Словесность

[ Оглавление ]








КНИГИ В ИНТЕРНЕТЕ


   
П
О
И
С
К

Словесность




Предисловие к "Стихографии"


Терпеть не могу предисловия. Всё, что нужно сказать, можно найти в самой работе художника, а уж тем более - поэта. Во всяком случае, настоящий, внимательный зритель не нуждается в том, чтобы им руководили - а ради чьего-то поверхностного внимания не стоит трудится. Ужасно, когда более или менее образованные дяди, отягощённые своими заботами, безмерно далекими от того, чем дышал художник, с умным видом дегустаторов ковыряют вилкой его беззащитное творение - может, в чем-то несовершенное, но как всё живое имеющее право на чьё-то внимание и любовь. Об этом лучше всех сказал Блок:

"Печальная доля - так сложно,
Так трудно и радостно жить -
И стать достояньем доцента,
И критиков новых плодить.."

Нет, никогда никаких предисловий!

Так я думал, пока не познакомился с работами Михаила Бару, Светланы Бобковой и Дмитрия Сорокина. И присущее им обаяние, и тот холодок новизны, который сопровождает всё по-настоящему интересное в искусстве - как будто вместо сто лет знакомой серой стены вы обнаружили дверь, которая ведёт...ещё не знаю куда (может быть, в другой мир, или просто в будущее), а также необьяснимое созвучие с тем, чем я занимаюсь уже несколько лет - всё это побудило меня отступить от собственных правил и высказать некоторые мысли по поводу этих работ и той ситуации, которая - на мой взгляд - складывается на стыке поэзии и изобразительного искусства.

Теперь, чтоб было яснее, пару слов о себе. Я - художник-керамист; работаю в жанре э-ута. Э-ута (в переводе с японского - картина-стихи) - синтез классической поэзии и прикладного искусства. При этом получается произведение, принадлежащее одновременно двум авторам: поэту - и художнику. Э-ута - жанр традиционный. Его приёмы разработаны уже четыреста лет назад - использование ключевых слов, принцип дополняемости текста и изображения, создание ассоциативных связей...Интересный жанр, незаслуженно забытый. (Если любопытно, загляните на http://ceramics.gorodok.net - там все подробности).

И вот представьте - на нашей собственной культурной почве - ростки нового, другого, но в чём-то главном очень похожего на э-ута искусства. Сами авторы назвали свои работы "стихографией". Но название, на мой взгляд, здесь не главное: рано или поздно новый жанр найдёт себе имя. Гораздо важнее тот факт, что перед нами попытка синтеза искусств - попытка, значение которой для будущего -не знаю - ближайщего или отдалённого - невозможно переоценить. Так что же такое синтез искусств?

Цельным культурам присуще цельное миросозерцание. Это такой способ отношения к миру, когда в первую очередь внимание уделяется не тому, что разделяет, а тому, что объединяет. Мы разные, но мы люди. Люди, звери и цветы различны, но все они - часть природы. "Варвар тот" - сказал Басё - "для кого всякая вещь не цветок." Вот пример, остаётся ему следовать.

Пример противоположного подхода - индивидуализм, противопоставление себя - и человечества; человека и природы. Куда это нас ведёт, не стоит напоминать. Тяга к цельности чувствуется повсеместно, ростки нового пробиваются здесь и там, а не только на Востоке - и это хороший признак. Но цельное мировосприятие требует цельного искусства, и это настоятельное требование, осознанное наиболее чуткими из художников как собственная потребность, толкает их к экспериментам в области соединения, синтеза дотоле разнородных искусств; потому что только общими усилиями разных видов творческой деятельности может быть схвачена и запечатлена невыразимая словами суть цельного художественного переживания.

Нельзя сказать, что синтез искусств - дело для нашей культуры совершенно новое. Некоторые его виды нам давно привычны; как, например, авторская песня. Поэзия, музыка и исполнительское мастерство, преломляясь в личности барда, создают совершенно новое, мощное и абсолютно несводимое к исходным составляющим впечатление. Другой пример - растущая популярность во всём мире возникшего в Японии жанра хайга - синтеза поэзии и графики.

