Словесность

[ Оглавление ]








КНИГИ В ИНТЕРНЕТЕ


   
П
О
И
С
К

Словесность




Когда отключают ток

    "Трр-р-рр! Я путешествую в одних носках. Хоп-па! Проверка документов в автобусе. Денег осталось на два дня. Я не хочу работать. Шепнуть этой: "Черные чулки скоро выйдут из моды." Йок — сделать ртом той. Вышел из автобуса. Иду пешком. Просто иду и иду по улице. Вон там мусорщик. Надо бы попреследовать и его. Потому что я — зомби! Йах-ха!"
    Мусорщик шел очень быстро. С размаха он подставлял правой рукой ведро под опрокидывающуюся урну, ловко, по-футбольному, бил по основанию ведра ногой. Урна опрокидывалась, точно входя жерлом в раструб ведра. Было слышно, как, шурша, пересыпается невидимый мусор, потом урна бодро и облегченно поднималась, вновь обнажая темное жерло, а мусорщик быстрым спортивным шагом уходил к следующей вперед.
    — Я вчера одну штучку переклеил! — крикнул, догоняя мусорщика, зомби. — А ты?
    — Что я? — спросил мусорщик.
    — Ну что ты делал вчера?
    — Вчера?
    — Да, вчера.
    — Красивое слово "вчера", — сказал мусорщик. — Никогда бы не подумал, что "вчера" такое красивое слово, — и, что есть силы, ударил по очередной урне.
    Но зомби не отставал:
    — Ну скажи, а, ну будь друг. Мне это очень надо, ну очень, очень. Понимаешь?
    И он заглянул мусорщику в глаза, на бегу, неловко выворачивая шею, потому что мусорщик был гораздо ниже его ростом. Это был очень высокий зомби. Очень высокий и очень худой, как рыба, точнее, не рыба, а ее хребет (хребет ее тела).
    — Вчера, — сказал мусорщик, — я был в Сингапуре и видел, как плавал в порту матрос без рук.
    — Да-а? — удивился зомби.
    — Да-а, — сказал мусорщик.
    Тогда зомби радостно закричал:
    — Так это был я!
    — Ты?
    — Да, я , — открыто, чисто и сердечно, как космонавт, сказал зомби. — Я там специально плавал, потому что ждал тебя. Ждал, когда ты наконец меня заметишь. Я специально плавал вдоль той квадратной кормы сухогруза "Сормово". Я плавал на спине, помнишь?
    — Конечно, помню, — сказал мусорщик. — По-моему, у тебя даже не было и ног, и ты греб ртом.
    — Да-да, ртом, — обрадовано выкрикнул зомби. — Вот так!
    И он показал мусорщику, как он греб ртом. И мусорщик даже остановился, потому как никогда такого в жизни не видывал, и прошептал:
    — Мне очень понравилось. Покажи еще.
    И зомби показал мусорщику еще, как он греб ртом, а вслед за тем скромно попросил:
    — Слушай, друг, своди меня куда-нибудь покушать.
    До следующей урны мусорщик молчал, а потом сказал:
    — Ладно, вот подойдем к лесу и там направо будет трамвайный буфет. И если ты там кое-кому покажешь, как ты умеешь грести ртом, то тебя за это могут и покормить.
    — Уже выхожу из темноты вываливающихся сознаний, — радостно сказал зомби, облизываясь.
    — Что-что? — переспросил мусорщик.
    — Я в черных брюках высосу звезду! — покачал головой зомби и быстро-быстро поддернул снизу вверх кадыком.
    — Ну-ка, ну-ка! — вновь изумленно остановился мусорщик. — Ну-ка, ну-ка?!
    И зомби стал яростно и быстро работать кадыком, показывая губами, как он будет высасывать звезду. Зомби догадался, что все это очень-очень нравится мусорщику. Сначала он дергал кадыком снизу вверх, а потом справа налево, а потом слева направо, а потом свел губы в "дудочку" и показал в глубине отверстия красноватый, светящийся как бы, шарик.
    — Вот это да! — восхищенно закричал мусорщик. — Пошли скорее.

