Гуш-мулла
Об одном столе,
который был картой
Впервые опубликовано сетевым проектом "В моей жизни".
0.
В моей жизни не оказалось под руками стола, достойного описаний. (Не считая столового плато Устюрт - столь же плоского и обширного, сколь труднодоступного и безжизненного.)
Зато такой стол есть в воображении.
Он серебряный и круглый.
На нем чеканка.
Если смотреть на этот стол из-под купола зала, где он стоял, - его можно принять за монету.
Но ни на одной монете никому никогда не приходило в голову вычеканить карту.
Тем более - карту мифа.
Того, кто расплатился этой монетой, звали Артур.
Совершенно верно, Король Артур.
Бесценность этого стола - вовсе не в его принадлежности, и уж тем более не в весе.
Разумеется, карта исчезла.
Осталась тайна.
Но если быть точным, выяснится: пространство тайны тоже обладает картой.
Причем ничуть не менее бесценной, чем породившая ее утрата.
1.
Предмет картографии - мера места. Суть - власть, завоевание, пусть и бескорыстное. Первое оружие, линейка, - собственное тело исследователя; отсюда - единица измерения: локоть, пядь, вершок и т.д. Тело мерой прикладывалось к пространству, вписывалось в него. Картограф, возвращаясь из экспедиции нес на своем теле отпечаток пространства, подобно пчеле, несущей след посещенных мест - пыльцу. (Кто-то называл Андрея Белого "собирателем пространства", - кажется, он сам.)
И вот еще пример. Некая секта йогов раз в пятилетку отправляется искупать - отмерять, коленопреклоняясь и распластываясь, свои грехи - собственным ростом вдоль русла Ганга, от истока до устья.
Кстати, в точности по Пармениду, по которому - "человек есть мера всех вещей".
2.
Определение: "картография есть отложение тел на ландшафте" можно развить следующим образом.
Картография суть отпечаток линейки ума и души на ландшафте воображения.
Развить определение, конечно, можно. Тем более, что потом - уж дальше некуда... Но прежде следует определиться, что вообще есть карта.
Самое простое: карта есть изобразительный способ переноса пространственного представления на действительность. Подчинение последней воображению; ее моделирование, осмысление, порабощение. (При взгляде на подробную карту местности, в которой вы заблудились, голова распухает куда как шире окоема, и в вас просыпается дух Афанасия Никитина.)
И вот что важно. Карта - едва ли не первая в истории человечества фиксация абстракции. Она прародительница отвлеченного мышления, уже со всеми задатками для осуществления власти на всем поле человеческой деятельности (от "мыслю" до "существую" включительно).
Оттого геометрия - дочь картографии - и есть родительница всей математики. Самой честной из полководцев.
3.
Однако, если снова быть точным, можно не только развить, но вообще взорвать такое - обычное понятие геокарты. Например, так.
Карта суть изобразительное поле, в усилии представления которого, помимо самого пространства, рождается его метафизика.
Ничего, что данное определение чересчур общо. (Особенно это заметно, если не полениться сделать замену - "пространства" на "реальность".)
Определение это разительно самоуточнится, если вдуматься, что метафизика, в отличии от мифологии, которая очевидна, поскольку располагается на самой поверхности карты, ответственна за эстетику воображения.
А именно - за отношение: "пространство формы" vs. "форма пространства".
4.
Последнее сразу ставит проблему осмысления как места вообще, так и осмысления контура, границы, межи. Причем не столько между областями поверхности, сколько - глубины: между видимым и невидимым.
5.
Следовательно, карта нужна для того, чтобы: а) не заблудится внутри себя ("Улисс"); б) достичь себя (Землемер К. в "Замке"); в) открыть тайну места посредством отрицания открытия места тайны (Король Артур).
6.
Ergo, владей Александр Великий картой своих будущих завоеваний, он вряд ли бы отправился в Тартар - в Персию.
7.
Автор идеальной карты никуда никогда не стремится. Не сходя с места, он нащупывает, интерпретирует пространство - шкуру, лоскутное одеяло - исторической метафизики, сшитой завоевательной, религиозной и культурной тетивами. Одновременно препарирует, разоблачая, и вносит вклад: в силу принципа Веры, который и отличает состав крови художника.
Его карты выпадают из ранга метаязыковой концептуалистики и естественным образом, описывая захватывающую воображение дугу, размещаются в картографическом реестре как Средневекового, так и Новейшего Времени.
8.
И напоследок все-таки зададимся проблемой: почему нет Авалона? Почему ступившему на этот остров полагается осыпаться прахом к не ставшим своим следам?
Не оттого ли, что фиксация в географической реальности Рая уничтожает саму идею блаженного воздаяния: ведь неживое и неподвижное - синонимы? Как только вы столбите место, центр устремления - тут же исчезает метафизика: работа души над возможностью невозможного, устремляющая ее представление в непредставимое, - наличие каковой (работы) и есть главный признак отличающий человека от вещи.
Не оттого ли нет Авалона, что, умножая своими благими намерениями дорожные работы, ведущиеся в известном направлении, пустотный предрассудок взял на себя ответственность сделать его не только модельным образцом общественного устройства, но и - что чрезвычайней - точкой реальности, в которой с необходимостью исполняются желания. Но ведь уже сама идея существования такой "мертвой точки", в которой более нет движения, где все инстинкты и страсти удовлетворены изощреннейшим ремеслом потребления - вплоть до исчезновения влечения, и следовательно, до бесплодия, - не только тупик, но и апофеоз порочности.
Если и есть какой-то произносимый смысл Любви - он в таких словах, как "жертвенность" и "самоотреченность". Понятия эти определены центробежным характером ее, Любви, энергии. В отличие от центростремительного Эгоизма, который если и дает, излучает - то только, чтоб поработить зависимостью от благополучия, только с целью обогащения своего сознавания себя как блага. По этому же признаку и следует, ежели настанет время, отличать Мессию от лже-такового, деяния которого, без сомненья, будут и велики, и благостны.
Но довольно. Потому что если и сейчас быть точным, здесь воспоследует следующая простая ересь.
Не пора ли уже наконец наотрез отказаться от рая земного в пользу рая небесного, - подобно Карлу Великому, переплавившему на милостыню серебряный стол Короля Артура, - нанесенная на столешнице которого карта как раз и фиксировала в пространстве искомый смертными остров счастливого бессмертия.
© Александр Иличевский, 2004-2024.
© Сетевая Словесность, 2004-2024.
X |
Титульная страница Публикации: | Специальные проекты:Авторские проекты: |