Я обвенчаюсь в православном храме,
И православный бог меня спасет:
Не от беды, так как-нибудь с похмелья.
Я встану в этом храме на колени
Перед поддельной ляпистой иконой,
И православный бог меня спасет:
Не от беды, но даст немного денег -
Я их пропью, но за его здоровье.
Я обвенчаюсь в православном храме
С той девушкой, которую люблю,
Лишь потому, что так она хотела.
Я встану перед Богом на колени
И расскажу ему свои стихи,
Лишь потому, что не учил молитвы.
И православный Бог меня накажет,
Но не со зла - для моего же блага.
Я обвенчаюсь в православном храме,
Конечно, если ты того захочешь,
А не захочешь - я тогда напьюсь.
А не захочешь, значит, так и надо.
Я буду делать вид, что мне не больно
И обвенчаюсь в храме православном
С какой-нибудь красивой проституткой,
Конечно, если та того захочет.
Я обвенчаюсь в православном храме,
Наверное, что все-таки с тобой,
Лишь потому, что Бог так видно хочет.
Поп за венчание возьмет с нас по тарифу,
При случае отдаст те деньги Богу,
А Бог, при случае, раздаст свои долги.
Но мне он ничего, увы, не должен,
Как я - ему не должен. Ничего.
Сыграйте, Бах, мне что-нибудь из Бога,
Хотя мой слух для этого убог,
Я постараюсь слышать ваши пальцы
И то, как кровь в них шевелится пульсом,
Готовая прорваться вдруг наружу...
Сыграйте, Бах, мне очень это нужно.
А вы, Дали, мне нарисуйте небо,
И чтоб оно сужалось в чьё-то нёбо,
Чтоб звёзды загоралися вдали...
Да, нарисуйте небо мне, Дали.
Вы, Бродский, расскажите ваши песни,
Поправив старомодное пенсне,
О том, как жили вы все эти годы
Так одиноко, далеко от города
С названием красивым - Петербург.
И подскажите, как расставить буквы,
В каком арифметическом порядке,
Чтоб во Вселенной было всё в порядке.
Вы пойте громче, милый Паваротти,
В Ла Скала и в московских подворотнях,
В подземных переходах, кабаках,
Под музыку, что мне играет Бах.
Мальчик вышел на улицу, он не ел три дня.
Возможно, больше, чем три, но считать он научен до трёх.
Мама в запое и, если что даст, то ремня.
Соседка, кормившая супом - на юге. Горох
Из жестянки, подобранной рядом с бачком,
По виду не свеж, тем не менее - это еда,
Поделен на равных с окрестным одним дурачком:
Мессией, спустившимся с неба сюда для суда.
У женщины, что на углу продаёт пироги,
Есть доброе сердце, но хватит его лишь на раз.
Они не друзья и, покуда ещё не враги,
То лучше уйти от беды с намозоленных глаз.
Витрина напротив богаче, чем праздничный стол,
И можно смотреть за бесплатно, но трогать нельзя,
Как можно смотреть, но не трогать под чей-то подол,
Бубня: "Нам не надо", но ногти при этом грызя.
Он знает, что лишний - его научили так знать;
Но мама бывает добра, и, к тому же, есть друг -
Мессия, спустившийся с неба сюда для суда.
Ещё есть соседка, которая едет на юг.
Целовал письмо твоё
Долго.
А в зрачке моём пасмурно:
Столько
Накопилось в нём дождя -
Ноев
Потоп впору людям ждать
Новый.
Целовал письмо твоё
Долго -
Мы и не были с тобой
Столько.
У меня сейчас лежит
Только
На ладони от тебя
Долька.
Я и сам случайно стал
Строчкой.
Подбери меня с листа...
Точка.
Я нарисован, как и все другие, не очень чётко...
Художник, видно, был нетерпелив и торопился...
Быть может, и лицо нарисовал он не моё, а чьё-то...
Ведь он художник с правом сочинять - не летописец...
Я нарисован, как и все другие, немного нервно...
Какие-то углы (колени, локти, скулы)...
Художник, видно, был не очень-то уверен
В себе... да и во мне... смешная вышла кукла...
Художник, видно, был маленечко нетрезвым...
Он спать хотел уже, и получилось криво...
Нарушены пропорции всех линий и отрезков...
Я нарисован больно... как многие другие. -
Видать, художник был влюблённым безответно,
Когда он рисовал... сплошное невезенье...
Ещё, признаюсь я, - он был к тому же беден,
Как многие художники вселенной.
С утра болела память о тебе
Я выпил водки, закусил лимоном,
И слушал как играет на трубе
Луи... но, к сожаленью, запись - моно.