    На краю леса, там, где трамвайные рельсы делали зигзаг и кольцо, стоял трамвайный буфет. Буфет был как буфет. Снаружи — выбеленный известью куб, а внутри по стенам объявления-молнии: как, кого и сколько задавило трамваями на рельсах района в текущем месяце женщинами-водителями.
    В буфете сидели милиционеры и ели. Они были ни хорошие милиционеры и ни плохие, просто серо-сине-красные по форме и с каплями пота от горячего рассольника на лбах. А самих трамвайщиков в буфете не было, потому что ток на линии в этот день был поврежден и аппараты стояли какой где по всему району и ждали включения этого тока, который заставил бы моторы отвезти пассажиров к месту их назначения, а трамвайщиков самих — в буфет. Милиционеры жевали и иногда чавкали, и у каждого из них на левом боку была рация, а на правом — кобура с пистолетом. Эти рации иногда заговаривали, вызывая милиционеров на места происшествий или просто проверяя, где милиционеры находятся и не спят ли случайно. Но как только заговаривали рации, сразу же заговаривали и милиционеры сами, просто так получалось по-видимому спонтанно.
    — Когда я ем, я глух и нем, — заговаривал первый.
    — Когда я ем, я глух и нем, — заговаривал второй.
    — Когда я ем, я глух и нем, — заговаривал третий.
    — Хлеб к обеду в меру бери, хлеб — драгоценность, им не сори, — торжественно заговаривал четвертый.
    И все они смеялись тому, как ловко это у них получалось.
    А больше в буфете никого не было, и даже раздатчица, зная о том, что отключили ток, со спокойной совестью выбежала в магазин, посмотреть, какую вчера привезли обувь.
    И вот мусорщик и зомби подошли к этому белому буфету.
    — Значит так, — сказал мусорщик. — Ты входишь первым и сразу начинаешь грести ртом, как ты мне показывал. Тогда эффект будет наповал, потому что самое главное это неожиданность. А потом, минуты через три, вхожу я и объясняю всем, кто ты такой, а уже после этого мы закатим им номер с твоим кадыком и отлично, от всей души, пообедаем за их счет.
    — А кто там? — почему-то тревожно спросил зомби.
    — Где?
    — Внутри.
    — Да там трамвайщики, — сказал мусорщик. — Они там все мои друзья, очень добрые, так что ты не бойся.
    И он подтолкнул зомби к двери.
    "Тр-р-рр! — подумал зомби. — Ну я сейчас им покажу, где Сатурн, а где Юпитер."
    И он открыл дверь и вошел. И как увидел милиционеров, так сразу к ним сел за стол и начал делать им ртом неописуемые свои движения.
    — Кушать? — спрашивает зомби первый милиционер.
    А зомби не отвечает, ртом пространство захватывает, как веслом, и отбрасывает в рывке подальше, телу импульс как бы сообщая, чтобы похоже на лодку было.
    — Покушать? — спрашивает зомби второй милиционер, улыбаясь стеклянно, как волк перед тем, как пастью рвать.
    А зомби не отвечает, наоборот думает: "Надо бы амплитуду в качаниях побольше сделать, тогда больше они еды мне дадут". И начинает на стуле так раскачиваться, что аж стул этот под ним алюминиевый по полу кафельному, как по стеклу ножом визжит.
    — Что молчишь? Кушать что ли хочешь?! Так сейчас поешь мне! — третий милиционер закричал и приподнялся зловеще, кобуру поправляя, а то она у него с бока с правого на пах случайно сползла и вставать мешала, за край стола зацепляясь.
    А зомби думает: "Три минуты эти через минуту уже кончатся, надо бы поднажать, чтобы наверняка выиграть себе всю еду сразу". И как начал хватать ртом пространство это и рвать и отбрасывать, отлопачивать как бы от себя далеко, как он однажды по телевизору видел, то сам финиш соревнований по каноэ был. И зомби даже руки за спину заложил, чтобы честно все было. И тогда четвертый милиционер, не выдержав глумления этого, бросился на зомби и сбил его со стула на кафельный пол, сел сверху и прижал лицом к плиткам и стал зомби руки за спину закручивать. И тут вдруг рации заговорили.
    — Ну что-о-о там у вас на вто-о-ро-о-е? — первая поет.
    А вторая:
    — Самосвалы самосвалам-то — рознь! — кричит. — Номер, номер давай!
    — Первый, первый, я седьмой, как слышите? — третья говорит.
    — Иванов, в семь меняемся, пошел! — четвертая рация возглашает.
    А милиционеры внимания не обращают на рации, они все повскакали уже и на зомби набросились и жмут его к полу все сильней и сильней. А зомби думает: "За что?!" И удалось ему как-то лицо от пола наверх выпростать и тут увидел он вдруг, как в дверь мусорщик входит, и как увидел, так сразу и стал кадыком дергать. И тогда милиционеры испугались, что агония уже, и отпустили зомби, затянув ремень ему за плечами потуже. И зомби стал тихо лежать на полу, теперь лишь слегка поделывая кадыком.
    — Ух, — сказал первый милиционер.
    — Фу-у-у, — сказали остальные.
    А мусорщик увидел, какие нехорошие творятся дела, и, конечно же, раз за дверь и смылся.
    — Ну что будем делать? — спросил третий милиционер, тот, у которого кобура за стол зацеплялась. — С собой его на патруль или сразу в психушку?
    А зомби как услыхал про психушку, так и говорит:
    — Не надо.
    — Почему же не надо то, раз ты себя так некультурно ведешь? — второй милиционер его спрашивает.
    А зомби:
    — Ну вот не надо и всё.
    — Как это "и всё"? — снова второй спрашивает.
    — Ну вот так, не надо и всё, — говорит зомби, а сам думает: "Как бы выпутаться из этой чертовой передряги?"
    — Смотрите, какой он худой, — сказал вдруг первый милиционер, который был самый добрый. — И желудок у него пустой, наверное, как насос. Давайте покормим его перед тем, как отправлять.
    — Да иди ты, — сказал второй, который был самый злой и не любил доброго. — Кормить еще. Отправим и баста.
