Словесность

[ Оглавление ]








КНИГИ В ИНТЕРНЕТЕ


     
П
О
И
С
К

Словесность




ЖИТЬ - ЗДОРОВО!


Они стояли плечом к плечу, похожие на строевых оловянных солдатиков.

Один - длинный в берете и старомодном бежевом плаще нараспашку с плечами реглан, небритый и с каким-то не своим, как с похмелья, лицом. И другой - коренастый в неопределенных форм "джинсе-варёнке". Коренастый пошаркивал по угасающей траве и насвистывал, безбожно фальшивя, что-то из "битлов". У него были соломенные волосы - и всё лицо было каким-то белёсым, по-деревенски простым.



Они стояли на известняковой скале, отвесно срывающейся в реку. И видели, как чайки стригут воздух, клювами-пинцетами выхватывают из воды рыбёшку и как кричат, кружа вокруг, их голодные соседки-неудачницы... Был поздний август - и вода в реке, со свернувшимися на дне водорослями, была похожа на бурную чернильницу - в которую макает перо время.



Длинный в плаще осторожно нагнулся, борясь с подлетевшими к затылку развевающимися полами плаща - и зажмурился. Высота пугала. Пугала крутая, как кипяток, далёкая вода.

- Тебя чего согнуло? Увидел что? - спросил коренастый.

- Пейзаж красивый.

- Пейзаж знатный! - согласился коренастый, заглянув под скалу. Я, кстати, Вася. А ты кто, любитель прекрасного?

- Иван Андреевич... просто запоминается, - зачем-то добавил длинный в плаще.

- Ну, будь здоров, Иван Андреич! Так согнуло-то чего? От красоты пальцы не прыгают. В такую фигу человека только жизнь складывает...

- Я... Я прыгать буду...

- Прыгать? Вниз? - коренастый рассмеялся. - А чего так?

- От меня жена ушла, - сказал длинный в плаще и втянул воздух носом так, что всхлипнул.

- Да, это драма. Раз в жизни бывает. Ну, конечно, не раз в жизни - если мужик "с головой"... - то ли подтрунивая, то ли всерьёз сказал коренастый. И добавил задумчиво:

- Суицид, значит...

Длинный в плаще обречёно кивнул.

- Ты который раз женат... Был?

- Первый. Первый - и последний! - длинный в плаще сказал твёрдо, почти уверенно, но плечи-реглан у него совсем упали.

- Любовь?

- Не то слово... - длинный в плаще снова шмыгнул носом - и закрыл лицо ладонями.

- Да, в данном случае, и правда, не то слово. Скорее, сон разума. Слышал про такое?..

Длинный в плаще промолчал.

- Ты ей чего-то этим доказать хочешь? Или себе? Или человечество уму-разуму научить?.. Если ей - только бабу напряжёшь: предъявят ещё "доведёнку". Оно тебе надо? Коли правда, любовь... Если себе - уважаю! Только, Иван Андреич, итог-то - один! А человечество - оно Шекспира в школе проходит.

- А мне наплевать! - вдруг зло выдохнул длинный в плаще. - Я решение принял!

- Если б принял, тебя ты здесь сто лет, как не стояло, чудило.



Оба замолчали. Замолчали надолго. Высотный плотный ветер толкал в спины - туда, к краю.



- Андреич... А я тоже - того. Вроде как сигануть собрался.

Длинный в плаще посмотрел на него с какой-то надеждой, что ли:

- Тоже... из-за этого?

- Из за бабы? Не-а! - коренастый расхохотался.

- Нет, нет, я искренне...

- И я искренне. 60 косых "гринов" за мной. Перевезти подрядился одному человечку. Вроде, курьером... А у меня "крыша" от них съехала. Размаху захотелось, хоть на минуточку. Бывает же в жизни у человека, знаешь. "Тачилу" купил навороченную, красную такую, кабриолет... Думал, доеду - загоню обратно - "бабкам" возврат.... - коренастый закусил губу, - Разбил, вдрызг, на третьем повороте, козёл. Теперь и продать нечего. Квартира и та на папаше...

- Ну, выход какой-то всегда есть...

- А какого тогда ты здесь стоишь, ландшафт портишь? Выход ищешь?



Коренастый снова заглянул вниз, с прищуром, будто прицениваясь:

- Любовь и "бабки" - суть одно - страсть! А страсть людей губит. Страсть как губит! - скаламбурил коренастый. - Ну, что, сделаем, Иван Андреич?

Длинный в плаще промолчал.

