла, что на самом деле по северо-востоку и северо-западу республики разгуливает не сам Куан, а его не знающий покоя дух, ищущий места для погребения брошенного в чистом поле своего тела. Рассказывали, что в Правительство Казахстана пришли из Монголии, Китая и Афганистана и даже из Индии, где живет немало этнических казахов, печальные телеграммы в траурных каемках с соболезнованиями руководства этих стран руководству республики в связи с безвременной кончиной белого осла.

Тем временем, по области стали как-то сами собой распространяться истории о замечательной жизни белого осла из Каскелена, полные не только правдивых эпизодов, но и насыщенные всякого рода преувеличениями и едва ли не сказочными подробностями. Истории эти передавались из уст в уста, как произведения великого Гомера о Троянской войне пересказывались грекам великими аэдами. Создавалось впечатление, что святость бауржановского белого осла признается всеми атеистами и коммунистами республики. Дошло до того, что практически все члены Президиума Верховного Совета Казахской ССР выразили Умурзаку-аге соболезнование в связи с трагической кончиной его осла Куана, о великих деяниях которого, как оказалось, было наслышано все партийно-хозяйственное руководство республики, а сам товарищ Абдугулов о них и не догадывался.

Зато Умурзак-ага сразу понял, что за все время его длительного отсутствия дома в жизни его старшего сына произошли такого рода события, что присутствие рядом отца для мальчика просто необходимо. И потому, простившись со всполошившейся от сообщения отца о кончине бауржановсого ишака студенткой Гульнарой, отправился депутат на персональной своей "Воллге" с прикрепленным к ней шофером в Каскелен, взяв для этого пять свободных дней в счет отпуска, который ему только предстояло в этом году заработать и посетить (вместе с женой, конечно) какую-то знаменитую здравницу на Кавказском побережье Черного моря.

"Сыну нужна помощь, - решил он, - а отпуск можно и сократить. Невелика потеря", - но в душе все-таки расстроился.

Во-первых, потому что ему жалко было и сына, и осла. Во-вторых, среди депутатского корпуса страны ходили упорные слухи о том, что вот-вот заговорщики из числа настоящих тайных руководителей советского государства свергнут царя Хрущева и поставят на его место недавнего хана Казахстана Леонида Ильича Брежнева. В-тертьих, заседание заговорщики собираются устроить именно в том самом санатории, именно в то время, когда и куда выделена Абдугулу-аге путевка. То есть Леонид Ильич Умурзаку-аге доверяет, а доверие такого уважаемого человека много стоит.

"Но не дороже доверия сына, - подумал Умурзак-ага, и с улыбкой добавил, -... и не дороже доверия белого ишака" ¹⁷⁴ .

Ехал Умурзак-ага к семье, покачиываясь на теплых кожаных сиденьях, поглядывая сквозь украшенное легкой изморозью по углам боковое стекло "Волги", и все время думал: пригласят его этим летом участвовать в заговоре или оставят всего лишь для прикрытия, в качестве той самой массовки, которая на экране кино лишь заполняет своими телами и костюмами пространство, а на оперных постановках, которые теперь приходилось ему регулярно посещать, поет только с кем-то согласное, да и то невразумительно? Оказаться в числе участников государственного переворота и свидетелем лишения полномочий Генерального секретаря ЦК КПСС и одновременно Председателя Совета Министров СССР Хрущева было лестно и приятно, ибо в душе Умурзак-ага остался твердокаменным сталинистом, хотя и клеймил с трибуны перегибы, которые совершались в Казахстане в период культа личности Отца народов.

С другой стороны, всякие заговоры опасны, то есть в случае разоблачения заговорщиков, его - Умурзака-агу, ждет исключение из партии, а также из числа номенклатурных работников республиканского масштаба, бесславное возвращение в Каскелен к семье, к отвыкнувшим от него детям, овцам и собакам. Да и квартиру придется депутатскую сдать государству, а Гульнаре надо будет переселяться в студенческое общежитие. Это было бы такого рода крахом, что нашлись бы в селе люди, которые перстали бы прибавлять к его имени почетную приставку "ага", а директор школы стал бы разговаривать с Умурзаком-агой запанибрата и даже принялся бы покровительствовать былому депутату. А это уже вынести будет трудно.

Да и детям опального депутата придется туго. Умурзак это наблюдал по печальной судьбе детей своего предшественннка Каната из Отара, который сам окончательно спился и умер, а два сына его не сумели поступить не только в КагГУ ¹⁷⁵ , а даже в обычный Джамбулский технологический институт легкой и пищевой промышленности - и оказались в армии под началом такого же тупорылого полковника, как и Растрогуев, только в Читинской области.

"Не хотелось бы такой судьба Бауржану", - думал Умурзак-ага, глядя на изумрудные зеленя Пригородного совхоза, усыпанные желтоватыми островками старого чия ¹⁷⁶ , серыми пятнами таящего снега и белыми костями павших от пуль защитников Родины ослов, ослиц и ослят. Весна была все еще морозной, но профессиональный чабан знал, что зима уже прошла окончательно, что через день-два повалят черные тучи со стороны Москвы, хлынет дождь - и придет долгожданное тепло, проклюнутся лютики, синие цветочки "мыльной травы", зажужжат первые мелкие мушки, овцы жадно и быстро захрумкают юной травкой на уставших от сена зубах, собаки примутся бешено носиться кругами, задрав хвосты, обнюхивать друг друга, а оставшиеся в живых ослы заревут свои любовные песни.

По изустной легенде, дошедшей до меня, и бывшей, по-видимому, пересказанной самому депутату, белый осел, юридически принадлежащий все-таки ему, а не Бауржану, был вожаком стада самых отчаянных ослов, которые буквально терроризировали хозяйства двух областей, но по какой-то странной причине не трогали полей и кормовых запасов совхоза "Каскеленский". Глядя на две огромные скирды старой соломы, оставшиеся с осени на полях возле границы земель родного села и Пригородного совхоза, Умурзак-ага понял, что основательная доля правды в этих раговорах есть.

Тем более, что сам он, живя еще в Каскелене, не раз замечал, что Куан никогда не пасся внутри ограды приусадебных участков Абдугуловых и Петькиного дома. В других домах другие ослы были предметом истерик их хозяев, ибо ослы их, прорвавшись в огороды, не только выедали там самые сочные и самые вкусные плоды, но и изрядно пакостили, нанося копытами остаткам урожая основательный ущерб. Куан же мимо распахнутой калитки в собственный огород проходил с безразличным видом, а пастись отправлялся лишь на совхозные луга и неудобия, где мог съесть даже ядовитый и горький молочай, но более всего любил молодые побеги сочной осоки, разлапистые листья "калачиков", водяной перец и колючий осот.

"Великий был ишак!" - подумал с печалью в душе Умурзак-ага, и, оторвав взгляд от затылка шофера, перевел на лобовое стекло.

Прямо по курсу депутатской "Волги" неспешной походкой двигался вдоль правой обочины разбитой за зиму асфальтовой дороги белый ишак... Точнее, зад белого ишака с торчащими над ним длинными, слегка сероватыми по контуру ушами. Осёл мерно шевелил упругими ягодицами и помахивал хвостом.

- Куан! - неожиданно сам для себя вскричал депутат, и почувствовал, как ёкнуло сердце. - Стой! - приказал шоферу, но тут же передумал. - Поезжай осторожно. За ним.

Шоферы, возящие по просторам Казахстана начальство, понимают своих хозяев с полуслова. Иначе на их место всегда найдется другой, более понятливый водитель. Тот, что был прикреплен к Умурзаку-аге, работал в гараже Верховного Совета республики все послевоенные годы, хорошо знал, что надо тем, к кому он был прикреплен фактически в качестве слуги, внимательно прислушивался ко всем гаражным сплетням о депутатах, потому знал об Умурзаке-аге больше, пожалуй, чем тот знал сам о себе. А потому он не только понял Умурзака-агу, но и пристроил "Волгу" в хвост к ослу и, следуя заповеди всех шоферов мира болтать за рулем о чем угодно и с кем угодно, завел разговор:

- Умуке, - назвал он Умурзака-агу наиболее почтительной формой обращение низшего по званию к более высокому, но далее продолжил по-русски, - это - ваш ишак?

- Не знаю, - ответил ставший в новом звании своем осторожным депутат, твёрдо знающий, что все шофера правительственных гаражей являются платными стукачами при КГБ, а потому надо с ними быть особо внимательным при разговорах. - Мне сказали, что моего ишака убили.

- А я думаю, что это он, - заявил настырный водитель. - Потому что другого такого ишака во всей Алма-Атинской области нет.

- Я не знаю, - сказал как можно безразличней Умурзак-ага. - Может, и есть. Если это - мой ишак, то дорогу до дома он знает, а если чужой, то свернёт.

- Это правильно, - согласился шофер. - Ослы - они умные. У отца моего тоже до войны ишак был. Не только свой двор знал, но и за коровами в степь уходил, с пастбища их пригонял. Отберёт трёх наших коров - и гонит... Мой брат его любил.

- Жив осел? - поинтересовался Умурзак-ага, ибо уловил в голосе шофера горечь и понял, что тому не хочется говорить о погибшем под Кенигсбергом брате в одной беседе с ослом.

- Откуда? Убили нашего ишака. Дезертиры. В сорок втором. Убили - и съели.

Умурзак-ага промолчал. Ослятину казахи не едят, конечно, в нормальные времена. Но война - время ненормальное, дезертиры - не люди. Но все равно обсуждать эту проблему на виду своего осла было неприятно. Но шофер продолжил:

- Тогда война еще шла. Отец сказал, что ничего страшного, всем жить хочется, зато его осел послужил людям до конца. Сказал, что для осла это - хорошая смерть.

Пришлось Умурзаку-аге согласиться. Массовая гибель павших в только что прошедшую зиму ослов ему тоже не казалась хорошей приметой для судьбы всего советского народа. О том, что массовое бешенство людей - не сон, что двуногие без перьев, обладающие чудом членораздельной речи и впрямь способны ожесточиться до уровня диких животных, свидетельствовал слабый запах падали, пробивающийся внутрь депутатского автомобиля, не имеющего конденционера в те времена - и падалью этой были останки тех ослов, что в снежные бури стремились к тёплому боку большого города, а встречали шквальный огонь ружей, винтовок и автоматов, дрожащих от возбуждения руках борцов за мир и дружбу между народами.

- Ваш вон осел выжил, а сколько их в эту зиму полегло без всякого толка! - не унимался шофер, - Так что съеденный дезертирами осел - счастливчик в сравнении с нынешними, - притормозил, объехал весенную вымоину на асфальте, продолжил. - Теперь на базарах Алма-Аты нет ни одной арбы, только конные телеги да машины. А это плохо. Раньше сколько ослы зелени всякой привозили в город с окружающих сел! Кажэдый - понемногу, а все вместе - целую гору! И цена потому была невелика. А сколько горожан с базара на ослах по домам купленный товар развозило! Теперь же арбакешей в городе совсем не не осталось. В войну были, а в мирное время - ни одного.

- А как теперь люди покупки с базаров возят? - спросил Умурзак-ага, чувствуя неловкость за свой вопрос, ибо только тут понял, что уже давно не знает, что такое посешить даже простой продуктовый магазин либо базар - депутату достаточно сказать о своей нужде в Общем отделе Верховного Совета какому-нибудь там инструктору или секретарше - и все затребованное им окажется тут, как тут, в его квартире. К примеру, захотела дочь Умурзака-аги Гульнара мебель в зал отцовской квартиры поставить - через два дня привезли чешский ореховый гарнитур. Еще и извинились, сказав, что гэдээровских сейчас на складах нет, а то бы привезли немецкий. И недорого взяли.

Но обычные люди, без значков с флажками на лацканов пиджаков, понимал Умурзак-ага, подобных услуг иметь не могут. Будь он просто чабаном, то даже имея большие деньги на руках и звезду Героя Социалистического Труда на груди, гарнитура этого чешского никогда бы ни в одном магазине, ни на одной торговой базе не нашел бы и не купил. А советских гарнитуров в Казахстане нет, фабрику мебельную только собираются в Алма-Ате построить ¹⁷⁷ .

- На себе, что ли, волокут? - продолжил вопрос.

- Кто на себе, - ответил шофер, как человек более близкий к народу, чем депутат, - кто на велосипеде, если есть; кто в автобусе. Тележки еще делают, на подшипниках. Иногда на старых детских колясках везут. А зимой - на санках. По всякому. Голь на выдумку хитра, - щегольгнул он русской поговоркой, ибо в годы правления страной Хрущевым пословицы и поговорки всех народов СССР были не только в моде, но и в ходу в Казахстане: казахи сыпали русскими выражениями, руские- казахскими. - А раньше все мелочи возили в арбах да на ишаках.... - потом после паузы добавил ни с того, ни с сего.- Это хорошо, что полковник не убил Куана.