    — А может, отпустим? Смотрите, как он ласково на нас смотрит, — сказал первый специально, чтобы второго позлить. — Может, он совсем и не сумасшедший, а просто придуривается. Может, он нормальный, а просто что-то произошло такое, что заставило его так повести себя. И тут зомби начал потихоньку про себя кумекать.
    — Ну-ну, — зло сказал второй. — Я ...
    Но первый был старше второго по званию и сразу же перебил его:
    — А я...
    — И я... — перебил первого третий, который был еще на одну лычку старше.
    — А вот я... — сказал было четвертый, который был старше всех, но тут его снова вежливо перебил первый, который был сильно старше четвертого по возрасту.
    — Нет, — сказал первый.
    И они стали спорить, что делать с зомби, кормить его или не кормить, отправлять его или не отправлять, и если отправлять, то куда. И пока они спорили, на зомби вдруг ясность ума снизошла и он вдруг вспомнил об одной штучке, которая лежала у него в боковом кармане. "Надо же! — поразился он сам себе. — И как это я мог о ней забыть? Я же ее специально с собой ношу на случай вот такой примерно истории". И он постарался нащупать эту штучку, делая вращательные движения подмышкой... И нащупал. "Хоп-па! Ну я сейчас им покажу "маде ин психушка"".
    И стал он как-то странно выгибаться, животом вверх, оперев голову на затылок и подбирая к ней ноги, отчего лицо его, сделавшись перевернутым, выглядело теперь ну абсолютно нормальным.
    — Пр-рости-и-те меня ради бо-о-га, — пропело абсолютно нормальное лицо зомби и вдруг добавило неожиданно официальным тоном. — Я хочу сделать короткое разъяснение по поводу своего поведения.
    Тут зомби быстро перевернулся обратно на живот и, привстав на колени, стал часто-часто моргать веками, как бы демонстрируя близорукость, какая должна быть свойственна много читающему интеллигенту. Один из таких интеллигентов пытался вылечить зомби в больнице и лицо зомби сейчас подражало его лицу, злостно усмехаясь про себя обратной, так сказать, стороной.
    И тогда милиционеры перестали спорить и с любопытством посмотрели на интеллигентно моргающего зомби и отметили про себя слегка настораживающую официальность его голоса.
    — Раньше я был артистом развлекательного жанра, — сказал зомби совершенно серьезно. — В чем, смею надеяться, вас убедил.
    — Да ну? — нагло сказал второй милиционер, который был злой.
    — А теперь, — продолжил, не обращая внимания на него, зомби, — Я работаю врачом-психиатром в спецбольнице номер два. И вот здесь, в боковом кармане, находится мое удостоверение — Козлистый я, Павел Николаевич. Вот только развяжите мне руки и я покажу.
    И тогда милиционеры, переглянувшись сперва, взяли и распустили ему за плечами ремень. И второй хотел было сам залезть за пазуху зомби, но первый его остановил.
    — Де-ло-о в то-о-ом, — вновь пропел зомби, а потом опять резко нажал на официальность, как это бывало делал Козлистый Павел Николаевич, его лечащий врач, при всаживании иглы, — Что мы проводим целую серию экспериментов, изучая реакцию населения на кризисные случаи в поведении психически неполноценных субъектов.
    И зомби строго, словно поверх очков, опять же играя под Козлистого, оглядел стоящих перед ним милиционеров.
    — По-о-звольте-ка всё же посмотреть ваши до-о-кументы, -издевательски продекламировал злой милиционер.
    — А-а, — вы мне не верите? — интеллигентно усмехнулся зомби. — Манеру мою передразниваете? Да-а, я иногда говорю нараспев. А что?
    И как ни в чем не бывало он достал малиновое удостоверение, которое смахнул в рукав при побеге из больницы со стола своего лечащего врача и в которое вчера с таким наслаждением, закидывая язык чуть ли не за плечо, вклеивал собственную фотографию, подводя фиолетовыми чернилами печать.
    — Оф-фициальность создает прецедент, не правда ли? — ядовито добавил зомби, словно надавливая на поршень шприца и глядя с наслаждением, как серьезно милиционеры изучают его удостоверение.
    — М-дас! — сказал злой милиционер, уважительно закрывая малиновую штучку.
    -Что тебе говорили, псих ты?! — крикнул на него добрый первый.
    А третий и четвертый озадаченно промолчали.
    Тут в рациях раздалось шуршание какое-то, шорох, визг, разряды, это уже электрики импульсами пробовали впускать ток в трамвайные провода, даже не подозревая, что через пространство ток может попасть и в милицейские приборы.
    — Я хо-о-тел бы отме-е-тить, — торжественно пропел зомби, — что все ваши действия как пре-е-дставителей вла-а-стей, были абсолютно правомерны, а ваша реа-а-кция как части населения нашей страны — абсолютно есте-ественной. Прошу еще ра-а-аз меня извинить за спонтанный психосоциологический эксперимент.
    — Ну что же, — сказал, улыбаясь, добрый милиционер. — Пожалуй, вы свободны, товарищ психврач.
    — Тр-р-р-р... Доставьте задержанного в больницу! — громко и строго сказала рация, висящая на боку у злого милиционера.
    Но он, видно, что-то решил про себя и теперь попытался рассмеяться по-доброму.
    — Фома я неверующий, — рассмеялся он. — Вот попаду к вам в госпиталь, вы мне сделаете укол!
    — Йок, — сказал зомби. — Вот та-а-кой иглой.
    И он развел руки в стороны. Потом он протянул ладонь первому, второму, третьему, четвертому и после рукопожатий спокойно вышел из буфета. Увидев на улице квадратную урну, он с отвращением сбросил с себя персону Козлистого, в магическом жесте вновь обретая невинность собственного сознания.
    — Снова жить как сын матери и отца! — закричал зомби на всю улицу и побежал боком вперед, пригнувшись по-собачьи и распустив ноздри, поглядывая по сторонам, кого бы попреследовать и еще...

