рубль завышен. бог уменьшен.
в розги сутки завиты.
и себе же сотни женщин
дарят вечером цветы,
веруя, что вышлет стих им
жиголо прожженный про
удивительное с тихим-
тихим поездом метро...
вот осенняя обложка
сухолиственную рать
мельхиоровая ложка
умудряется собрать
вечер форм упругих форум
вставлена в окно ольха
начинается с фарфором
поединок кипятка
заварное время стерто
втянута в шитье рука
отвлекает муху с торта
личный угол паука
под иконою лампада
фото и календари
на стене молчи не надо
ничего не говори
против силы против воли
против пешки и ладьи
одевайся в баумволле
и на север выходи
отворяй калитку шире
за бесценок с молотка
скоро привезут большие
проливные облака
передернувши затвор, от
триколора, медля, вброд
выбирает поворот
покидающая город
иномарка (привод задний?),
купленная задарма.
а за ней - пора терзаний
под названием зима.
и еще одна деталька:
каждый вылепленный шрам
по асфальтовым шнурам
засыпают горсти талька.
(а меха шмелей меж рам
подвигает по утрам
грузовая тарантайка...)
вечер инеем укрылся.
"спать пора!.." - диктует кзот.
туча с жадностью, как крыса,
красно солнышко грызет.
глади донца у колодца
зрелый искус разрешен -
сексуально уколоться
павшею звездой на сон.
воротник шоссейный вышит
белой нитью. у села
двор за двором ровно дышит.
поглотившие тела,
перегаром дышат ткани.
но один уснуть не мог
испытаний из пекарни
избегающий дымок.
там - в засаленном халате,
в шорты-шлепанцы одет -
детям делает оладьи
мой давно умерший дед.
от горнила к миске тенью
он несет жаровен медь
и выходит через стену
покурить и посмотреть
как, рассыпавшись сваровски-
переливами, уже
заморозки-саморозги
на моей легли душе,
как седеет пух на рыльце,
как, свернувшись на крыльце,
вечер именем укрылся
и грызет спросонья цепь...
возвращаются из курска
отбывавшие там срок
в кожу стянутая гузка,
в шелк обернутый жирок,
прибыль болей, денег убыль,
тремор рук, мозоли ног,
в щечном мякише не губы -
напомаженный манок.
скрюченные, как с попойки,
обнажив свои стволы,
одинокие, как боги,
сосны смотрят со скалы,
как совсем неподалеку,
чуть подальше и вдали
волны жестяные окку-
пировали корабли,
и, оставшись у причала,
глядя в омут затяжной,
ночь ворчала и бренчала
звездною своей мошной.
море кажется подсудным
делом, словно болтовня
о плутонии. под судном,
тараторя и звеня,
волны образуют цепи.
берега - полуовал.
и луна над ними в небе -
как ворованный штурвал.
трещина - в скале. корма не
пролезает в эту брешь.
брюки - клеш. дыра - в кармане.
ворот поднят. как мятеж.
палуба - мокра. из рубки -
матерщина в три ряда.
сзади задымила в трубки
некурящая гряда.
спереди - сопел и спекся
скороговорящий вздор
и под флагом парадокса
вечно спорящий мотор.
и пока цепляет якорь
мысли и слова за дно,
жизнь покажется двоякой.
с верной смертью заодно.
вхолостую, понарошку
неокрашенную, в литр,
алюминиевую плошку
омывает и скоблит
на террасе дождь, оленью
утеряв тропу в лесу,
застывая, к сожаленью,
на весу и, по лицу
проводя своей картечью
беспрерывною, утечь
заставляет человечью
и нечеловечью речь...
дорогой товарищ сажин
ты был занят ты был важен
обещал когда-нибудь
разразиться репортажем
злободневным прямо скажем
но сегодня прямо в грудь
ятаган тебе посажен
чтобы ты мог отдохнуть
"никогда не верить слабым" -
поучительный псалом -
умножается на слалом
заполночный - за стеклом
я боялся - ты водила -
я: "осанна!" - ты: "не ссы!