- Хорошо, - согласился Умурзак-ага.

- Я это не потому, что теперь у вас осел свой есть, есть кому возить грузы в селе, - продолжил шофер, - а потому что в уничтожении ослов виноват весь народ, но виновника будут искать одного. И хорошо, что виновник - не военный.

"Да, - подумал Умурзак-ага, - хорошо, что виновным назовут, в конце концов, не военного человека. С армией связываться опасно. Думаю, лучше бы всем нам назвать виновным в гибели ослов Хрущева. Как он назвал "врагом народа" Сталина. Потому что Хрущев далеко, а Расторгуев - вот он, рядом. И у него под командованием целая воинская часть".

Два человека этих, поговорив так, поняли гораздо больше, чем услышали. Умурзак-ага, к примеру, проникся доверием к шоферу, решив про себя, что пусть тот даже и стукачом окажется, но все равно он - человек честный, зря депутата не подставит под удар, даже если вдруг почувствует обиду на него. Шофер ведь не виноват, что ему платят не только за то, что он возит депутата, но и сообщает о его словах и проступках куда надо. Ведь не стучи он, кто бы его держал шофером с такой высокой зарплатой и допуском к спецмагазинам? У каждого своя судьба.

- Ты где воевал? - спросил Умурзак-ага. - Все хотел узнать, да забывал.

- Панфиловец я, - услышал в ответ. - Так и прошел: от Москвы до Риги. Там ранили, потом госпиталь, комиссовали - и домой.

В ту зиму разговоров о 26 панфиловцах и их подвиге под Москвой в 1941 году было по всему Советскому Союзу немеряно. То есть об этом писали в газетах, говорили на только-только дошедшем до казахстанских окраин телевидении, бесконечно и нудно долдонили по радио на всех языках, чествовали оставшихся в живых солдат и офицеров дивизии, носящей имя генерала Панфилова. Даже о тех, кто и не воевал, а служил уже после войны в дивизии, носящей это имя, говорили и снимали документальные фильмы.

Самого Умурзака-агу на волне всеобщего ликования чуть было не причислили к панфиловцам, когда на заседании все того же Общего отдела Верховного Совета решали, кому от имени этой организации ехать в Москву на концерт в Кремлевском Дворце съездов, который будут транслировать на "Голубом огоньке". Едва отбрехался тогда депутат Абдугулов от высокой чести, ибо и без того устал от бесчисленных застолий, всегда случавшихся после то и дело праздников, посвященных Советской Арии. Ибо в те же дни началась череда юбилеев бесчисленных побед Красной Армии над немецко-фашисткими оккупантами под всякими освобожденными зарубежными городами, стали чеканиться новые - праздничные - медали, в результате чего число всевозможных пиров и тризн для участников Великой Отечественной войны стало в СССР увеличиваться в геометрической прогрессии, а Верховный Совет стал заниматься больше организацией торжеств и пьянок, чем заботой об избирателях и их нуждах. Некоторые молодые инструкторы были даже уверены, что платят им жалование не за то, чтобы построен был мост вовремя где-нибудь в глуши или за возведение новых домов в колхозах, за контроль над работниками сельсоветов, которые редко когда находились на своих рабочих местах, а чтобы хорошо и организованно проходили встречи-проводы всякого рода "дорогих гостей", чтобы в ресторанах были продукты высшего качества и хорошие коньяки и вина не переводились, чтобы на похоронах были только те, кому положено по чину, на венках написаны правильные слова, а доклады звучали все более невнятно, орекстры звучали громче, аплодисменты непременно переходили в овации - и все это было для них более важно, чем плач какого-нибудь там декханина по поводу невинноубиенного ишака.

Так что про без толку убитых ослов в огромных зданиях с колонами и гербами под стрехами крыш никто в в день поездки Укмурзака-ати в каскелен не вспоминал, все партийно-хозяйственные работники были заняты запоздалыми восторгами по поводу победы в давно закончившейся войне, хлопали стихам тогда еще совсем юного Олжаса Сулейменова о Юрии Гагарине, пели торжественную песню "Хотят ли русские войны" в качестве застольной, доказывали друг другу с пеной у ртов, что советская школа шахматной игры самая правильная в мире, советские гимнасты и того всех круче, а Валерий Брумель потому прыгает выше всех людей на целом свете, что хорошо учился в школе и был в детстве примерным пионером.

Шофера своего на всех этих чествованиях и мероприятиях не видел Умурзак-ага в президиуме либо в зале ни разу. Потому и спросил:

- А чего я тебя на вручении дивизии нового знамени не встречал? Туда, вроде, всех ветеранов приглашали.

- Для кого и война - праздник, - услышал в ответ - и поразился глубине этой мысли, краткости ее выражения.

"Для кого и война - праздник", - повторил он про себя, ощутив внезапно стыд за то, что, сам он, того не желая, превратил память о пережитых страхах и страданиях в годы войны в разменную монету, наполненную бесконечным самолюбованием фронтовиков и внезапными осознаниями ими собственной значимости. А ведь сам он - оставной танкист - истинную цену этим сидящим в президиумах хвастунам знал. Те самые - знаменитые - панфиловцы из-под Дубосеково почти все погибли, в живых в эту зиму отыскали лишь четырех, а вот поди ж ты - перед глазами Умурзака со званием героев-панфиловцев прошли сотни тех, кто никогда и не был под Москвой, а настоящий однополчанин тех Героев, не будь этого разговора, так бы мимо депутата и прошел, им не замеченный.

"Без Куана бы и разговор не завелся, - подумал Умурзак, глядя на уныло болтающийся хвост своего осла, неторопливо подходящего к забору первого с этой стороны дома Каскелена на улице Ленина. - Куда ни кинь глаз - везде белый ишак. Что ни делается в селе хорошего - всему осел причина. Отчего так? Неужели и впрямь бывает ишак святым? Что же тогда за люди рядом с ним живут, если им для того, чтобы поступать правильно, только длинных ушей и белого окраса не хватает?.. Да и не только они - я сам такой. Не встреть мы сейчас Куана, я бы и не узнал, кто такой мой шофер, все время бы боялся его, числил за стукача..." - и, глубоко вздохнув, решил спросить у водителя о том, что действительно мучило его все время состояния в роли депутата Верховного Совета Казахской ССР:

- Говорят, что все водители в вашем гараже - сексоты ¹⁷⁸ . Правда что ли?

Ибо вопрос этот, как фронтовик фронтовику он обязан был задать прямо, да и не задать его не мог.

- Не знаю, - ответил без всякой обиды в голосе шофер. - Я - не стукач.

- Это хорошо, - тотчас поверил ему Умурзак-ага. - Я тоже.

- Конечно, - согласился водитель. - Вы же - чабан.

- Да какой я теперь чабан? - решил быть честным до конца Умурзак-ага, уязвленный до глубины души словами шофера. - Чабаны сейчас на окоте. Ягнят принимают, овец спасают, а я... - хмыкнул, - у осла в хвосте плетусь, - и неожиданно от собственного признания ощутил облегчение на душе. Даже перестал давить на плечи его тот невидимый груз, что сгибал его в Алма-Ате.

"Да, я больше не чабан, - подумал при этом. - Я стал депутатом. Ну, и что? В следующий раз переизбираться не стану, вернусь в совхоз, соберу отару, отправлюсь в горы. Осенью спущусь вниз, перееду в пески. Стану опять человеком. И Куана возьму с собой".

Белый осел ступил на улицу Ленина, которую квартал спустя пересекает улица Маншук Маметовой ¹⁷⁹ , - там, в череде одинаковых зданий, построенных еще колхозом имени Сталина для своих передовиков, располагался и дом Абдугуловых.

Следом въехала депутатская "Волга" - и тотчас, как по мановению волшебной палочки, об этих двух событиях одновременно узнало все село - даже жители домов, расположенных в противоположных концах Каскелена

- Куан вернулся! - закричали в домах. - Депутат белого осла пригнал!

И село вздохнуло облегченно. Потому что близилась весна, снег вот-вот должен был начать свой бег со степи в горы, воздух ощутимо пах пока ещё прячущейся под оплывшим снегом прелой травой, наполнялся запахом просыпающихся почек и подснежных родников, размокшими конским, коровьим и птичьим навозами. По полям, оставляя на сером снегу узорочье следов, бродили первые грачи. Петухи стали голосистее, собаки принялись линять и поскуливать на цепях, просясь на волю для спаривания, коты завыли на заборахи крышах свои любовные песни...

А ишачиного крика слышно не было.

Отсутствие этого извечно наполняющего каждое подобное утро вопля "И-а-а!" превращало село в подобие молчаливого кладбища. Если раньше особо надоедливых длинноухих крикунов звали звали тут каскеленскими петухами, ругались на них спросонья и при случае даже били, за упрямство звали тупыми, а тупых людей звали ослами, то теперь каскеленцы вдруг поняли, что Каскелен без ослов - и не Каскелен вовсе, а просто дальний пригород Алма-Аты, и только.

Крики ослов утверждали, оказывается, самих каскеленцев в собственной их необходимости друг другу. Как ни странно, а за безослиную зиму в Каскелене все перессорились между собой настолько, что впервые в истории села случилась в клубе драка молодежи по национальному признаку: два казаха избили уйгура за то, что тот оказал внимание дочери беженки из Белоруссии.

Такие драки случались в те годы крайне редко даже в городах. В селах казахских всякий человек какого угодно рода-племени всегда пользовался уважением и вниманием окружающих. А бить уйгуров в Казахстане вообще почиталось за низость. Потому что уйгуры и дунгане сбежали в Казахстан от резни, устроенной китайскими солдатами, всего лишь 100 лет назад. Так говорили старики, помнящие тех стариков, что приняли беглецов из Китая на своей земле, дали им кров и накормили. А старикам во времена Куана не только верили в Казахстане, но и подчинялись им.

- Аксакалы - они совесть народа, - говорили в Каскелене. - Что аксакал ни скажет - надо исполнять. Даже если не понимаешь зачем. Вот доживешь до старых лет - тогда и поймешь. Потому что совесть - это то, что словами не объяснишь. Ее иметь надо. Или не иметь. Половины совести не бывает. Вот - исчезли из Каскелена ишаки - и перестала молодежь стариков слушаться. Опустился на Каскелен стыд.

Так говорил народ.

Так говорила и армия в лице солдат и офицеров военной части под командованием Расторгуева.

Так говорили по всему Южному Казахстану, где к окончанию зимы жители сёл словно проснулись и стали одумываться, говоря:

- Что мы наделали? Кто нам заменит наших ишаков? Как мы будем жить без ослов? Без Хрущева жить можно, а без ишаков нельзя.

Потому что из официальной переписи частного скота на казахстанских подворьях, произведенных Минсельхозом республики в ту весну, длинноухих крикунов и помощников декханам в их нелегком труде осталось на руках у казахстанских селян всего лишь... 133 головы обоего пола на Кызыл-Ординскую, Чимкентскую, Джамбулскую, Алма-Атинскую и Талды-Курганскую области, территории которых в совокупности равнялась двум с половиной территориям тогдашней Западной Европы ¹⁸⁰ . То есть будь в райцентрах этих областей зоопарки, то готовое для попадания в Красную книгу длинноухое домашнее животное не смогло бы заполнить эти зоопарки попарно, чтобы расплодиться там и восстановить свою численность на территории республики и за двадцать лет. Если совсем не приручаемых диких ослов - куланов - в заповеднике на острове Барса-Кельмес в Аральском море тогда еще было свыше четырех сотен голов, а число живущих также на воле сайгаков в казахстанской степи достигало двух миллионов, то обычных домашних ослов оказалось у казахов Южного Казахстана менее полутора сотен голов официально. Если даже учесть, что на самом деле скрывалось от охотников и инспекторов тоже немалое число ослов в тугаях и ущельях, то можно признать, что всего в Казахстане убито было в ту зиму около пятидесяти тысяч животных, а выжило лишь около тысячи ¹⁸¹ .

Одним из той единственной тысячи спасшихся ослов оказался и Куан.