Коренастый повернулся к нему, заглянул в глаза:

- Ты плавать умеешь?

- Нет.

- Значит, твоё дело конкретное. Кирпичом уйдёшь.

Слово "уход" ассоциировалось у длинного в плаще со смертью. "Кирпичом уйдёшь". Бестолковая, шестигранная смерть... фундамент садовому домику... Мозги у него переполнились мыслями так, что показалось: в каждой извилине - своя; сознание забилось в этой паутине, как муха. Длинный в плаще захотел заплакать, но выпрямился и плотнее посадил берет.

- ...А я - как рыба! - продолжал коренастый, - И глубина тут походящая, я глянул, нормальный такой омуток - темечко о дно не рассадишь. - Так что, поехали? - коренастый вцепился длинному в плаще в запястье и шагнул вперёд.

Длинный в плаще дёрнулся было следом, весь перекосившись, потом, отставив зад, вцепился каблуками в дёрн, но коренастый вдруг отпустил - от неожиданности длинный в плаще упал на спину, в траву - и тот улетел вниз один.



Длинный в плаще услыхал смутный всплеск и закрыл глаза, а потом по-рыбьи зазевал, почувствовав, что ему не хватает воздуха... Через минуту-другую он осторожно, на четвереньках, подполз к краю скалы и осторожно заглянул вниз.

Там, на узенькой песчаной отмели у самого подножия, коренастый - плотный, загорелый, играя мышцами выжимал видавшую виды свою одежонку и вполголоса матерился.

Длинный в плаще вытянул шею - что-то сказать. Но не нашёл - что.

Берет скатился с головы и опадающими кругами спланировал вниз - завертелся в водовороте под носом коренастого. Тот задрал голову:

- Иван Андреич! За шапкой не погребу - вода лихая, лёд... А то - так сам давай!

И, перемежаясь смехом, троекратно усиленное речным ущельем, снизу донеслось:

- Андреич! С твой верхотуры, небось, лучше видать, что жить - оно-таки здорово!




© Анатолий Яковлев, 2004-2024.
© Сетевая Словесность, 2004-2024.






НОВИНКИ "СЕТЕВОЙ СЛОВЕСНОСТИ"
Айдар Сахибзадинов. Жена [Мы прожили вместе 26 лет при разнице в возрасте 23 года. Было тяжело отвыкать. Я был убит горем. Ничего подобного не ожидал. Я верил ей, она была всегда...] Владимир Алейников. Пуговица [Воспоминания о Михаиле Шемякине. / ... тогда, много лет назад, в коммунальной шемякинской комнате, я смотрел на Мишу внимательно – и понимал...] Татьяна Горохова. "Один язык останется со мною..." ["Я – человек, зачарованный языком" – так однажды сказал о себе поэт, прозаик и переводчик, ученый-лингвист, доктор философии, преподаватель, человек пишущий...] Андрей Высокосов. Любимая женщина механика Гаврилы Принципа [я был когда-то пионер-герой / но умер в прошлой жизни навсегда / портрет мой кое-где у нас порой / ещё висит я там как фарада...] Елена Севрюгина. На совсем другой стороне реки [где-то там на совсем другой стороне реки / в глубине холодной чужой планеты / ходят всеми забытые лодки и моряки / управляют ветрами бросают на...] Джон Бердетт. Поехавший на Восток. [Теперь даже мои враги говорят, что я более таец, чем сами тайцы, и, если в среднем возрасте я страдаю от отвращения к себе... – что ж, у меня все еще...] Вячеслав Харченко. Ни о чём и обо всём [В детстве папа наказывал, ставя в угол. Угол был страшный, угол был в кладовке, там не было окна, но был диван. В углу можно было поспать на диване, поэтому...] Владимир Спектор. Четыре рецензии [О пьесе Леонида Подольского "Четырехугольник" и книгах стихотворений Валентина Нервина, Светланы Паниной и Елены Чёрной.] Анастасия Фомичёва. Будем знакомы! [Вечер, организованный арт-проектом "Бегемот Внутри" и посвященный творчеству поэта Ильи Бокштейна (1937-1999), прошел в Культурном центре академика Д...] Светлана Максимова. Между дыханьем ребёнка и Бога... [Не отзывайся... Смейся... Безответствуй... / Мне всё равно, как это отзовётся... / Ведь я люблю таким глубинным детством, / Какими были на Руси...] Анна Аликевич. Тайный сад [Порой я думаю ты где все так же как всегда / Здесь время медленно идет цветенье холода / То время кислого вина то горечи хлебов / И Ариадна и луна...]
Словесность