HOMEPAGE | КОГДА ОТКЛЮЧАЮТ ТОКСАН-МИШЕЛЬПРОЗРАЧНАЯ ЗЕМЛЯКОГДА ЗАМЕРЗАЕТ ОЗЕРОДЖАЗЫ СОЗНАНИЙТАПИРЧИКМАТ И ИНТЕЛЛИГЕНЦИЯНОЧНАЯ РАДУГАШАРИПУТРАСТРЕЛЕЦ




НОВИНКИ "СЕТЕВОЙ СЛОВЕСНОСТИ"
Айдар Сахибзадинов. Жена [Мы прожили вместе 26 лет при разнице в возрасте 23 года. Было тяжело отвыкать. Я был убит горем. Ничего подобного не ожидал. Я верил ей, она была всегда...] Владимир Алейников. Пуговица [Воспоминания о Михаиле Шемякине. / ... тогда, много лет назад, в коммунальной шемякинской комнате, я смотрел на Мишу внимательно – и понимал...] Татьяна Горохова. "Один язык останется со мною..." ["Я – человек, зачарованный языком" – так однажды сказал о себе поэт, прозаик и переводчик, ученый-лингвист, доктор философии, преподаватель, человек пишущий...] Андрей Высокосов. Любимая женщина механика Гаврилы Принципа [я был когда-то пионер-герой / но умер в прошлой жизни навсегда / портрет мой кое-где у нас порой / ещё висит я там как фарада...] Елена Севрюгина. На совсем другой стороне реки [где-то там на совсем другой стороне реки / в глубине холодной чужой планеты / ходят всеми забытые лодки и моряки / управляют ветрами бросают на...] Джон Бердетт. Поехавший на Восток. [Теперь даже мои враги говорят, что я более таец, чем сами тайцы, и, если в среднем возрасте я страдаю от отвращения к себе... – что ж, у меня все еще...] Вячеслав Харченко. Ни о чём и обо всём [В детстве папа наказывал, ставя в угол. Угол был страшный, угол был в кладовке, там не было окна, но был диван. В углу можно было поспать на диване, поэтому...] Владимир Спектор. Четыре рецензии [О пьесе Леонида Подольского "Четырехугольник" и книгах стихотворений Валентина Нервина, Светланы Паниной и Елены Чёрной.] Анастасия Фомичёва. Будем знакомы! [Вечер, организованный арт-проектом "Бегемот Внутри" и посвященный творчеству поэта Ильи Бокштейна (1937-1999), прошел в Культурном центре академика Д...] Светлана Максимова. Между дыханьем ребёнка и Бога... [Не отзывайся... Смейся... Безответствуй... / Мне всё равно, как это отзовётся... / Ведь я люблю таким глубинным детством, / Какими были на Руси...] Анна Аликевич. Тайный сад [Порой я думаю ты где все так же как всегда / Здесь время медленно идет цветенье холода / То время кислого вина то горечи хлебов / И Ариадна и луна...]
Словесность