Но для каскеленцев Куан казался спасшимся единственным. Из ранее живших в кишлаках от хребта Жеты-Жол до Алма-аты полутора сотен ишаков он один порадовал земляков своим появлением весной после зимних канонад. А потому показался Куан в тот момент не просто нужным в каждом доме для работ по хозяйству, но еще и тем значимым, что появление именно белого ишака при въезде в село каждым из каскеленцев было воспринято символичным. Спасись другой ишак - серый, - приди он также впереди самой дорогой тогда в стране автомашины "Волга" и даже тоже с правительственными номерами - и то бы появление такого осла не вызвало фурора, равнозначного сообщению по радио об окончании войны с Гитлером. Явился именно белый ишак, именно всем известный Куан, которого дети каскеленские спасали самой высокой из всех им доступных ценой буквально в только что прошедшую осень, накануне страшной для всех безишачиной зимы. Вернулся Куан, который мирил каскеленцев и вынуждал их радоваться жизни.

И потому люд каскеленский вывалил на улицу Ленина в полном своем составе, от мала до велика. Чтобы своими глазами увидеть это чудо - возвращение осла домой.

Много лет спустя об это событии мне рассказывали разные очевидцы по разному, но всегда при этом ссылались на свои впечатления о приезде Солженицына в Россию при правлении Горбачева Советским Союзом - и делали всегда один и тот же вывод:

- Мы Куана любили больше, чем русские - Солженицына ¹⁸² . Мы вышли встречать осла все, а Солженицын был нужен лишь некоторым, - а потом добавляли. - Да и то не лучшим из вас.

Глас народа - глас Божий...

И всенародные торжества по поводу прибытия Умурзака-аги и его осла, продолжающиеся в тот вечер и в последующие три дня, значительно превзошли тот той, что случился в день появления Куана на свет и приезда старшего Абдугулова домой в качестве депутата еще облсовета депутатов трудящихся без подарка к пятилетию сына.

Люди ликовали по-настоящему. То есть радовались возвращению осла так, что даже простили полковника Расторгуева за то, что тот минувшей зимой расстрелял тысячу патронов, чтобы уничтожить всех ишаков Каскелена. А простив, еще и пригласили его вместе с женой и с кучей офицеров (лишь трое остались на дежурстве в части) на праздничный той, устроеннвй в самом большом здании села - в местном клубе, переименованном в отсутствии Умурзака-аги Алма-Атинским облисполкомом в Дворец культуры. С повышением, между прочим, оклада заведующему этого учреждения на десять рублей в месяц (то есть на сто рэ по-старому, как говорили каскеленцы об этом и двадцать лет спустя).

Не праздновал свое явление народу лишь белый осел. Он сам зашел во двор, сам протиснулся в по-прежнему не распахнутую и не закрытую дверь сарая, встал там в свой угол и, опустив долу унылую морду, так и застыл. Ни просьбы, ни увещевания ликующего Бауржана и всех его домашних не отвлекли осла от его грустных дум. Он стоял с грустным видом на своем месте в сарае все дни празднеств своих земляков, ел и пил ему поднесенное с отсутствующим выражением на морде, словно и не слыша болтовни людей о том, будто он сердцем учуял приближение к Каскелену своего старшего хозяина, потому незаметно ото всех выскользнул из сарая, чтобы лично встретить Умурзака-агу и проводить машину с хозяином до его дома и до его семьи.

- Хорший ишак, - говорила Айша-апа. - Самый умный ишак на свете.

В тот день свидетели встречи белого осла с депутатом Верховного Совета пеклись как песочные пирожки в детской песочнице. В их присутствии об этом чуде рассказывали несколько раз, вызывая снисходительную улыбку на лице Умурзака-аги и удивленные возгласы пьющих чай в ожидании каурдака селян.

Осел их не слушал. Куан, ранее всегда выходивший для облегчения своего чрева из сарая, впервые стал выбрасывать из себя навозные шарики прямо в то же место, где стоял, и где теперь стоя, словно лошадь, спал. Хотя раньше любил он полежать на земле, а то и на сене. Теперь сено не волновало его даже своим запахом, то есть он не ел даже положенный под морду душистый сухой клевер. В смысле, не ел в присутствии людей.

Ликующему народу было не до переживания осла в те дни - каскеленцы вовсю гуляли и праздновали все подряд: мир с Расторгуевым, возвращение белого осла, приезд знаменитого и именитого депутата на Родину предков ¹⁸³ , окончание зимы, приближение весны, рождение у дедидусиной соседки пятого ребенка, успешный ремонт тепловоза на станции Шамалган, полет космического спутника без человека на борту с космодрома Байконур. Вспомнили, что на днях случиться должно весеннее солнцестояние ¹⁸⁴ , то есть старинный праздник Наурыз, который гуляли здесь издревле шумно и торжественно - и поднимали тосты даже за то, что надо выпить за то, чтобы было на что выпить и что съесть за праздничным столом в Наурыз, а также на всякий случай и за будущую русскую Пасху, в которую воскрес никому здесь как следует не известный Христос, для чего надо копить яйца куриные две недели подряд, а потом красить в вареной луковой шелухе.

- Чтобы потом пацанва ей билась, - пьяно объясняли друг другу казахи по-казахски. - Кто разобьет чужое яйцо - тот его и ест. А тот, чье яйцо разбито, - ходит голодным. Странный обычай, правда?

- А чего странного? - отвечали им русские тоже по-казахски, но более многоречиво и потому звучаще мудро. - Бьются яйца слабые, которые быстро портятся. В старину их вместе и съедали - и семья победителя, и семья побежденного. А крепкие яйца хранили. Весна ведь - еды мало в крестьянском доме остается. А теперь жрет один победитель - и другому даже крошки не остается. Получается, что кто сильней и богаче - тот и выжил, а кто послабее и победнее - тому и каюк. Мир меняется. В космос летим, а друг друга рядом не замечаем.

Казахи соглашались по-русски:

- В войну все в Каскелене жили дружно, одной семьей. А нынче вон дворы заборами уж стали огораживать. Получается, один Куан нас и собрал за общий стол. А век ишачий недолог. Помрет Куан - кто нас соберет вместе?

Уйгур Саян, комик по натуре и весельчак, болтун и хохотун, никогда дотоле не унывавший и поддерживающий дух какскеленцев в самые тяжелые для них моменты, вдруг погрустнел и спросил жалобным голосом:

- Что нам - назад в Китай бежать придётся?

Над самым большим в Каскелене достарханом повисла тягостная тишина.

- Болды! ¹⁸⁵  - оборвал ее по-казахски Умурзак-ага, и перешел на русскую речь. - Что вы разнылись, как бабы? Как будто это не от нас зависит, какой будет страна через пять, десять, сто лет. Какими детей воспитаем - такую страну и построим. И Куан наш новых ослят породит, - и тут же ответил на мучавший всех, но так и не заданный вслух депутату вопрос. - А пока будет Куан работать на всех. Бесплатно. Отдаю осла в совхоз.

Торжественный рев каскеленцев, говорят, был слышен даже в Алма-Ате с одной стороны и достиг Курдайского перевала с другой. После чего началась новая волна чествований осла и депутата, беготня до склада при запертом на огромный амбарный замок сельпо и назад превратили обычное торжественное застолье в разгул такой, что месячный запас водки, вин и коньяка в селе иссяк, да и самогонку выпили едва ли не до всех донышек самых припрятанных из бутылок.

Но все-таки не до всех. Ибо выпить всю самогонку на земле никому не дано, даже каскеленцам.

В процессе этого разгула ни драк, ни особо ожесточенных споров не случилось. Беседа распалась на обсуждения различных тем, словно создав клубы по интересам. Кроме обычных перебрехов обо всем, что в голову придет, говорили и о важном. Например, о том, кто будет следить за очередностью использования Куана на работах в помощь работникам совхоза. Думали, как оформить передачу осла в совхоз и в какую графу вписать его в отчетности. Важно было решить, надо ли платить пять рублей налога в этом году за него в государственную казну, если отныне осел становится государственным ¹⁸⁶  и возвращать ли эту пятерку семье Абдугуловых. А также есть ли место для содержания осла в совхознной конюшне. Важным вопросом стало также, следует ли выделять на Куана, не согласно утвержденного на эту семилетку техпромфинплана, а в нарушении него, совхозный комбикорм и остатки заготовленного прошлым летом сена.

- Куан сам всё решит, - обрубил такого рода споры мудрый депутат. - Что бы вы не говорили тут, а осла не переупрямите.

Вся мужская часть застолья тут же согласилась с народным избранником и - без всякого перехода - принялась по-привычке обсуждать образ жизни и обычаи казахского и русского народов в старину - и после двух-трех тостов все вместе пришли к выводу, что каждый из этих народов одинаково глупеет с каждыми днем.

- Потому что забывают обычаи отцов и не следуют указаниям стариков, как подобает жить, - провозгласил окончательный вывод Петькин отец Федор Леонтьевич по-казахски. С давнего послевоенного года он изрядно уж изменился, погрузнел, рыжий волос его основательно побелел, стал зваться он прорабом, успел заочно окончить строительный техникум в Алма-Ате, мечтал построить новую улицу в Каскелене по примеру улицы Маншук Маметовой, но на такого рода проекты денег уже у колхоза своих не хватало, потому строил он одни лишь кошары в песках да загоны в горах, стал крепко выпивать и говорить, что вот вырастит он своего единственного сына Петьку здесь, а потом продаст дом и уедет к себе на родину в Россию, где его, как сам он признавал, никто не ждет и гле никому он не нужен, но зато самому ему хотелось бы упокиться рядом с могилами его родителей. - Акасакалы - они ближе к Богу и к Аллаху, они много прожили, много видели и о многом думали. Потому они всегда правы.

Пьяные головы согласно опустились.

Прислуживающие каскелнцам женщины, возражать не стали, но в сторонке и в других комнатах, где для себя они накрыли свои столы, где вино пилось понемногу и тайком от мужчин, были высказаны мнения, что не все порядки предков хороши, что подчиненное мужьям положение женщин не может служить примером для их детей.

- Нет, порядки надо менять, - говорили они. - Вот когда встанет директором совхоза женщина, тогда таких пьянок не будет. Все станут работать хорошо, и никому даже в голову не придет пить арак ¹⁸⁷  не по праздникам.

- Тише вы, - слышали в ответ. - Не то мужики услышат - скандал будет.

Мужики знали о чем шепчутся их жены, потому не вмешивались в их шепотки. Они рассуждали о главном.

- Эдак вскоре, - сказал вещее слово один из акасакалов - дедушка Рахимжан Джунусалиев, - и страну русские потеряют, и народы перестанут уважать русских. Потому что русские перестают быть сильными и богатыми, а народы уважают только богатых и сильных.

Другой аксакал - дядя Матвей Иванович Митрохин, отсидевший 18 лет из 25 ему положенных за антисоветскую агитацию, - согласился с аксакалом Рахимжаном Джунусалиевым и продолжил его мысль слогом типично крестянским, не литературным, а потому оставшимся в анналах Каскелена навечно:

- Покойный товарищ Сталин Россию просрал. Прежде, чем умереть, должен был назвать своего преемника. А то по смерти его началась драчка между политбюрошниками - и власть захватил самый хитрый, а не самый умный. Если бы Сталин был жив, он бы ослов уничтожать не стал.

И все сидевшие за последним в их жизни по-настоящему общим столом каскеленцы согласились с этой великой мыслью старого каторжанина, отбывшего сроки не только при Сталине, но и при царе Николае Втором за поджог какого-то там имения в Орловской губернии.

- Этот ослиный царь Хрущев - хохол, вот и стоял бы во главе Украины. А во главе русского государства должен стоять русский человек, - продолжил свои антисоветские изречения оказавшийся в центре внимания всего интернационального стола дядя Матвей Иванович Митрохин, который, несмотря на свой преклонный возраст и множество болячек, продолжал работать скотником на совхозной ферме, чтобы иметь доступ к парному молоку и пить его задарма и вдоволь, исполняя тем самым давнюю мечту зэка-рудокопа из Сусумана ¹⁸⁸  быть всегда сытым. - Во главе Казахстана должен стоять казах. Во главе Якутии - якут.

Сидящие за столом загомонили согласно:

- Так и при Ленине было. И при Сталине. Только Хрущ вонючий все испортил. Брежнева на Казахстан поставил, сукин кот ¹⁸⁹ .

Так открыто говорилось потому, что бояться стукачей всякое пьяное застолье перестает сразу после пятого тоста, а в тот момент выпито было каскеленцами тостов уж десять, да еще и между тостами многие приложились к стаканам. Ибо рюмок в широких застольях того времени не полагалось даже дамам, пили из двухсотпятидесятиграммовых, граненных с гладким рантом стаканов. Потому захмелели люди быстро, поносить главу советского государства принялись громко, все разом, наперебой доказывая друг другу, что большего мудака, чем уничтоживший всех ослов планеты Хрущев, земля российская не рождала, что надо лысого дурака скинуть к чертовой матери с Престола, как скинули их отцы и деды Николашку Второго, что одна надежда у каскеленцев теперь - на Армию Советскую во главе с таким всем каскеленцам симпатичным полковником Расторгуевым и его любезной супругой Торгуихой, бес им обоим в ребра.

