Словесность

[ Оглавление ]








КНИГИ В ИНТЕРНЕТЕ


     
П
О
И
С
К

Словесность


Время падения с луны



КАРАПУЗ


Что поделать, я карапуз. Люди, вовлечённые в жизнь, здороваются и, представьте себе, целуются и дарят цветы, поверх моей головы. Если они и замечают меня, то в запале не придают этому значения: мной могут пробить "трёхочковый", могут отдать пас... Потом у меня свысока и шёпотом, будто боясь разбудить радикулит, просят прощения и, попросив, уходят. За что - прощения? Я карапуз и в обиходе - вне игры...

Я читал, придумали бомбы объёмного взрыва: первичный разрыв распыляет некое вещество, соединяющееся с воздухом в гремучую смесь; срабатывает замедлитель - три, два, один... - запал и - "Бум!".

Лев Николаич Толстой вот распылил под синим российским небушком прозы - на пару килотом; замедлитель - молчание в печати, как в бороду, и - запал-спичка: "Крейцерова...". Бум!

У каждого писателя - своя спичка. "Тёмные аллеи" Бунина и набоковская "Лолита". И свой "бум".

Я не романист - а вдруг? Я не курю - а вдруг? Я в колготках и комбинезоне, но - ведь февраль... не знаю, зачем, но я тоже хочу спичку - а вдруг? Вдруг - необитаемый остров и та, судьбоносная на донышке надёжного кармана, спичка?.. Я хочу спичку!

- Извините, спичкой не разживёте?

Народ на остановке приплясывает, уклоняясь от косых хлопьев.

Но я прошу и мне не отказывают: "со спички-т, оно, конечно, не разживёшься", - но протягивают спичку поверх головы, туда, куда я не вырос...

Мироздание, если мы его кирпичики, хитрое сооружение. Можно извлечь из кладки два, три кирпича - и стена не дрогнет. Но можно вынуть один важный кирпич, который сам каменщик ведает - и стена осядет облаком глиняной пыли.

Я, да и любой карапуз, кажется, "вынут" по факту рождения... Поэтому карапузов тешат катаклизмы и терракты, они улыбаются в телевизор пылающим поездам и прожорливой магме вулканов. Карапузы наивно подозревают в сем свою роковую предназначенность!

Между тем самым первоначальным утром я отбрасываю тень короткую, как мысль идиота. Нет, лучше короткую, как афоризм. Так, получается, афоризм - это мысль идиота? Да не получается! У карапузов ничего не получается. Даже под зенитным Солнцем мои кеды - в тени.

Зато карапузу легко заглянуть в глаза бродячему псу и тот с пониманием поволочётся следом, чем мимолётно умиляются люди, вовлечённые в жизнь...



Только карапузы делят человечество на людей, вовлечённых в жизнь и - себя. Этот нищий шовинизм карапузов дозволен им потому, что люди, вовлечённые в жизнь, не склонны делить. Они думают что так проще протягивать полные цветов руки и целоваться поверх голов с теми, кого мне не видать, как своих колен. Они просто приобретают ларёчные и, наверное, копеечные букеты - но там, поверх голов, они едины с теми, кому протягивают руки.

Они по-своему правы: всё в мире должно быть едино и неделимо, практично говоря, цело - так легче оставаться самим собою наедине с самим собой.



Правда, бывают люди, слишком вовлечённые в жизнь, которые не обращают ни на что внимания - на которых оно обращается само, как на карапузов.

И у меня есть Друг - человек, слишком вовлечённый в жизнь.

Пятничными вечерами как неизменяемый фрагмент улицы, я, кругловато опустив ладошки жду, когда человек, слишком вовлечённой в жизнь, выстоит очередь к пиву-в-разлив, надкусит блюющий пеной пакет, надолго задерёт голову, а потом присядет на корточки, закурит, покрутит пуговку на моей панаме-"арбузике" и пыхнет:

- Вот так-то оно, брат!

И покачиваясь взад-вперёд на разношенных под кресло-качалку валенках, станет курить и разговаривать, и снова курить...

Когда Друга уводят шаткого, как мостик между "мало" и "ещё", ко мне подползает пёс и тоже говорит, но только глазами:

"Вот так-то оно, брат..."

Он приволакивает кость в клочке газеты и ждёт. Мне близко и я, не щурясь, вчитываюсь в клочковатые строки:


        БОЛДИНСКОЕ ОЧЕНЬ



        Сей Дом-музей, полуразрушен -

        что непочатая скрижаль:



        Вот таз, куда родился Пушкин;

        матрас, в который он мужал...



        Уж о Руслане и Людмиле

        он, годовалый, уши мылил

        с восторгом внемлющей родне...

        И - до утра орал во сне,

        Пегасом грузным заарканен:

        - Яга! Хаттабыч! Черномор!

        Кащей! - и тут же: Няня! Ня-ня!! -

        берёт старуху на измор...

        И няня осенит малютку

        знаменьем крёстным - и не в шутку

        утешит, добрая душа,

        графином водки малыша.



        Текли года, как Божья милость.

        В чулане - чепчики на вырост...



        И к ночи, плотно пообедав,

        томление в груди изведав,

        пиит, он боле не кричал -

        но грыз перо. Талант крепчал! -

        и дерзких требовал отрад!



