Говорят, что люди, обитающие в местах, далёких от моря,
не верят, что есть море. Цицерон, "О природе Богов", XXXI (88)
- Я рано научился читать - отец служил истопником в городской библиотеке и недостатка в книгах у меня не было; все мальчишки бредят морем и я бредил морем и узнавал о море из книг. Мои сверстники хотели стать Колумбами, чтобы открывать свои маленькие паршивые Америки. О, этот Колумб и его каравеллы с их дурацкими именами! Санта-Клаус... Санта-добрая-Пинта-пива... Мне было плевать на Америку. Я мечтал стать кальмаром. И даже записался в шкиперскую школу, но началась военная кампания - Монголию заняли японцы и в руки мне дали винтовку; боже мой, она такая тяжёлая! Война скоро утомила меня и я был пленён. Я работал клоуном на урановых рудниках в Южной Родезии и все смеялись надо мной, когда мне снилось море, смеялись даже сторожевые псы; тогда непальский лама призвал меня - он сказал, что смеются над мудрейшими и предложил мне разыграть шахматную партию на бесконечной доске; мы играли дни и ночи и, чем дольше играли мы, тем дальше уходил я от рудника, пока не оказался на пороге пустыни. Я набрал в ладони последнего дождя и двинулся к морю, держа руки перед собой, чтобы не растерять влагу - каждого глотка мне хватало на тысячу двадцать шагов; я сделал двести четыре глотка, когда сон свалил меня и вода расплескалась. Наутро, палимый солнцем и лишённый воды я отчаялся и потребовал у небес лёгкой смерти. Тогда с неба до земли свесился вихрь - он поднял песок и смешал время. Я видел зверя с двумя хвостами и рогатого царя на нём, покорителя персов - он бросил мне динарий; я видел чёрных людей, которых не отмывал Нил, и воздушную усыпальницу сиамского калифа, купол которой держался силою пара из сопящей горы; видел птицу-веер, хвост которой смотрел на меня тысячью золотых глаз; я видел ослепительной красоты охотницу - её покой берегли косматые вепри, я взглянул на неё одним глазком - и этот глаз ослеп; я видел столько, сколько не дано видеть смертному за целую жизнь - и подумал, что умер; но я только спал. Во сне я узнал разгадку числа два; во сне узнал, как калиф пустыни утоляет жажду - он слизывает слюну с рук, которые целуют ему подданные; во сне же побывал в большом городе из двенадцати земель, поставленных одна на другую - там в моей жизни произошли замечательнейшие события, которые я забыл. Будучи изгнан из города я увидел пастухов в седых шкурах и среди них мальчишку, занимающего себя удивительной игрушкой - набитым опилками и затянутым в серебро шаром на живой нити; шаром, который умеет прыгать в ладонь, если отбросить его от себя. В прежние времена такой же был у племянника соседа-ростовщика, я всегда завидовал тому мальчику. Я поддался искушению и вырвал у мальчишки шар; я думал, он поколотит меня, но он схватился за живот и закричал: посмотрите на этого полоумного старика, он играется, как ребёнок! И мальчик и все его спутники смеялись надо мной. В гневе я проснулся и бежал от них - к моему морю. По дороге на меня напал тигр, но я уговорил его не есть меня целиком; я соврал, что один у моего отца, я отдал ему только одну мою руку. Вскоре путь мой преградила река и я решил напиться; я склонился над её водами и вдруг увидел своё отражение. Я был совсем седым и понял, что скоро смерть приберёт меня. Я собрался улететь от неё, но мои крылья привязали к этому ложу... Кстати, почему у вас стетоскоп?
- Но... я доктор.
- Мне сказали, вы мой психиатр, не так ли? Вы собираетесь слушать мою голову? Но я и так рассказал вам всё.
Я промолчал.
- Поверьте, больше там ничего нет. Там только шум океана, которого я никогда не видел...
Свет в комнате погас; замерцав, погасли и городские огни за окнами. Вполголоса задребезжали крест-накрест оклеенные стёкла - в лад нарастающему гулу и запоздалому вою тревожной сирены. Вторую неделю бомбардировщики Люфтваффе не оставляли в покое наш маленький прибрежный Портсмут.
Я тихо вышел из палаты и, чуть прикрыв дверь, заглянул в щель.
Выхватываемый изо мрака голубыми всполохами с окраин города, старик держал в костлявой руке кружку, погрузив единственный глаз в её глубину, безучастный к германским бомбам. Он осторожно пил тёплый бульон и не знал о войне. Он и не должен был знать ничего, что составляет существо человека, этот старик Сэнди, девятилетним мальчишкой впавший в летаргический сон и проснувшийся вчерашним вечером...
Айдар Сахибзадинов. Жена[Мы прожили вместе 26 лет при разнице в возрасте 23 года. Было тяжело отвыкать. Я был убит горем. Ничего подобного не ожидал. Я верил ей, она была всегда...]Владимир Алейников. Пуговица[Воспоминания о Михаиле Шемякине. / ... тогда, много лет назад, в коммунальной шемякинской комнате, я смотрел на Мишу внимательно – и понимал...]Татьяна Горохова. "Один язык останется со мною..."["Я – человек, зачарованный языком" – так однажды сказал о себе поэт, прозаик и переводчик, ученый-лингвист, доктор философии, преподаватель, человек пишущий...]Андрей Высокосов. Любимая женщина механика Гаврилы Принципа[я был когда-то пионер-герой / но умер в прошлой жизни навсегда / портрет мой кое-где у нас порой / ещё висит я там как фарада...]Елена Севрюгина. На совсем другой стороне реки[где-то там на совсем другой стороне реки / в глубине холодной чужой планеты / ходят всеми забытые лодки и моряки / управляют ветрами бросают на...]Джон Бердетт. Поехавший на Восток.[Теперь даже мои враги говорят, что я более таец, чем сами тайцы, и, если в среднем возрасте я страдаю от отвращения к себе... – что ж, у меня все еще...]Вячеслав Харченко. Ни о чём и обо всём[В детстве папа наказывал, ставя в угол. Угол был страшный, угол был в кладовке, там не было окна, но был диван. В углу можно было поспать на диване, поэтому...]Владимир Спектор. Четыре рецензии[О пьесе Леонида Подольского "Четырехугольник" и книгах стихотворений Валентина Нервина, Светланы Паниной и Елены Чёрной.]Анастасия Фомичёва. Будем знакомы![Вечер, организованный арт-проектом "Бегемот Внутри" и посвященный творчеству поэта Ильи Бокштейна (1937-1999), прошел в Культурном центре академика Д...]Светлана Максимова. Между дыханьем ребёнка и Бога...[Не отзывайся... Смейся... Безответствуй... / Мне всё равно, как это отзовётся... / Ведь я люблю таким глубинным детством, / Какими были на Руси...]Анна Аликевич. Тайный сад[Порой я думаю ты где все так же как всегда / Здесь время медленно идет цветенье холода / То время кислого вина то горечи хлебов / И Ариадна и луна...]