Пившие вместе с каскеленцами и вместе с ними проклинающие Хрущева офицеры-связисты стали требовать от своего полковника, чтобы тот поднял подчиненную ему воинскую часть в ружье и военным маршем отправился в Москву свергать ненавистного всему советскому народу изменника Родины и Генерального секретаря ЦК КПСС, Председателя Совета Министров СССР Никиту Сергеевича Хрущева.

- Мы им, блин, кто? - орал замполит. - Армия, блин, или не армия? Наполеоны, блин, или не Наполеоны? Почему Наполеону, блин, можно, а нам нельзя? У нас тоже, блин, есть Наполеон. Свой! - и ткнул пальцем в сторону командира части. - Скажи им, блин, Петрович, скажи: Наполеон ты, блин, или хрен собачий? А?

Расторгуев прослезился от умиления, поднялся на ноги, возвысившись над столом, блестя погонами и орденскими колодками при свете трех в ряд висевших под потолком электролампочек по сто свечей каждая, открыл рот, чтобы сказать речь, но не удержался на пьяных ногах - и рухнул лицом на стол с остатками пиршества, где, застряв головой между двух блюд с выеденным холодцом, захрапел.

- Сопляк, - с презрением произнес аксакал Матвей Иванович Митрохин. - Куда такого в Наполеоны? В наше время вертухаи пили ведрами - и на ногах держались. А этот и выжрал-то семь стаканов - а не устоял. Нет, мужики, не свергнуть нынешней армии Хруща. Его только вот он, - кивнул на изрядно уж пьяного и потихоньку дремлющего, уронив голову на грудь, Умурзака-агу, - с трона спихнет. У них там - слышал я - заговор против Хруща готовится. Лёня наш, Брежнев, во главе. Потому как мудаков наших только наши мудаки спихнуть и смогут. Народ-то наш - так, лапша.

Ощутив направленные на себя взгляды присутствующих, Укмурзак-ага проснулся.

- А? - спросил он. - Что случилось?

- Говорят, Хрущева снимать будут, - прямо сказал аксакал Матвей Иванович Митрохин. - Правда это?

Умурзак-ага собрался внутренне, понял, что от того, как он ответит на этот вопрос, зависит и его личная вместе с семьей судьба в Каскелене, и политическая судьба уже его одного в Алма-Ате, потому ответил так, как следует говорить в подобных случаях представителю законодательной власти в республике:

- Думаю, что это сплетня, - ответил он почти трезвым голосом. - Хрущева может снять с поста Генерального сокретаря только съезд партии или собранное по особой причине совещание всех членов ЦК. А с поста главного над министрами - только президиум Верховного Совета СССР. Вот закончится семилетка - тогда и будут проведены совещания Контрольной комиссии, будет оценена работа Никиты Сергеевича. От результатов этой проверки все и зависит.

- И что ему тогда будет? - спросил упрямый дед Матвей Иванович Митрохин. - Сколько дадут?

- Почему дадут? - пожал плечами Умурзак-ага. - У нас Генеральных секретарей не сажают. Отправят в отставку. На пенсию ¹⁹⁰ , - и добавил на всякий случай. - Если надо.

- Да-а-а... - огорченно произнес дед Матвей Иванович Митрохин. - Херовато в нашей стране с демократией. Хрущ всех ослов перебил, а ему за это - пенсия, а я в колхозе за жеребой кобылой не доглядел - и мне десятку впаяли.

- Так тебя ж за антисоветскую агитацию посадили, - заметил кто-то из каскеленцев.

- Это уже потом - на суде мне добавили, - с охотой объяснил дед Матвей Иванович Митрохин. - Я там сказал, что скотина - она скотина и есть, нечего из-за какой-то там кобылы человека каторгой гробить. Сказал, что при Николашке меня бы за кобылу просто выпороли по приказу судьи мирового - и домой бы отпустили, а при народной власти вона как - народ не жалеют совсем. Вот так языком своим на четвертак и заработал.

Стол дружно поддержал идею несправедливости приговора аксакалу Матвею Ивановичу Митрохину и предложил Умурзаку-аге написать от имени всех каскеленцев прошение в Верховный суд республики с требованием возместить утраченные молодые годы деда Матвея Ивановича Митрохина и восстановить его в имущественных правах на оставшийся в его родном селе где-то в России дом-пятистенок. А они все подпишутся. Если дом тот, конечно, остался цел после фашистской оккупации.

Тотчас возмутились несправедливостью советской власти присутствующие за этим столом и каскеленские немцы, которые потребовали материального возмещения за отобранные у них при высылке из Поволжья в 1941 году дома, участки, имущество и живность.

Все каскеленцы дружнео согласились с ними, выпили за успех их дел.

После чего стало требовать материального возмещения от советской власти за пережитые страдания прибывшее сюда после войны русское население Каскелена и отправленные на поселение бывшие зэки. За исключением потомков семиреченских казаков - семиреков, которые не сидели при Сталине и не были репрессированы.

Да и казахам незечем было в те годы жаловаться на совесткую власть - еще живы были старики, которые помнили бедственное положение своего народа при царизме, голодный джут 1916 года и карательные походы царской армии, делающие окружающую их теперь жизнь праздничной.

- Наших стариков вон семиреки пороли за барымту ¹⁹¹  - и ничего, не обижаемся, - говорили старожилы. - Зато они нас от Худояр-хана спасли. Хан велел Найманам ¹⁹²  вырезать всех Чапрашты, а генерал Кауфман послал сюда генерала Колпаковского - и русские всех Чапрашты спасли.

- Да что вы нам сказки рассказываете? - кричали в ответ пьяные бывшие ссыльные. - Худояр - из сказок, а Сталин - вона где, его морду в газетах печатали. А Худояра печатали? Не-ет! Значит, Худояра этого не было никогда. А Сталин был.

Попытались казахи и семиреки утихомирить ссыльных - и чуть было не случилось в Каскелене первой настоящей массовой межнациональной драки, переходящей в массовое побоище. Но тут...

- И-а-а! - ворвался через распахнутые двери Дворца культуры мощный ослиный крик.

И люди застыли. Посидели молча полминуты, а потом принялись, опустив глаза, мириться.

* * *

Все видят всё одинаково, но слышат и понимают по-разному, а уж вспоминают и вовсе не так, как было на самом деле. И когда слышат или читают о том, как именно произошло то или иное событие, то обязательно большая часть очевидцев говорит, что все ими виденное наяву - этого всего не было, а было то, что они услышали от тех, кто очевидцем тех событий не был, а если и был, то давно уже всё позабыл и передает чужие слова и чужие суждения.

Вот такая труднопроизносимая и трудновоспринимаемая большинством современных читателей мысль посетила меня в 2012 году при вспоминании о Куане и каскеленцах.

Старики, которые помнили, что это они и их отцы были виновниками поголовного истребления всего ослиного генофонда Казахстана, случившегося не только по вине Хрущева, но и из-за их собственных глупости и жадности, теперь уж, наверное, почти все умерли, не выжив в мире Свидетелей Иеговы, а их потомкам знать о живших на казахстанской земле ишаках вроде бы и ни к чему ¹⁹³ .

Молодые ныне и подойти-то к ишаку боятся, и погладить его по морде не смеют, а если и сядут на хребет ослиный на пару минут, то только для того, чтобы сфотографироваться на нем, а потом два дня стонать по поводу болей в задницах и говорить, что ездить на ослах - мучение сродни пыткам Средневековья.

То есть, как ни крути, а поездка на осле - основной и главный тест на принадлежность современного казахстанца к цивилизации Великой степи. Равно как и черные мужские костюмы при черных гластуках, неуместные в среднеазиатском климате, но которые носят в Алдма-Ате все больше и больше двуногих без перьев ¹⁹⁴ .

Что интересно: ни один из одетых в черный костюм с черным галстуком казахстанец ни разу не смог завалить и зарезать барана так, чтобы животное не мучалось, не сумел принять новорожденного ягненка, не в состояни прогнать по степи хотя бы по прямой овечье стадо, подоить кобылицу или верблюдицу, поставить юрту даже не на ветру и не в дождь, снег, найти колодец в пустыне либо в степи, достать из него воду, но... все они почитают себя истинными казахами и считают себя вправе гнать неказахов с казахской земли.

- Такими они стали, - тяжело вздохнул бывший директор каскеленской школы Мухтар Ниязович Ниязов, когда я в 2002 году рассказал ему о своих наблюдениях, и объяснил. - Потому что не знали они Куана.

– Продолжение –
– Предисловие. Оглавление –

ПРИМЕЧАНИЯ

 ¹  МЁРТВЫЕ УЧАТ ЖИВЫХ (латинская поговорка).

 ⁷  Одним из парадоксов СССР являлось желание его лидеров жить по инерции. Так случилось и с празнованием 40-летия Великой Октябрьской социалистичсекой революции, который отмечали в Казахстане не только в 1957, но и в 1958 году.

 ⁸  У моей тещи, к примеру, в тот 1958 год родился седьмой ребенок - девочка. И семья их была обычной для Казахстана того времени.

 ⁹  Греки, напавшие на Трою, зхвались ахейцами.

 ¹⁰  Вплоть до Брежневской конституции 7 октября 1977 года СССР был государством диктатуры пролетариата, то есть страной управляли избранные трудящимися депутаты - и именно перед трудящимися несли ответственность за принятые ими решения. Однако с вышеназванной даты депутаты стали называться народными, в стране официально утвердилась однопартийная государственная система, что явилось первым в истории СССР узаконенным нарушением ленинских принципов строительства социалистического государства.

 ¹¹  Джайляу - горные летние пастбища.

 ¹²  Тут надо отметить, что сразу после смерти И. Сталина в СССР возникла непрекращающаяся до момента самоуничтожения страны в 1991 году, борьба между номинально общественной организацией, а фактически управляющей державой Коммунистической партией Советского Союза (КПСС) и официальным законодательным органом Верховным Советом депутатов трудящихся (затем - народных депутатов) СССР и соответствующих их подразделений. В годы правления страной Хрущевым борьба эта за право самостоятельно распоряжаться бюджетом и рессурсами приобрела настолько откровенный характер, грозя межусобицей, что привела советское правительство к решению создать еще и третью власть в стране - так называемые Совнархозы, разрушающие территориально-административную систему страны и помогшие укрепиться ЦК КПСС у власти. Сразу после снятия Хрущева с поста главы государства Совнархозы были упразднены. Но решение такое оказалось губительным для всей государственнообразующей системы.

 ¹³  Здесь надо принять во внимание, что казахстанцы 1956 года восприняли решения 20 сеъезда КПСС о культе личности Сталина просто, не вникаясь в суть предъявленных партийными чиновниками претензий к почившему "вождю народов": раз ругают в Москве - значит, "враг народа", а какого из множества народов и за что конкретно враг - это уже и не важно. Вывеску ж менять на правлении колхоза и отказываться от имени И. Сталина на общем собрании колхозники еще несколько лет подряд, вплоть до 22 сеъезда КПСС, когда колхоз переименовали в совхоз "Каскеленский", никому и в голову не приходило, а как это произошло, можно прочитать в третьей части настоящего романа. Но еще долго после этого урюк и джида из Каскелена на базарах Алма-Аты звались сталинскими, равно как шерсть и мясо.

 ¹⁴  Семилетний план развития народного хозяйства (1959-1965), представлявший собой расширенный 6-й пятилетний план (принят в 1956). Период 1956-1965 был временем бурного роста советской экономики.

 ¹⁵  Бакшиш - взятка в натуральном виде либо в денежном эквиваленте равная одной, двум и более овцам, в зависимости от стоимости незаконной услуги чиновника.

 ¹⁶  Русифицированное добавление к казахскому имени "-ка" вовсе не является в сознании казахов унизительнмы, оно лишь говорит о молодости обладателя этой приставки в сранении с говорящим о нем.

 ¹⁷  "Старыми" пять рублей того времени равнялось пятидесяти копейкам "новыми".

 ¹⁸  Сельпо - сельское потребительское общество, низшее из отделений потребсоюза, обеспечивавшего промышленными товарами и продуктами питания сельское население СССР.

 ¹⁹  Дашнаки - члены одной из старейших армянских политических партий, созданнной в 1890 году в Тифлисе (Тбилиси). Традиционно считается оплотом армянского национализма и антикоммунизма.

 ²⁰  Той - большой праздник (каз.).