Затем был день, но я не верил в день,
Я верил в боль, она ко мне вернулась...
Болело слишком сильно и везде,
И я позвал соседку, тётю Нюру.
Мы выпили ещё, она цвела
Красой сорокалетней. Тонкость шеи.
Я захотел её поцеловать.
Она дала. Почти без возражений.
Потом был дождь, намок любимый клён
Во дворике. Дождь. Разность интонаций.
И мне казалось: всё ещё могло
Твоё "прости" несказанным остаться.
Зима кончается,
Теряет власть.
И всё качается.
Играет вальс.
Здесь - лужа звёздная!
Я в ней стою!
И пахнет в воздухе
Надеждою.
Сплошные праздники,
Алейх Шалом!
Однообразие
Зимы прошло.
Витает в воздухе
Мой перегар.
О, лужа звёздная!
Аллах Акбар!
Стучится кровушка
В моём виске.
Держись, головушка,
Христос воскрес!
С цепи сорвавшийся,
Ликует ум.
О, губы влажные!
Рахат - лукум.
А мы вдвоём с тобой подельники
В моём-твоём грехопадении.
Мелькают в окнах понедельники,
За ними вторники торопятся,
И календарь с рублёвской Троицей,
Ввиду узлом связавшей тайны
Два тела на одном диване,
Становится неактуальным.
А мы вдвоём с тобою ранены,
Соприкоснувшись звонко гранями,
Мы распадаемся на гранулы,
И в обретеньи формы новой
Ни ты, ни я, ни мы виновны.
И размываются границы
Меж тем, что есть и тем, что снится,
И, покачнувшись, мир кренится,
И, наклонившись до критической
Какой-то точки, электричество
Погаснет в нём, теоретически
Давая нам возможность снова
Познать зачатья невиновность.
И ты, и я, неосторожные,
Впадаем в ритм синхронной дрожи,
С вибрацией Вселенной тоже
Совпавшей так, что, видишь - точно
Теряет всё свою устойчивость,
И мы с тобой - первоисточник
Звёзд, удержаться не сумевших
На чёрном небе, и замешана
Ты напрямую, снявши платье,
В ночном осеннем звездопаде...
..............................
Айдар Сахибзадинов. Жена[Мы прожили вместе 26 лет при разнице в возрасте 23 года. Было тяжело отвыкать. Я был убит горем. Ничего подобного не ожидал. Я верил ей, она была всегда...]Владимир Алейников. Пуговица[Воспоминания о Михаиле Шемякине. / ... тогда, много лет назад, в коммунальной шемякинской комнате, я смотрел на Мишу внимательно – и понимал...]Татьяна Горохова. "Один язык останется со мною..."["Я – человек, зачарованный языком" – так однажды сказал о себе поэт, прозаик и переводчик, ученый-лингвист, доктор философии, преподаватель, человек пишущий...]Андрей Высокосов. Любимая женщина механика Гаврилы Принципа[я был когда-то пионер-герой / но умер в прошлой жизни навсегда / портрет мой кое-где у нас порой / ещё висит я там как фарада...]Елена Севрюгина. На совсем другой стороне реки[где-то там на совсем другой стороне реки / в глубине холодной чужой планеты / ходят всеми забытые лодки и моряки / управляют ветрами бросают на...]Джон Бердетт. Поехавший на Восток.[Теперь даже мои враги говорят, что я более таец, чем сами тайцы, и, если в среднем возрасте я страдаю от отвращения к себе... – что ж, у меня все еще...]Вячеслав Харченко. Ни о чём и обо всём[В детстве папа наказывал, ставя в угол. Угол был страшный, угол был в кладовке, там не было окна, но был диван. В углу можно было поспать на диване, поэтому...]Владимир Спектор. Четыре рецензии[О пьесе Леонида Подольского "Четырехугольник" и книгах стихотворений Валентина Нервина, Светланы Паниной и Елены Чёрной.]Анастасия Фомичёва. Будем знакомы![Вечер, организованный арт-проектом "Бегемот Внутри" и посвященный творчеству поэта Ильи Бокштейна (1937-1999), прошел в Культурном центре академика Д...]Светлана Максимова. Между дыханьем ребёнка и Бога...[Не отзывайся... Смейся... Безответствуй... / Мне всё равно, как это отзовётся... / Ведь я люблю таким глубинным детством, / Какими были на Руси...]Анна Аликевич. Тайный сад[Порой я думаю ты где все так же как всегда / Здесь время медленно идет цветенье холода / То время кислого вина то горечи хлебов / И Ариадна и луна...]