в люки вставлены кадила.
к ним приставлены бойцы"...
а когда брусчатка минет -
заразившись тишиной,
улица пуржит. пружинит.
и лежит чужой женой.
мокрая, ты руль ослабишь.
мокрый, я сыграю в пас.
и пахнет с рекламных кладбищ
приглашением на вальс...
скулы свернуты со скуки.
мостовая голодна.
фонари, как потаскухи,
выросли вдоль полотна.
опрокинуть, что ли, шкалик?
отделиться от чеки? -
пусть спидометр зашкалит.
пусть окрасятся зрачки.
сра-сра-сра-сра-сра-с разбега
остается вдалеке
город, собранный из lego®
на асфальтовой реке.
за английским: упустили
незамеченным, - пойдет
датское: вписаться или
не вписаться в поворот.
черной затереть резиной
список старых панорам
и запомниться недлинной
надписью во весь экран:
the end.
(за массовкой крупной в
съемный павильон на бис
выйдет бог, как слава бубнов,
режиссер и сценарист.
он откашляется громко,
дунет-плюнет в микрофон.
голос божий, как колонка,
зафонит со всех сторон:
"нынче не к чему придраться,
разве что пошли дожди,
как из милицейских раций -
точки-тире-точки-ти...")
03:40. антресоли
прячут нужную мне кни-
гу. и мы с тобою в ссоре.
на минуту намекни,
что ты хочешь помириться.
просто прикоснись к плечу.
в этой роли очевидца
я еще побыть хочу.
под окном шумит метро. над
головой - пустой объем.
лист бумаги, что нетронут,
называется письмом.
я его вовнутрь конверта
запечатываю... ноль-
три-сорок четыре - это
наказанье тишиной.
поздний завтрак. счет в валюте.
в желтом бархате, стары,
позабывшие, как люди
выглядят, стоят столы.
за витринами заветрен
вид: сквозняк, метелки трав,
спины в шерсти, мысли в фетре,
банки, почта, телеграф,
парки признаны ничьими.
вилы-пилы-топоры
сообщают о кончине
сослагательной поры.
абы как да хорошо бы,
может быть, да не про нас -
выцарапывает шепот
мокрые начинки глаз.
что ни дерево, то - свая:
ни листа и ни черта.
впереди - минусовая
подведенная черта...
на поверку и в итоге
кто-то что-то недодал.
и скрывает соль дороги.
и коррозия - металл.
ускользающее лето
в всесезонное пальто
цвета горечи одето...
по пути кабриолета
выхвачено мельком, что
старичок рыбешку удит
с лодки, чем-то омрачен,
мыслью прожитое судит.
на его могиле будет
выгравировано: он
избежал статьи, расстрела,
сыновей родил, двоих
пережил вождей, пред эло-
эйну прошептал несмело:
"швер цу зайн а ид" и - стих.
безымянный хутор палев.
заключен в лесной багет.
войлок на шагрень напялив,
в пурпур ротный разодет -
ждет, когда отнерестится
за околицей лосось.
и шуршит его петлица.
и алеет шея: "товсь!"
глянешь в небо - прячась в тучах,
перед тем, как грянет залп,
бог прикармливает лучших...
(нет, не я это сказал;
нет, не я исчел кассиля
вдоль ли, поперек ли; нет,
не за мной лежит россия -
стариковский континент...)
и припомнишь, как в лохматый
год оказывался при
чем глашатай, но глашатай
выговаривает "пли!"
без особого надлома -
и вошедший в ребра гнет
вытеснит тепло и слово
вытолкнет и не втолкнет...
...виждь зачеркиваю вождь...
даждь зачеркиваю дождь
приземляет каждый пятый,
заклейменный и проклятый...
"почему сегодня все
в небесах зае... заело,
словно в грязи колесо?
почему любовь зарыта
здесь, под яблоней, в саду?