 ²¹  Надо сказать, в Казахстане, кроме широко известных целинных в центре и на севере страны, было немало колхозов и совхозов, разбросанных по остальной территории республики, которые также являлись целинными по статусу, ибо создавались на ранее неиспользованных в сельском хозяйстве землях и усилиями приехавших сюда из РСФСР и других республик СССР молодых энтузиастов. Использовать их труд и положенные для их обеспечения механизмами и удобрениями льготы в своих целях было выгодно руководителям мелких сельхозпредприятий, потому они добивались права именовать свои хозяйства целинными и на всегда плотно заселенном юге республики. Так случилось и с Каскеленом, и со многими другими хозяйствами Казахстана.

 ²²  Тут надо отметить, что строительство подобных радиополей началось в СССР сразу после полета в космос первого космического спутника, знаменитые "бип-бип" которого периодически пропадали, когда спутник оказывался в тени Земли. Эти новые части войск связи и снабженные соответствующей аппаратурой корабли, рассеянные по территории Мировго океана, позволили сначала лишь следить за полетом последующих космических кораблей, а потом и получать с их бортов разведывательную информацию с терртории всей планеты. То есть исчезновение этой военной части после распада СССР было естественным следствием свертывания программы космических исследований России при Ельцине.

 ²³  Типчак (овсяница) - многолетнее травянистое растение, богатое протеином, лучший корм для скота на пастбищах.

 ²⁴  7 июля 1963 года селевой поток из верховьев реки Иссык (гора Жарсай) разрушил естественную плотину в западной части, опустошив водоём. Селевой поток стал причиной значительных жертв и разрушений в городе Иссык, едва не попал в Алма-Ату. Река Иссык изменила русло, в результате схода селевого потока. Некоторое время на месте Иссыка было небольшое озерцо.

 ²⁵   Столь подробная историческая деталировка чрезвычайно важна для сознания коренного каскеленца, мыслящего в пространстве и времени так, как следует мыслить людям Великой степи. Она обязательно употребляется в устной речи при перерассказе событий такого рода деталировкой, потому и мы, рассказывая о каскеленцах, давайте придерживаться этой традции. Ибо всякий живущий на земле казах имеет свойство знать доподлинно СВОЮ историю, а не ту, что ему пишут в учебниках, имеющих свойство видоизменяться под влиянием внешних событий, как изменялись, к примеру. и названия этого села за 100 лет четыре раза.

 ²⁶  Баурсаки - шарики сваренного в растительном масле теста - одно из национальных блюд множества кочевых народов, хорошо сохраняющееся в течение долго времени.

 ²⁷  Тут надо отметить, что у казахов существует очень четкая возрастная градация как животных, так и людей, не имеющая аналогов в русской культуре, а потому переводимая весьма условно таким образом, например: младшие брат и сестра зовутся всегда братишками и сестренками, а старшие братом и сестрой.

 ²⁸  Джида - восточное название лоха серебристого, имеющего в культивированном виде крупные плоды.

 ²⁹  Айран - кисломолочный продукт из овечьего молока, слегка хмельной, кислоатый на вкус (каз.).

 ³⁰  Ата - отец (каз.).

 ³¹  Так и на могильном камне его на каскеленском кладбище ыпоследствии было вырезано: "Матвей Иванович Митрохин (Пушкин)".

 ³²  Интересно, что продружили они так до самого окончания школы, а потом Мадина вышла замуж и уехала в Павлодарскую область, Айгуль же осталась в Каскелене, вышла замуж в родном селе - и больше эти подруги никогда в жизни не встречались. Даже не переписывались.

 ³³  Хватит! (каз.).

 ³⁴  Курбаши - командир (тюркск.), басмачи - среднеазиатские партизаны, участники национально-освободительного движения 1910-30 гг, признанные в советское время бандитами в виду массового совершения им зверств при налетах на города, магазины и советские учреждения. В Казахстане это движение не было столь массовым, как в Узбекистане и Туркмении, а попытка Абвера фашистской Германии возродить оное в низовьях реки Чу на базе скрывавшихся там дезертиров в 1942 году потерпела крах.

 ³⁵  В 1937 году немало народа село в тюрьмы и было расстреляно в Казахстане именно потому, что первые руководители предприятий и хозяйств искренне считали кассы организаций не государственными, а своими собственными и вовсю праздноали всевозможные юбилеи за общий счет. После 22 съезда КПСС все они, в том числе и Абудугул-ага, были реабилитированы, названы жертвами сталинских репрессий.

 ³⁶  Байга - конские скачки (каз.).

 ³⁷  Кокпар - козлодрание (каз.) - род богатрыских забав казахских джигитов.

 ³⁸  Казахская национальная борьба.

 ³⁹  Типично казахское рыцарское занятие: верхом на коне догнать должен джигит тоже сидящую на коне девушку и поцеловать ее на ходу.

 ⁴⁰  Жилдык - двенадцатая часть туши и внутренностей забитого животного (каз.).

 ⁴¹  Байбиче - старшая жена (каз.).

 ⁴²  Одним из парадоксов экономической базы СССР при Хрущеве и Брежневе было наличие большого количества незаконной частной собственности, которой, согласно Конституции, быть не должно. В некоторых регионах валовый продукт "черного рынка" превосходил государственный, но из-за криминальной основы своей налогом не облагался. Так в Джамбулской области в 1980-х годах так называемого неучтенного скота было в два раза больше, чем колхозно-кооперативного законного, но торговля мясом, полученным по госпоставкам, происходила по ценам в три раза более дешевым, чем частным на рынке. То есть в стране вовсю нарушались базовые принципы как плановой, так и рыночной экономик. Чем и воспользовались критики советской власти в период перетсройки, обвнив в недостатке продовольствия не фактический криминал, а государственно-зполитическую систему социализма.

 ⁴³  Джайляу - горное летнее пастбище для скота.

 ⁴⁴  Утверждаю это уверенно, ибо на территориях традиционного проживания русского народа, оккупированных немцами в 1941-43 гг, население так и не восполнилось, да и не оккупированные районы Европейской части РСФСР обезлюдели. После смерти Сталина никто этой проблемой не занимался, трепотня времен Брежнева об освоении Нечерноземья имела перед собой совершенно иные задачи - списание огромных сумм, украденных партийно-хозяйственным руководством страны. Вместо восстановления и модернизации естественно существовавшей инфраструктуры и средств коммуникации, восстановления сельскохозяйственных угодий началась чехарда мероприятий различного рода ведомствами, имевшая цель выкачать как можно больше денег из госбюджета на свои нужды. И практика такая продолжается по сию пору.

 ⁴⁵  Интересная деталь: Гагарина и Титова называли в народе с упоминанием имен, без отчеств, а дальнейших космонавтов только по фамилиям. Даже Терешкову первые полгода называли Валентиной, а потом как-то понемногу она стала просто Терешковой - и все тут. Сразу после полета "космонавтихи" появились первые анекдоты о героях Космоса, а нелепая раздача им всевозможных портфелей в общественных организаципях СССР и вовсе снизила пиетет космонавтов в глазах советских граждан. Даже когда Гагарин погиб, печали было меньше, чем говорят о ней сейчас, больше болтали о том, что первый летчик-космонавт сел за штурвал самолета пьяным. Куда большее почтение вызвала гибель Комарова внутри космического корабля, которая обросла невероятным числом слухов, так никем и не опровергнутых в СМИ СССР и РФ.

 ⁴⁶  Звания эти он получил несколько позже - когда стал служить интересам США на территории СССР. И, не умея коня запрячь, обычной клубники вырастить, принялся учить советского крестьянина, как тому развалить колхозы и самолично накормить весь мир. Банда Ельцина, согласно сахаровской концепции, страну развалила, колхозы ликвидировала, но Россия стала стремительно терять свои сельхозугодия и скот, принялась кормиться за счет продовольствия, привозимое в РФ со всего мира.

 ⁴⁷  Последний памятник И. Сталину в настоящее время остался в одном из сёл Чимкентской области Южного Казахстана, спрятанный там местным жителем от властей и показаннй вновь народу только после отсоединения Казахстана от впавшей в средневковый ступор и занявшейся "охотой на ведьм" России.

 ⁴⁸  Интересный факт. После полета первого космического спутника правительство США выделило много миллионов долларов на то, чтобы перенять у СССР систему образования, а правительство СССР стало эту систему гнобить, правительство РФ ныне просто продолжает эту традицию, уничтожая остатки академических наук.

 ⁴⁹  Именно тогда впервые прозвучала фраза, означающая систему заочного обучения в СССР: "Живая очередь за дипломом".

 ⁵⁰  Именно после школьной реформы 1961 года в начальной школе СССР была введена пододбная методика обучения детей математике и изменилось традиционное начертание букв и и цифр письменной кириллицы.

 ⁵¹  На самом деле, говорил мне Бауржан, Куан был не абсолютно белым - под светло-прозрачной, лишённой пигментации шерстью его в нескольких местах при внимательном изучении можно было разглядеть некрупные, несколкьо темноватые пятна на коже. Но при беглом взгляде осел и впрямь выглядел белоснежным.

 ⁵²  Тут надо отметить, что белый осел в Средней Азии - крайняя редкость, но на одном из островов Атлантического океана существует отдельная популяция такой масти животных.

 ⁵³  Сергей Соломонович Токарев (1912 - 1973 гг) - выехал из Ленинграда в 1941 году в Алма-Ату в качестве сотрудника "Детгиза", имеющего броню от службы в армии, но там перессорился с С. Я. Маршаком и перебрался в 1942 году в Каскелен, стал учителем. Жена его умерла в 1944 году, дети вернулись в город на Неве вскоре после окончания войны, а в конце 1970-х перебрались в Израиль. Сам учитель уезжать из СССР отказался. Похоронен на православной половине кладбища Каскелена за счет его бывших учеников и коллег.

 ⁵⁴  Вейсманизм и морганизм - направления в селекции животных и растений, являющиеся прототипами генетики, признанные в СССР в период 1930-50-х годах тупиковыми и потому называемые лженауками.

 ⁵⁵  ВАСХНИИЛ - Всесоюзная академия сельскохозяйственных наук и леса, упраздненная после ельцинского переворота 1991 года.

 ⁵⁶  Баями в среднеазиатском регионе Российской империи называли крупных земле- и скотовладельцев, а также владельцев водных источников и каналов.

 ⁵⁷  Пишкек - уездный центр Ташкентского генерал-губернаторства, потом город Фрунзе - столица Киргизской СССР, теперь - город Бишкек, столица Республики Кыргызстан.

 ⁵⁸  Муфтий - мусульманский ученый, знаток Корана и проповедник Ислама, мог порой быть признаваемым в том или ином регионе святым человеком на период своей жизни, врачевателем, но после смерти чаще всего имена их забывались, святыми признавали потомки лишь некоторых из них. Пишкекский муфтий Муса, о котором тут идет речь, оказался забытым святым и на территории Кыргызстана и на территории Казахстана, но в начале 20 века, судя по всему, пользовался большим уважением у мусульман Чуйской долины.

 ⁵⁹  Подробней о Мальцевской водке и преступлениях с ней связанных мохно прочитать в повести В. Куклина "Дело сдать в архив" (издана пять раз, последнее издание - Москва, 2005 год).

 ⁶⁰  Состязание певцов-импровизаторов.

 ⁶¹  Выдающийся казахский акын рубежа 19-20 веков, автор нескольких песен, ставших народными.

 ⁶²  Той - всенародный праздник с застольем и играми.

 ⁶³  По законам Великой Степи потерянный скот с клеймом возвращался хозяину. А на белом осле Бауржана не было клейма, потому любой похититель мог поставить его себе - и считаться хозяином животного вполне законно.

 ⁶⁴  Отар - райцентр в Джамбулской области, не путать со знаменитым в средневековой истории Казахстана городом-героем Отраром.

 ⁶⁵  Чапрашты - один из родов объединения Дулат Старщего Жуза.

 ⁶⁶  Курт - творожные с солью шарики, высушенные на солнце, удобная для хранения и траспортировки еда кочевых народов.

 ⁶⁷  Легкие хмельные напитки из скисшего молока кобылиц (кумыс), верблюдиц (шубат), овец (айран).

 ⁶⁸  Воровской жаргон, ныне повсеместно на территории СНГ принятый за норму русской речи, каскеленцы почитали в то время за язык враждебной им страны и категорически не хотели понимать его.

 ⁶⁹  На территории станции Отар и впрямь был расположен самый крупный в мире склад саксаула, собранного с территорий ближайших пустынь в качестве стратегического запаса топлива для населения и топлива для паровозов. Основные запасы были собраны узниками КарЛага в период с 1938 по 1956 год. Подробней об этом модно прочитать в детективно-историческом романе В. Куклина "Ушли в развелку", Москва, 2004 год.

