Словесность

[ Оглавление ]








КНИГИ В ИНТЕРНЕТЕ


   
П
О
И
С
К

Словесность


Я  ХОЧУ  ВИДЕТЬ  ЭТОГО  ЧЕЛОВЕКА

Москва. Двадцать лет. В первый раз.

Зима. Снег грязный, облезлый. И - лужи.

Подозревал, что не пуп земли, но все-таки, тем более на безрыбье. С первого перрона, не надо прыгать по переходам! "Прощание славянки"! Это - вовне. Дорога дальняя, казенный дом. Это - внутри.

Одним словом, как много! И - главное!

Там не развалины МХАТа и даже не слегка потускневший, но все-таки "Современник". Там - площадь, пахнущая керосином, а может быть, газом. Таганка. Театр.

Нет, это одна только быль. А быль без легенды - неправда.

Вот она, правда. Вот так: в центре Москвы - Красная площадь, там Кремль - стеной от досужего сглаза, а внутри - На Таганке, в яйце не Любимов и не иголка, и вовсе не человек, но Голос с вечно рвущейся пленки из зеленой обложки магнитофона "Весна".

Тоже двадцать. Раньше лет этак на двадцать пять и он свою иголку в брюхе Кощея искал: свет в единственном лучащемся светом кремлевском окне. Бог ведь светом на землю струится. Почему обязательно на роскошно нагую Данаю? Вот мой еще не учитель и ждал, глотая морозный воздух с сопливой глупостью пополам. Рассказывая, гривой тряся, захлебываясь, до истеричного хрипа он хохотал, от воспоминаний он сотрясался. Благословенна память его, ставшая частью моей! Чья будет далее? Пресечется?



Жил у родных, которым не заикался. Ходил туда, куда удавалось. Даже в Большой - с рук, за колонной, Максимова и Васильев, "Спартак". Да, Большой! Но не Таганка, не Голос!

Жил я не совсем у родных. Ел у них. Спал я в квартире рядом.

Друг-сосед. Негритенок из "Цирка". How do you do? Я в небо уйду! Его за нелегальные аборты в Москве оправили делать их в Магадан, на Колыму, где-то там, рядом с БАМом. Снимите шляпу! А жена наезжала. В квартире - журналы! Американские! Но - не Таганка, не Голос!

Как-то спросили: где был вчера, сказал, что в театре. От названия поморщились и встрепенулись. Взыграло, понеслось, зазвенело! И - надо же - как-то случайно связалось, утряслось, и я - у черного входа.

Скрипнуло, отворилось. Озираясь, за рукав потащило - по коридорам, по темноте, натыкаясь на трубы, обломки, обрывки, обмылки, чертовщину и нечисть.

Свет в конце тоннеля был сер, неуместен и взболтан назидающим шепотом: сидеть - не скрипеть, не кашлять и не вставать, если что, покорно встать и уйти. Куда - не сказали. Думали: догадаюсь.

Сижу, долго сижу, долго тихо сижу. Не кашляю, задыхаясь, не встаю, хоть все затекает, и - вдруг свет подо мной в глубине, на сцене. От нее - вверх, по бокам, из ложбины - туман, растекается полумрак, за несколько рядов передо мной в полной темноте пропадая.

Я - вверху, я - в темноте.

А подо мной - в луже света: мужик нервно на сцене дергает руками, ногами, шеей, всем, чем угодно. Через пару минут - он мокрый, в мыле, привередливый, прискакал, мне одному-единственному в зале случился.

Он - крадучись, взмывая, срываясь. Шипит, шепчет, лопочет, кружится, грохочет - не понять, не разобрать.

Вдруг вздрогнул, вспыхнул, взметнулся. Повел, учуял, фыркнул и - за кулисы:

- В зале чужие!

В ответ - неразборчиво, не отрицая, но - успокаивая.

А я, чужой, в бархатную пыль кресла врастаю.

Опять, уже мягче:

- Кто-то в зале!

- Тебе показалось!

Поверил? Плюнул: снует, бегает, шепчет, сбросил халат - блестит.



Пересидел. Не выгнали. И - дождался.

На амбразуру, то есть на цепи.

Хлопуша:

      Сумасшедшая, бешеная кровавая муть!
      Что ты? Смерть? Иль исцеленье калекам?
      Проведите, проведите меня к нему,
      Я хочу видеть этого человека.


Дальше: СПОРТСМЕНСКОЕ МЕСТО

Оглавление




© Михаил Ковсан, 2013-2024.
© Сетевая Словесность, публикация, 2013-2024.




Словесность