почему лицом магритта
я к потомкам снизойду?
почему мы не посмеем
не в бегах жить? и в богах?
почему упругим змеем
обращается твой пах?.."
лишь закончила актриса,
прошипел адам: "пора,
ева!", в наливные вгрызся
части своего ребра...
у везучих у невеж
впереди один рубеж:
не за дверкой не за медной
жизнь проходит незаметной.
но заметной входит смерть -
посодействовать посметь...
так что ты как половина
и минкульта, и минфина
каждым утром повторяй
(seite zwei bis seite drei)
сочинение пророка
у сортирного порога
и в награду жди с небес
бесприданницы и бес...
(...боже праведный! чего я
ради говорю такое?!..)
...мозг желает, как артист,
положительных частиц
(как иуда родионов -
бесконечных миллионов)...
мысль бездонна - хоть убей.
топчет стая голубей
подоконник: крошки хлеба...
курлы-курлы... жизнь нелепа...
за окном такая тишь,
за которую ты мстишь
организму - в рюмке топишь
болевые слоги, то бишь
без тоски и без долгов
мир безлик и бестолков.
остается только поза -
от нее какая польза?..
даль имеет свой оттенок.
каждый раз, как смотрит вдаль
убегающий от денег
молчаливый чеботарь.
упирает лоб в наличник
сохлый и подолгу он
смотрит на исход публичных
неприятий или войн.
узкоскулый, безбородый,
шильями вооружен
и вниманием, - невзгодой
заменяет радость он.
как обуза для домашних,
талагай и фалалей,
промокает глаз башмачник
в кожу, лыко и фланель.
а пуская грусть в проулок,
узнает ли ротозей
в редких фонарях сутулых
рано умерших друзей?
и в произносящих "...опрст...",
выстроенных в большинство,
видит ли сапожник образ
будущего своего?..
Елена Мудрова (1967-2024). Люди остаются на местах[Было ли это – дерево ветка к ветке, / Утро, в саду звенящее – птица к птице? / Тело уставшее... Ставшее слишком редким / Желание хоть куда-нибудь...]Эмилия Песочина. Под сиреневым фонарём[Какая всё же ломкая штука наша жизнь! А мы всё равно живём и даже бываем счастливы... Может, ангелы-хранители отправляют на землю облака, и они превращаются...]Алексей Смирнов. Два рассказа.[Все еще серьезнее! Второго пришествия не хотите? А оно непременно произойдет! И тогда уже не я, не кто-нибудь, а известно, кто спросит вас – лично Господь...]Любовь Берёзкина. Командировка на Землю[Игорь Муханов - поэт, прозаик, собиратель волжского, бурятского и алтайского фольклора.]Александра Сандомирская. По осеннему легкому льду[Дует ветер, колеблется пламя свечи, / и дрожит, на пределе, света слабая нить. / Чуть еще – и порвется. Так много причин, / чтобы не говорить.]Людмила и Александр Белаш. Поговорим о ней.[Дрянь дело, настоящее cold case, – молвил сержант, поправив форменную шляпу. – Труп сбежал, хуже не выдумаешь. Смерть без покойника – как свадьба без...]Аркадий Паранский. Кубинский ром[...Когда городские дома закончились, мы переехали по навесному мосту сильно обмелевшую реку и выехали на трассу, ведущую к месту моего назначения – маленькому...]Никита Николаенко. Дорога вдоль поля[Сколько таких грунтовых дорог на Руси! Хоть вдоль поля, хоть поперек. Полно! Выбирай любую и шагай по ней в свое удовольствие...]Яков Каунатор. Сегодня вновь растрачено души... (Ольга Берггольц)[О жизни, времени и поэзии Ольги Берггольц.]Дмитрий Аникин. Иона[Не пойду я к людям, чего скажу им? / Тот же всё бред – жвачка греха и кары, / да не та эпоха, давно забыли, / кто тут Всевышний...]