 ⁷⁰  На Кубе женщины являются военнообязанными и проходят службу в рядах вооруженных сил наравне с мужчинами. Заливом свиней называется место высадки в 1960 году американского военно-морского десанта США с целью свержения правительства Ф. Кастро, разгромленного кубинскими революционерами. На самом деле, операция осуществлялась по приказу не Д. Кеннеди, а президента Д. Эйзенхауэра, выделившего на нее 13 миллионов долларов США и под руководством шефа ЦРУ А. Даллеса.

 ⁷¹  Пруд выкопали, дамбу возвели на реке Каскеленке и соорудили систему ирригации во всей округе прибывшие в 1880-е годы из Китая уйгуры, традиционно занимавшиеся в тамошнем колхозе и совхозе обслуживанием поливных земель и овощеводством.

 ⁷²  Совсем рядом, по казахстанским меркам.

 ⁷³  Персонажи народных казахских сказок.

 ⁷⁴  В 1865 году бывшим воронежцем Редько был выведен районированный для условий Семиречья этот некогда самый большой по размерам в мире сорт яблок, окончательно оформившийся в сорт апорт алматинский после скрещивания с дикой яблоней Сиверса в 1885 году. В результате изменения гидрологической системы Северного Притяншанья в 1960-х годах, к началу 1980-х сорт, ранее распространенный от Алтая до предгорных районов Чимкентской области, повсеместно выродился, а в годы перестройки и вовсе исчез.

 ⁷⁵  Через несколько лет название это перебралось на крышу нового стеклобетонного здания, более теперь известного благодаря знаменитой кинокомедии Ш. Айманова "Жених в тюетейке". Но тогда ныне выглядящее зарапезным знание старой гостиницы "Алма-Ата" казалось жителям Казахстана самым фешенебельным. Там даже останавливался во время своих гастролей по СССР знаменитый на весь мир Луи Амстронг.

 ⁷⁶   Это состоящее из трех совершенно новых, не русских слов выражение оказалось, тем не менее, всем в Каскелене понятным. Даже старое слово "тавро" именно в те дни переименовали каскеленцы в слово "клеймо" окончательно.

 ⁷⁷  Ссыльнопоселенка 1937 года Евдокия Ивановна Потемкина в 1969 году стала первой в Каскелене "свидетельницей Иеговы", ездившей на собрание членов этой секты в Алма-Ату раз в неделю, безуспешно пытавшейся пропагандировать идеологию этой организации вплоть до самой своей смерти в 1975 году.

 ⁷⁸  Так называют в Казахстане огарей.

 ⁷⁹  То же самое говорил он и в Каскелене, но за это его никто не судил больше и никуда не ссылал. Оттого, наверное, и было в Южном Казахстане и других местах высылки политических врагов советской власти так много истинного свободомыслия, оказавшегося в период пререстройки в конфликте с официальной пропагандой праворадикальной диссидентщины ельцинско-чубайсковского толка.

 ⁸⁰  Уже много лет спустя, будучи главным инженером одного из больших предприятий, Бауржан заехал ко мне с горестным видом на своем орущем на всю улицу "Жигуленке" с отвалившимся "глушителем" на заднем сиденьи. Мы с ним наскоро пристроили трубу на место, подвязав ее к днищу автомобиля проволокой с надеждой, что он завтра же покажет в гараже "глушитель" рабочим - и те приварят его. После случившейся спустя четыре года аварии оказалось, что труба так и продолжила висеть на перетертой проволоке там, где мы ее прикрутили.

 ⁸¹  Мельницу на выходе Каскеленки из теснин ущелья построил немец Яков Гроот в 1913 году, в 1930-ом его раскулачили, а мельницу передали колхозу, назначив его же колхозным мельником. По смерти Я. Гроота в 1940-ом году, заведывали мельницей более десяти человек подряд, но в 1960-ом в должность эту вступил Ж.Жанабаев - и продержался в ней до тех самых пор, что будут описаны тут попозже.

 ⁸²  Ландрин оказался жутко вкусным и остался в памяти Бауржана и Петьки на всю жизнь, а баночка была сначала предметом гордости лишь Бауржана, через пару лет перешла по наследству его сестренкам, которые хранили в ней свои фантики, тряпочки и прочие "сокровища", а потом перешла в пользование их матери Айши-апы, которая до глубокой старости своей держала в ней нитки и иголки. Я идел эту жестянку бордовго цвета со стертыми золотыми звездочками и зеленой надписью "Монпасье". Ландрин и монпасье - это фактически леденцы, имевшие в качестве наполнителей вкуса разного рода пряности, отличались особым ароматом от нынешних леденцев, в которые вместо пряностей добавляют химические ароматизаторы.

 ⁸³  Шильде - пик лета, считающийся у казахов сорокадневным и заканчивающийся 2 августа, когда, согласно русскосму поверью, святой Илья сует свой посох в воду и остужает ее. В этот день, как правило, резко холодает в горах, выпадает снег и чабаны начинают готовить отары к спуску в нижние долины.

 ⁸⁴  Барамтчи - похититель овечьих стад (каз.).

 ⁸⁵  Род тяпки крупного размера, которым удобно переворачивать крупные куски земли и месить глину.

 ⁸⁶  Впервые термин "культурная рекволюция" был употреблен В. Лениным в работе "О кооперации" (1923 год). В Китае официально начался процесс с таким названием в 1965 году, хотя на самом деле началом оного следует признать 1956 год, когда КП Китая во главе с Мао Дзе-дуном отказалась участвовать в проведенном по приказу Н.Хрущева и стоящим за его спиной сионизмом процессе десталинизации СССР и в процессе международной дискредитации марскистской идеологии. В результате, Китай до сих пор остается социалистическим государством, а СССР исчез.

 ⁸⁷  Журналистика СССР в большей части своей представляла отрасль идеологии, занимавшуюся не столько передачей населению информации в письменном виде, сколько способом манипулирования сознанием масс и преследования инакомыслыщих, а также для сведения личных счетов чиновниками. То есть фактичекски советская пречать мало чем отличалась от печати буржуазной, задачи которой очень четко и полно определил В. Ленин в своей знаменитой работе "Партийная организация и партийная литература". Именно насквозь корумпированные журналисты СССР и оказались во главе перестроечных процессов, приведших к распаду страны на 15 государств с государственно-фашистскими идеологиями в 1991 году.

 ⁸⁸  Признаюсь, ученого специалиста по ослам с фамилией Шаргон я не нашел, но зато при написании этой истории узнал, что к пиренейским ослам Куан быть причислен не может, а в Средней Азии проживает лишь два подвида домашних ослов: бухарский и мервский, произошедшие от африканских ослов, а местные дикие азиатские ослы - куланы - не приручаются совсем. Что до просто среднестатического осла, то оный является символом партии вышеназванного Шарона - Демократической США. Ибо мудро отказавшиеся от его помощи каскеленцаы начала 1960-х годов, знали истину: "Бойтесь данайцев, дары приносящих". Этим они в корне отличались от своих детей и внуков образва 1991 года, сменивших завоевания социального порядка на джинсы и жвачку.

 ⁸⁹  Смотрите свидетельства об этом в западноевропейских и американских газетах 1960 года, а также в материалах агенств "Рейтер" и "Ассоршейтед Пресс". Видеозапись в то время еще не была изобретена, поэтому ссылаться на телепрограммы нет смысла.

 ⁹⁰  Это было наказанием, хотя Ерофеев, служа в Каскелене, ни разу в Алома-Ате и не бывал.

 ⁹¹  Факт абсолютно достоверный. Имеется протокол и соответственное распоряжение полковника Расторгуева в документах части, хранящихся в архиве Вооруженных сил СССР в городе Подольске Московской области.

 ⁹²  Вскоре после описанных здесь событий округ разделили на Среднеазиатский со штабом в Алма-Ате и Туркестанский со штабом в Ташкенте. Каскеленцы остались уверены в том, что изменений этих без вмешательства Куана бы не произошло.

 ⁹³  На самом деле, будущий министр обороны СССР и фронтовой товарищ Л. И. Бержнева Андрей Антонович Гречко не был тогда еще маршалом и никогда не был командующим этого округа, но в рассказах каскеленцев о встрече его с Куаном неизменно присутствовал именно он. Поэтому пусть и в моем повествовании этим третьестепенным действующим лицом останется именно маршал.

 ⁹⁴  Касымов в колхозе имени Сталина числился замполитом, но в связи с переименованием колхоза в совхоз произошли два изменения: люди стали получать вместо трудодней зарплату, а Касымов стал называться секретарем парткома совхоза, в просторечии просто парткомом. Руководитель профсоюзного комитета всегда звался только профкомом - и никак иначе.

 ⁹⁵  В Каскелене подобной диковинки отродясь не было, да и не будет никогда. Там даже у директора совхоза домашний и кабинетный туалеты были на улице и располагались на задах прилегающих к зданиям земельных участков, представляяя собой тесную дощатую кибитку над выгребной ямой с дыркой посередине и с плохо закрываемой дверью, которую присевший по нужде человек придерживал за специально для этого прибитую к внутренней части двери кожанную тесемку с узелочком на конце. Туалеты эти были одноврменно и мужскими, и женскими, настолько демократическими, что их имел право посетить любой человек любого возраста, любого вероисповедания и любой политической ориентации в люьое время суток и любое время года.

 ⁹⁶  Выражение это присутствовало в его речах всегда.

 ⁹⁷  Сказывался, должно быть типичный антагонизм, существовавший в СССР долгое время между оставными фронтовиками и офицерами мирного времени, наглым и непристойным поведением своим оскорбляющими, по мнению фронтовиков, Советскую Армию.

 ⁹⁸  После окончания Великой Отечественной войны в Советской Армии в течение многих лет наблюдалось ущемление интересов невоевоваших офицеров в соотношении к воевавшим. Что же касается генеральских званий, то существовал со времен руководства армией Г. Жуковым негласный закон - давать звания генералов только фронтовикам. Не повышали в воинском звании даже полковников Генерального штаба.

 ⁹⁹  Эта ежегодная трудовая повинность солдат срочной службы в дни "битвы за урожай" имела начало в Казахстане одновременно с началом освоения целины в качестве добровольной помощи воинов трудящимся, а потом превратилась в дежурную обязаловку, в способ взаимохищения выделенных государством средств как руководителями сельхозпредприятий, так и командиров гарнизонов. То есть именно с целинной эпопеи корупация в Указахстане приобрела повальный характер.

 ¹⁰⁰  Б.Закиров - "узбекский соловей" - суперпопулярный в 1950-60-е гг советский певец, известный и за рубежом, не гнушавшийся поездок с сольными концертами не только по городам, но и по селам страны.

 ¹⁰¹  Данные цитируются по докладу общекитайской сельскохозяйственной конференции, посвященной увеличению поголовья тяглового скота и приобретению соответствующего иностранного опыта. Согласно материалов этой конференции, южноказахстанские ишаки были признаны в тот год самыми плодовитыми в мире.

 ¹⁰²  Дошло до того, что на знаменитом Чуйском тракте, по которому в течение столетий гнали монгольских овец, коров и коней в Семипалатинск, застряло несколько десятков стад и отар, которые напрочь выели вокруг дороги на несколько верст (на Алтае в ту пору считали все еще в верстах, а не в километрах) вокруг не только траву, но и хвою деревьев.

 ¹⁰³  Автор этих строк лично читал эту заявку в декабре 1970 года в папке исходящих документов вышеназванного хозмага.

 ¹⁰⁴  Женский педагогический институт, созданный в 1930-х годах специально для обучения "освобождающихся от средневекового рабства женщин Востока", просуществовал все советское время в качестве "живой очереди за дипломом" и поставлявший большое количество кадров в партийно-хозяйственные органы Казахстана и республик Средней Азии.

 ¹⁰⁵  Жуз - назание одной из трех групп племен казахов: Старшего (Большого), Среднего и Младшего.

 ¹⁰⁶  Тунгузские племена, основали в 1115 году государство на территории Манчжурии.

 ¹⁰⁷  Последний хан Кокандского ханства, свергнутый народами Средней Азии во главе с самозванцем ("кыргызским Пугачевым", как его называли в Санкт-Петербурге) Пулат-ханом и командиром конного батальона русской армии подполковника Скобелева. Хан прославился необыкновенно жестокостью в период своего парвления, многими народами был признан за земное воплощение Дьявола.