        И Пушкина пустили в сад....



        В кустах, как свойственно мальчишкам,

        пиит уединялся с книжкой:

        под тем - рыдал над Боккаччо,

        под тем - плевал через плечо,

        не сглазить Ленского и Ольгу.

        Под тем - один сидел подолгу.



        Здесь тропка каждая поэтом

        исхожена или воспета...



        Здесь он, как девку, в Русь влюбился -

        познать уединённо тщился

        её особенную стать:

        как ни крути - ни "дать", ни "взять"!



        Затем далась и девка в руки,

        затем ещё... Затем - со скуки

        (на дворню идиом не тратя)

        он дочерей дворянской знати

        в приватный трепет приводил

        в аллеях, где любить любил -

        за что был сослан на Кавказ...

        "Швед, русский, колет, рубит, режет..." -

        ему мерещилось не раз,

        но перси полные - не реже.

        ......................................................

        Под Высочайшим "возвратиться!" -

        весьма устроился в столице:

        печатался, играл, кутил,

        женился, пятерых родил,

        вполне продвинулся по службе:

        слыл камер-юнкером - и тут же

        из-за мифических "рогов"

        на Чёрной речке - был таков!..


Я хмурюсь: "точно карапузом про карапуза и для карапуза написано", - обхватываю пса и верчу его опавшие уши. "Отдай-ка! - говорю я псу и тоже - глазами, чтоб понятно, - А то отберут и скажут, что ты усочинил... И ещё попросят. А у тебя нет больше, правда?"

Пёс морщинистым носом двигает ко мне бумагу, не понимая, почему - её, а не кость? И в нечаянной радости, что кость, по всему видать - его, вздёргивает хвост и уши; уши - чтобы грызя, следить.

Газета, расправляет складки и поворачивается, дочитываясь ветерком...



...может быть, я делю человечество на людей вовлечённых в жизнь и себя, чтобы помнить в себе карапуза? Ведь карапуз обязан делить. У карапуза должен быть Друг - его вторая половина. Так заповедано в Справочнике карапузов - иначе карапуз становится половиной дыни, истыканной осами - "падхади, дарагой, за так отдам!", заплывающей песком вермахтовской каской... А когда у карапуза есть Друг, есть его вторая половина - то люди, вовлечённые в жизнь, пусть даже в запале, пусть даже, чтобы потом со своего высока просить прощения - но будут-таки пробивать карапузом баскетбольную сетку и пенальти, - и карапуз почувствует себя вовлечённым в жизнь людей, вовлечённых в жизнь...

А повезёт, так кривой канонир осадного орудия в горячке боя забьёт меня, карапуза, как в космическое кресло, на тридцатифунтовый мешок пороха и отправит на планету-карапуз. На Луну! Которая только с одной стороны - одной стороны.



Главное, быть соразмерным своему счастью.



Следующий рассказ
Оглавление




© Анатолий Яковлев, 2003-2024.
© Сетевая Словесность, 2003-2024.






НОВИНКИ "СЕТЕВОЙ СЛОВЕСНОСТИ"
Андрей Бычков. Я же здесь [Все это было как-то неправильно и ужасно. И так никогда не было раньше. А теперь было. Как вдруг проступает утро и с этим ничего нельзя поделать. Потому...] Ольга Суханова. Софьина башня [Софьина башня мелькнула и тут же скрылась из вида, и она подумала, что народная примета работает: башня исполнила её желание, загаданное искренне, и не...] Изяслав Винтерман. Стихи из книги "Счастливый конец реки" [Сутки через трое коротких суток / переходим в пар и почти не помним: / сколько чувств, невысказанных по сути, – / сколько слов – от светлых до самых...] Надежда Жандр. Театр бессонниц [На том стоим, тем дышим, тем играем, / что в просторечье музыкой зовётся, / чьи струны – седина, смычок пугливый / лобзает душу, но ломает пальцы...] Никита Пирогов. Песни солнца [Расти, расти, любовь / Расти, расти, мир / Расти, расти, вырастай большой / Пусть уходит боль твоя, мать-земля...] Ольга Андреева. Свято место [Господи, благослови нас здесь благочестиво трудиться, чтобы между нами была любовь, вера, терпение, сострадание друг к другу, единодушие и единомыслие...] Игорь Муханов. Тениада [Существует лирическая философия, отличная от обычной философии тем, что песней, а не предупреждающим выстрелом из ружья заставляет замолчать всё отжившее...] Елена Севрюгина. Когда приходит речь [Поэзия Алексея Прохорова видится мне как процесс развивающийся, становящийся, ещё не до конца сформированный в плане формы и стиля. И едва ли это можно...] Елена Генерозова. Литургия в стихах - от игрушечного к метафизике [Авторский вечер филолога, академического преподавателя и поэта Елены Ванеян в рамках арт-проекта "Бегемот Внутри" 18 января 2024 года в московской библиотеке...] Наталия Кравченко. Жизни простая пьеса... [У жизни новая глава. / Простим погрешности. / Ко мне слетаются слова / на крошки нежности...] Лана Юрина. С изнанки сна [Подхватит ветер на излёте дня, / готовый унести в чужие страны. / Но если ты поможешь, я останусь – / держи меня...]
Словесность