 ¹⁰⁸  Двадцать лет спустя, когда я впервые побывал в Каскелене, жило там уже людей 46 национальностей, а еще через двадцать лет, когда я посетил престарелую Айшу-ару, то есть после приобретения Казахстаном независимости, осталось 11 наций. И множество домов оказалось хозяевами покинутыми, заселенными "свидетеляи Иеговы"..

 ¹⁰⁹  Старик и впрямь был однажды в Москве - в качестве делегата Всесоюзной учительской конференции 1958 года, и был страшно горд тем, что посетил там за одну неделю шесть музеев и мавзолей В. И. Ленина и И. В. Сталина, которые, по его утверждению "лежали там, как живые, а по маршальской звезде под подбородком Иосифа Виссарионовича ползала зеленая муха".

 ¹¹⁰  Старшинство семиреченского казачества было основано 6 декабря 1852 года с центром в крепости Верное (ныне г. Адматы), но в отдельное Семиреченское восйско было преобразовано лишь 14 июля 1867 года. Тогда же в связи с образованием Семиреченской области был назначен генералом-губернатором оной Копаковский.

 ¹¹¹  Согласно Указа Президиума Верховного Совета СССР "О переселении немцев, проживающих в районах Поволжья" от 28 августа 1941 г. была ликвидирована Автономная Республика немцев Поволжья и произведена тотальная депортация немцев из АССР в Сибирь, Казахстан и Среднюю Азию.

 ¹¹²  Вместе с дунганами, уйгуры впервые начали селиться на территории российского Казахстана в 1860-1880х годах, после подавления уйгурского восстания в Китае.

 ¹¹³  Парадокс, но это так - к рыжему Петьке никакие клички не приставали, хотя попытки такого рода делались не раз и обычно в Алма-Ате, где местная шпана называла себя собачьими и бандитскими прозвищами, Бауржана то и дело называли Головастиком, но вот Петьку, назвав Рыжим в первый раз, вскоре начинали звать просто Петром. Потому, наверное, что невозмутимый и всегда спокойный Петька никогда не отзывался на слово Рыжий, а на большее ни у одного приблатненного пацана фантазии не хватало.

 ¹¹⁴  Маленькие группки казахстанских дезертиров просуществоали до середины 1950-х годов, прячась в горах и в тугаях; еще сейчас можно наткнуться там на остатки обрушившихся землянок и дкаже лагерей со следами жизнедеятельности людей. В Каскелене дезертиров было шесть, все они добровольно сдались властям в начале 1947 года, отсидели по 5 лет в различных лагерях, вернулись домой чуть ли не в один день и прожили оставшиеся свои годы в родном селе вполне довольные своей судьбой, без особых конфликтов с односельчанами. Все они стали членами секты Свидетелей Иеговы, а самый молодой из них (1925 года рождения) в 2002 году пытался обратить меня в свою веру, давя на меня авторитетом своих лет и заявлением о том, что всякий атеист - это слуга Дьявола, а всякий истинно верующий обязательно попадет в Рай.

 ¹¹⁵  Боевой кинжал фирмы "Заруэр", бывший в ходу у охотников и егерей фашистской армии.

 ¹¹⁶  Прорана - глубокий каньон реки, прорытый не в горах, а уже в долине, сквозь аллювивиальные отложения, довольно типичный для рек, стекающих с северных склонов Тянь-Шаня.

 ¹¹⁷  Нарыхаться - то есть напугаться, слово, признанное в 1940-е годы в Казахстане блатным, привнесенным сюда беженцами Москвы и Ленинграда.

 ¹¹⁸  Шамалган (Чемалган) - железнодорожная станция в десяти километрах к северу от Каскелена.

 ¹¹⁹  Те же слова говорили мне старики-каскеленцы и ва 2002 году, добавляя при этом: "А теперь грамоты настоящей становится все меньше - и думать народ стал меньше. Как в России".

 ¹²⁰  Саид Мухаммад Худояр-хан Кокандский - предпоследний самодержец Кокандского ханства, прославился бессмысленной жестокостью по отношению к населению и самодурством, которые привели к восстанию киргизских родов с самозванцем Пулат-ханом во главе, а потом и насильным присоединением страны к Ташкентскому генерал-губернаторству Российской империи. В народных сказках Казахстоана, Киргизии, Узбекистана, Таджикистана выступает в качестве упыря на троне.

 ¹²¹  Пулат-хан - самозванец на трон кокандского хана, родом киргиз, спровоцировавший своим восстанием Ташкенского генерал-губернатора Кауфмана на интервенцию и захват под эгиду российской короны сразу несколько среднеазиатских ханств. Получил прозвище "киргизского Пугачева" у современников.

 ¹²²  Одной из особенностей религиозного мышления является отказ от логики - и случай с верой в святость хозяина возможного предка Куана катавшихся на нем в детстве каскеленских женщин - тому свидетельство. Но самым удивительным в этой истории было то, что главным пропаганистом святости всеми уж давно забытого настоятеля мечети был бывшмй "партком" Исламбек Касымов, человек изрядно старый в перестройку, забывавший ширинку застегнуть после посещения туалета, но помнящий наизусть работу Сталина о языкознании, массу лозунгов, выдранных из работ Ленина, и одну суру из Корана на непонятном ему арабском языке. Он и осла пишкекского звал Куаном, а незадолго до смерти вдруг стал первым в Каскелене казахом-сектантом и, выходя на площадь перед памятником Ленину, громогласно требовал от земляков, чтобы те покаялись и принялись служить Иегове - тому, которому он Свидетель.

 ¹²³  Игра эта теперь уж забыта, а когда-то была распространена в Казахстане повсеместно, играли в нее все дети и подростки мужского пола, не играющих в нее просто не признавали мужчинами, а чемпионы превращались в героев.

 ¹²⁴  Один из парадоксов самосознания партийных чиновников СССР заключался в их нежелании заниматься антирелигиозной пропагандой (несмотря на обвинение их во время перестройку именно в этом грехе) и потому они старательно скрывали в те годы, когда происходили официальные антирелигиозные мероприятия по инициативе уполномоченного по делам РПЦ В. А. Куроедова, факты пропаганды религиозной на подведомственной им территории, развязывая тем самым руки активистам всевозможных незарегистрированных сект. А если проблема и разбиралась, то трктовалась не как борьба с религиозным и националистическим дурманом, а как интернациональновоспитательное мероприятие. То есть именно с момента правления страной Хрущевым ханжество стало нормой морали партийно-хозяйственного аппарата СССР.

 ¹²⁵  Ак-бота и Ак-кулан - это персонажи казахских народных сказхок, а слово Ак-жол означает светлый путь.

 ¹²⁶  Героем Советского Солюза Б. Момыш-улы стал уже посмертно, согласно Указа о нграждении, подписанного М. Горбачевым в 1990 году.

 ¹²⁷  В тот год еще не было орденских книжек, вместо них выдавался огромных размеров полукартон с гербом СССР и Указом Президиума Верховного Совета СССР о награждении.

 ¹²⁸  Альчик - коленная, вываренная костяшка из ноги барана, которой пользуются в нескольких казахских национальных играх.

 ¹²⁹  Второй наградой директора школы можно считать медаль "Ветеран труда", врученную ему вместе с пенсионным удостоверением в 1979 году.

 ¹³⁰  Именно в это время "по просьбе военнослужащих дальневосточников" в СССР Указом Верховного Совета была отменена система оплаты ежемесячных пособий кавалерам орденов и медалей.

 ¹³¹  Единственный город на окраине этогополупустынного района носил название Красногорск, подчинялся напрямую Москве и Министерству среднего машиностроения и отношения к Отрару практически не имел. Но имя району дал.

 ¹³²  Исторический факт. Был скандал, но недолгий.

 ¹³³  Основой общества, придерживающегося принципов трайболизма, оставшихся в Казахстане с незапамятных времен, следует признать приоритет и верховенство понятия рода, а не личности (как на Западе), не нации (как в Китае), не государства (как в СССР) и даже не семьи (как на Кавказе). Признание приемного ребенка своим родичем означало полный запрет тому даже думать о том, что у него могут быть и так называемые биологические родители. Потому что при обнаружении таковых могла случиться межродовая неприязнь, а это могло привести к трагедии всей нации.

 ¹³⁴  Надо признать, поездка случилась удачная. Каскеленцы договорились с лущихинцами о взаимосотрудничестве - и уже через пять лет обновили пять отар своих на более производительную по шерсти лущихинскую породу, стали сдавать государству шерсти вдвое больше прежнего. С обретением независимости и ликвидаций коллективных хозяйств Казахстана все овцы этой породы исчезли и в Казахстане, и в Киргизии.

 ¹³⁵  Знаменитый на весь мир Луговской конезавод дал миру самого знаменитого из всех жеребцов ахалтекинской породы Абсента, завоевавшего под уздой у Петушковой три олимпийских медали и ставшего чемпионом мира несчетное число раз.

 ¹³⁶  Надо признать, что то ли почва в Казахстане не заражена палочкой бешенства, то ли народ чрезмерно чистоплотен, но за все советские годы никто в Казахстане так и не заболел бешенством.

 ¹³⁷  По сути, умничанье это каскеленское есть лишь иллюстрация мысли В. Ленина о том, что всякое "Государство - это аппарат насилия", не более того. Но люди и по сей день не понимают этой просто и ясно высказанной ымсли и непрестанно заявляют, что "государство должно заботиться о своих гражданах". Ибо глупость толпы безмерна.

 ¹³⁸  Косноязычие Горбачева выражалось в упорном его желании в период правления страной говорить на ставропольском диалекте и коверкать русские слова. Едва только его свергли, как речь его стала более грамотной и отчетливой, даже мысли стали мелькать в его болтовне светлые.

 ¹³⁹  Так в советское время называли люди государство свое.

 ¹⁴⁰  Одним из пережитков едва ли пещерных веков оставалось и остается высокое мнение о себе самого бесполезного в нормальном обществе касты так называемых воинов. Служат они исключительно для совершения различного вида насилий над соплеменниками, жалование получают из рук чиновников, заняты большую части жизни взаимными интригами с целью продвижения по иерархической лестнице и редко когда оказываются на передовой в моменты военных событий - туда попадают, как правило, менее знакомые с системой призыва и распредлеения штатские, которые и служат фактически во всякой войне основным "пушечным мясом", а награды за соверешнные "штафирками" подвиги получают профессиональные военные.

 ¹⁴¹  Так стали назвать солдат части полковника Расторгуева еще до появления куана на свет, но каскеленцы порой утверждали в 1982 году, что имя такое придумал им сам Куан.

 ¹⁴²  Имеется ввиду эпизод битвы богатыря Самсона с филистимлянами (финикийцами).

 ¹⁴³  Никаких особо важных причин для отставки у тестя-генерала расторгуевского не было. Его даже просили маршалы С. Буденный и К. Ворошилов не уходить из армии. Но старик был непреклонен. "Пошли вы в жопу с такой армией! - сказал он Семену Михайловичу (судя по неопубликованной части воспоминаний маршала, бывшей у переводчика их на киргизский язык К. Кангельдиева). - За такую страну скоро никто воевать не станет", - и оказался прав: за СССР в 1991 году Советская Армия воевать не стала.

 ¹⁴⁴  Еще одна из пакостей, совершенных в конце жизни И. Сталина его прихвостнями: в Москве во время школьной рефолрмы 1947 года как-то сами собой появились школы для детей военных и высших партийных чиновников, где формировалась будущая хрущевско-брежневская элита, дети которой и уничтожили СССР.

 ¹⁴⁵  Как ни странно, но все склады всех Военторгов страны были забиты женским барахлом доверха, а самых простых лезвий для безопасной бритвы "Нева" во многих из них не бывало годами.

 ¹⁴⁶  В советских паспортах пятой графой значилась национальность его обладателя.

 ¹⁴⁷  В том числе и А. Аблаева, ставшего затем членом-корреспондентом Академии Наук Казахстана.

 ¹⁴⁸  Простонародное выражение в Казахстане, не переводится дословно, но означает шум, скандал, сутолоку и бессмысленный крик.

 ¹⁴⁹  Воинское звание "старшина" практически исчезло (не будучи отмененым) с введением звания "праворщик" 18 ноября 1971 года, но старщинская должность начальника хозчасти роты осталась.

 ¹⁵⁰  Название речке дали семиреченские казаки в 1885 году, до этого она носила стандартное название "Ак-су" или "Акусушка".

 ¹⁵¹  Три негодяя-президента России, Украины и Белоруссии, подписавших в Беловежской пуще соглашение, юридически ликвидирующее СССР.

 ¹⁵²  Засухоустойчивый, колючий кустарник.

 ¹⁵³  Маринка (каз. Карабалык - черная рыба) - пресноводная рыба семейства карповых.

 ¹⁵⁴  Дети Каскелена не умели в 1961 году плавать - это факт.

 ¹⁵⁵  Род азиатской примитивной печи без трубы, с подом вверху.

 ¹⁵⁶  Герои одноименных и тогда очень популярных кинофильмов.

 ¹⁵⁷  В те годы сроки службы в Советской Армии были длиннее нынешних, то есть составляли 4 года для служивших в частях военно-морского флота и 3 года для наземных войск.

 ¹⁵⁸  Странное имя Дура для молодой ослицы директора совхоза вырвалось изо рта Петьки, которого она выделила за рыжий цвет его волос едва только в первый раз увидела и принялась кокетничать перед ним; да и вообще до той ночи, когда она с Куаном исчезла в ночи, ослица эта выделяла Петьку из всех каскеленцев, при встрече с ним приветливо ржала - и это послужило причиной возникновения большого числа шуток со стороны их односельчан.

 ¹⁵⁹  Полный конец - термин из уголовного сленга СССР.

 ¹⁶⁰  Ата - по-южно-казахстански "отец", по-восточно-казахстански - "куке".

 ¹⁶¹  Род среднеазиатских джунглей в виде чащи влаголюбивых растений и деревьев, растущих вдоль рек и водоемов неширокой полосой на многие километры.

 ¹⁶²  Именно тогда возродилась давняя русская поговорка: "Порядки строже - взятки дороже".

 ¹⁶³  Атаман Анненков Б. В. - атаман Сибирского казачьего войска, активный участник Гражданской войны, каратель, прославился зверствами на территории Семиречья и Алтая, расстрелян в 1927 году по решению суда в Семипалатинске.

 ¹⁶⁴  Беловодское восстание - восстание кулаков летом 1919 года с целью организации фронта в тылу красных в поддержку армии адмирала Колчака с центром в себе Беловодском Чуйского уезда Семиреченской области в селе Беловодское. История разгрома восставших чапаевской дивизией описана в романе Фурманова "Мятеж".

 ¹⁶⁵  Нарком - народный комиссар, министр.

 ¹⁶⁶  На самом деле, как показали последующие события, убили солдаты и офицеры Расторгуевки много меньше ослов, ибо, как это давно уже повелось во всех армиях мира, все эти стрелки были заняты большек пьянством и приписками, чем делом. Но стреляли - это факт.

 ¹⁶⁷  Пишу так подробно о нем для того, чтобы было ясно, кто и с каким уровнем ума и совести принимал решение о ликвидации СССР.

 ¹⁶⁸  Казы - род колбасы, типичной для казахского застолья.

 ¹⁶⁹  Слово это произнес Гагарин за мгновение перед стартом первой в мире ракеты с человком на борту 22 апреля 1961 года. Облетело оно весь мир и стало главным для всякого космонавта, взлетающего с космодрома "Байконур" и по нынешнее время. Но тогда им любили козырнуть все казахстанские начальники, ощущавшие себя в такие моменты, должно быть, настоящими "покорителями просторов Вселенной", как говорилось тогда едва ли не на каждом шагу и едва ли не во всех теле- и радиопередачах.

 ¹⁷⁰  Даже спустя 20 лет после этих событий И. Дуттенгефнер - слесарь вагонного депо - при встрече со мной не открыл доверенной ему Расторгуевым тайны: стрелял полковник в белого осла или нет?

 ¹⁷¹  То есть в разных местах Казахстана, отстоящих от Каскелена и друг от друга на тысячи километров.

 ¹⁷²  Области, расположенные в диаметрально противоположных местах Казахстана на расстоянии около двух тысяч километров.

 ¹⁷³  Горный баран с загнутыми в баранку рогами.

 ¹⁷⁴  По-видимому, Умурзак-ага, принимая решение не ехать в санаторий, а отправиться к сыну, уже точно знал, что больше ему депутатом Вероховного Совета Казахской ССР не быть - власть имущие не прощают подобных "измен" своим подданным.

 ¹⁷⁵  Казахский Госуниверситет - самый в те годы престижный ВУЗ Казахстана.

 ¹⁷⁶  Чий - расстение семейства мятликовых, растет куртинками, быстро древеснеет стволом, переживает в таком виде зиму и гниет уже в период весеннего обилия влаги.

 ¹⁷⁷  После смерти Куана фабрику построили-таки, мебель производили, но затем, после обретения Казахстаном независимости, производство развалилось и мебель стали изготовлять исключительно кустарным способом по высокой себестоимости и с высокой продажной ценой, да и продают ее теперь на базарах, под открытым небом. Качество же стало так себе.

 ¹⁷⁸  Сексот - термин, появившийся в конце 1920-х годов в качестве определения секретных сотрудников ОГПУ, но довольно быстро ставший именем нарицательным для стукачей всякого рода.

 ¹⁷⁹  Одна из двух казашек-Героев Советского Союза, погибшая во время Великой Отечественной войны смертью храбрых.

 ¹⁸⁰  Страны социалистического лагеря - Болгария, Румыния, Албания, Чехословакия, Венгрия, Румыния, Польша, ГДР - в те годы были признаны территорией Европы Восточной, и при всяком удобном политикам случае поминаются и по настоящее время таковыми.

 ¹⁸¹  То есть 98 ослов из каждой сотни в ту зиму было уничтожено - и это привело к геноциду ослов Казахстана, который к настоящему времени привел к практически полному исчезновению этих ранее широко распространённых домашних ослов с территории республики. Но в "Красную книгу Казахстана" их так и не включили. Со стыда, наверное, за содеянное полвека тому назад предками.

 ¹⁸²  В понимании казахстанцев Солженицын нравственно пал, когда в своей непродуманной и непрофессиональной статье "Как нам обустроить Россию" заявил, что "Казахстан - это подрбюшье России". Никому дела не было в тот момент, что Солженицын не только не был никогда государственником, а всю жизнь выступал, как разрушитель государства, что и не был он специалистом в области теории гособустройства, а уж в качестве практика он был лишь сельским школьным учителем с незаконченным высшим образованием. Люди вслушались в апломб его бесконечных речей и замечали крайне презрительное отношение этого будто бы классика к "инородцам", потому понимали, что перед ними не только дутая заморская величина, которая идет за Ельциным, а не ведет его за собой, но и откровенный русский фашист. Отсюда - и сравнение Куана с Солженицыиным в речах каскеленцев в пользу первого.

 ¹⁸³  Отстояние Каскелена от Алма-Аты всего-то в неполную сотню километров не спасало новоявленного горожанина от признания селянами его чужаком, а уж ставшего "выскоми начальством" депутата народная молва оценивала для общины своей человеком потерянным, всякий приезд его домой почитался лишь временным прибытием в гости, то есть превращал Абдугулова в сознании каскеленцев в такого рода человека, которого надо привечать с почетом и что-либо у него выпросить - и только.

 ¹⁸⁴  23 марта.

 ¹⁸⁵  Хватит (каз.).

 ¹⁸⁶  Тут надо отметить одну особенность СССР: колхозы, их имущество, скот и техника являлись общественной, так называемой колхозно-кооперативной собственнсотью, а совхозы - государственными сельхозпредприятиями, где работники не являлись собственниками ни земли, ни скота, ни инвентаря, то есть Куан при передаче совхозу становился как бы автоматически собственностью всего советского народа - и эта деталь особенно тревожила совхозников-каскеленцев, еще недавно бывших колхозниками.

 ¹⁸⁷  Арак - водка (каз.).

 ¹⁸⁸  Городок каторжников-золотодобытчиков на реке Колыме.

 ¹⁸⁹  На самом деле, во главе Казахстана не всегда стояли казахи при Сталине, как М. Шайяхметов. К примеру, одними из первых руководителей республики в 1930-х годах были: грузин В. Нанейшвили, украинец П. Понаморенко, армянин Мирзоян, еврей Голощекин. После Л. Брежнева Казахстаном руководил ставленник Хрущева казах Юсупов И. А. Руководство СССР и национальных гособразований вообще состояло из лиц, которых в царское время называли инородцами. Однако, именно при украинце Хрущеве в СССР началась муссироваться правыми диссидентами в народе мысль о том, что представителей всех наций в стране зажимают русские - и мысль эта, вызревшая в кулуарах недовольного отсутствием перспектив роста партхозактива, стала основополагающей при создании оппозиции коммунистической партии во всех национальных регионах страны, приведя к распаду Советского Союза на национальные самообразования. То есть каскеленцы 1962 года, сами того не подозревая, являлись предвозвестниками декабрьских событий 1986 года в Алма-Ате и готовили почву для будущих антисоветских выступлений в стране.

 ¹⁹⁰  Октябрьский пленум ЦК 1964 г., организованный Брежневым и председателем КГБ СССР Семичастным в отсутствие Хрущёва, находившегося на отдыхе, освободил его от партийных и государственных должностей "по состоянию здоровья".

 ¹⁹¹  Барымта - хищение скота (каз.).

 ¹⁹²  Казахский род Найман был использован ханами во кремена кокандского владычества в качестве карательного в отнощении казахов всех остальных родов.

 ¹⁹³  За всю свою двухмесячную поездку в 2002 году я не встретил в Казахстане ни одного ишака. А в Каскелене перестали по утрам петь настоящие петухи - семейства куриных.

 ¹⁹⁴  Определение человека, данное в Древней Греции.

© Валерий Куклин, 2012-2024.
© Сетевая Словесность, публикация, 2012-2024.

Книга отзывов

НОВИНКИ "СЕТЕВОЙ СЛОВЕСНОСТИ"

Айдар Сахибзадинов. Жена [Мы прожили вместе 26 лет при разнице в возрасте 23 года. Было тяжело отвыкать. Я был убит горем. Ничего подобного не ожидал. Я верил ей, она была всегда...] Владимир Алейников. Пуговица [Воспоминания о Михаиле Шемякине. / ... тогда, много лет назад, в коммунальной шемякинской комнате, я смотрел на Мишу внимательно – и понимал...] Татьяна Горохова. "Один язык останется со мною..." ["Я – человек, зачарованный языком" – так однажды сказал о себе поэт, прозаик и переводчик, ученый-лингвист, доктор философии, преподаватель, человек пишущий...] Андрей Высокосов. Любимая женщина механика Гаврилы Принципа [я был когда-то пионер-герой / но умер в прошлой жизни навсегда / портрет мой кое-где у нас порой / ещё висит я там как фарада...] Елена Севрюгина. На совсем другой стороне реки [где-то там на совсем другой стороне реки / в глубине холодной чужой планеты / ходят всеми забытые лодки и моряки / управляют ветрами бросают на...] Джон Бердетт. Поехавший на Восток. [Теперь даже мои враги говорят, что я более таец, чем сами тайцы, и, если в среднем возрасте я страдаю от отвращения к себе... – что ж, у меня все еще...] Вячеслав Харченко. Ни о чём и обо всём [В детстве папа наказывал, ставя в угол. Угол был страшный, угол был в кладовке, там не было окна, но был диван. В углу можно было поспать на диване, поэтому...] Владимир Спектор. Четыре рецензии [О пьесе Леонида Подольского "Четырехугольник" и книгах стихотворений Валентина Нервина, Светланы Паниной и Елены Чёрной.] Анастасия Фомичёва. Будем знакомы! [Вечер, организованный арт-проектом "Бегемот Внутри" и посвященный творчеству поэта Ильи Бокштейна (1937-1999), прошел в Культурном центре академика Д...] Светлана Максимова. Между дыханьем ребёнка и Бога... [Не отзывайся... Смейся... Безответствуй... / Мне всё равно, как это отзовётся... / Ведь я люблю таким глубинным детством, / Какими были на Руси...] Анна Аликевич. Тайный сад [Порой я думаю ты где все так же как всегда / Здесь время медленно идет цветенье холода / То время кислого вина то горечи хлебов / И Ариадна и луна...] Читайте также: Ольга Андреева. Свято место | Андрей Бычков. Я же здесь | Изяслав Винтерман. Стихи из книги "Счастливый конец реки" | Елена Генерозова. Литургия в стихах - от игрушечного к метафизике | Надежда Жандр. Театр бессонниц | Наталия Кравченко. Жизни простая пьеса... | Игорь Муханов. Тениада | Никита Пирогов. Песни солнца | Елена Севрюгина. Когда приходит речь. (О книге Алексея Прохорова "Не одинокий рай") | Ольга Суханова. Софьина башня | Лана Юрина. С изнанки сна | Сергей Главацкий. Апофеазко | Татьяна Горохова. "Мне фамилия моя всегда мешала..." | Стихи, растущие из жизни | Михаил Ковсан. Время