Но работы Михаила Бару и его товарищей - фотохудожников Светланы Бобковой и Дмитрия Сорокина имеют черту, которая отличает их от хайга, где поэт одновременно выступает и как художник и каллиграф. Здесь - и это очень важно - при несомненно ведущей роли поэта (и поэзии) имеет место сложение творческих потенциалов всех участников процесса, так же как и в э-ута.

Хочу подчеркнуть, что не считаю себя вправе выступать с искусствоведческим анализом явления - для этого необходимо быть профессиональным искусствоведом, а не художником, но всё же выскажу некоторые соображения о представленных здесь работах, выскажу безо всякой системы, просто в том порядке, в каком они пришли в голову.

Одна из самых интересных и сложных проблем в искусстве - это проблема времени; разумеется, не реального, а условного. У каждого вида искусства оно своё, и с этим связаны многие трудности, например те, что возникают при экранизации литературных произведений в силу несопоставимости экранного и литературного времени. В поэзии, особенно в поэзии хайку, в силу сжатости масштаба, эта проблема стоит ещё острее. Места мало, возможности повторения и перечисления предельно ограничены, и всё же необходимо задать временной масштаб как для описываемого в стихотворении события или состояния, так и для переживания его читателем. Иначе, отзвучав, хайку тотчас будет забыто. Чтобы этого избежать, поэт должен организовать процесс послечувствия; а одно из самых мощных средств для этого - использование ситуаций продолженного времени.

Эта задача существует и в изобразительном искусстве. Казалось бы - картина или фотография - это "остановленное мгновение", и ничего тут сделать нельзя; но искусный художник умеет так организовать движения взгляда зрителя, чтобы тот, переходя с главного на второстепенное, всё же снова и снова возвращался к главному, продлевая таким образом момент восприятия и переживания.

Давйте взглянем вместе, как решают эту проблему авторы "Стихографии". Вот работа "Лунная ночь. / Так хочется бросить курить... / Просто сил никаких" (Дмитрий Сорокин). Лунная ночь - вслушайтесь, как три "н" в первой строке создают ощущение длительности на фонетическом уровне, передавая медлительное движение бессонной ночи. "Так хочется бросить курить.." Здесь иной приём, иной масштаб времени. Бросить курить - это ведь не минута - это процесс, о продолжительности которого может догадаться даже тот, кто никгда не пробовал это сделать; а "хочется" отсылает нас к моменту ожидания перед его началом, создавая мощный пласт поэтического времени. Наконец, изобразительное решение этой работы, при котором текст написан на строчках из трёх зажжённых сигарет, даёт ещё один интересный ход организации временного масштаба и в то же время возвращает взгляд зрителя к первым буквам - а не сгорели ещё они? В этом есть нечто от особого воздействия, присущего "самоуничтожающемуся искусству" ещё недавно находившемуся на пике мировой художественной моды, и всё же это сделано гораздо тоньше, потому что уничтожение только подразумевается, отзываясь в драматически напряженной последней строке "Просто сил никаких..." Так сходятся поэтический и изобразительный ряд, соединяясь в одно целое, так возникает произведение нового искусства.

"После обхода / Старик на соседней койке / Похож на ветошь" (Светлана Бобкова). Здесь нельзя не заметить точного стилистического соответствия по-вермееровски красивого натюрмотра со стаканом и таблетками - и текста стихотворения на листке, настолько картинного, словно его тоже создала кисть великого голландца; но также и противопоставления красоты изобразительного и безысходности поэтического образа этой работы. От койки до койки, друзья мои, не так далеко. И на что мы сами скоро будем похожи? Пусть хоть вечной красоты блик на стакане нас утешит.

"Осенние сны. / Ты улетаешь на юг / С облаками..." (Светлана Бобкова). Здесь, в этой очень красиво композиционно выстроенной работе - и это очень перспективный ход - стихотворение написано не на листе, а прямо на камне, введено непосредственно в пейзаж. Помните фильм знаменитого японца о девушке, занимавшейся тем видом каллиграфии, которая исполняется прямо на коже человека?.

Для меня в своё время было открытием, насколько каллиграфия, размещённая на сложной формы эмоционально окрашенной поверхности, интереснее и богаче выразительными возможностями, чем та, которая расположена на плоскости бумажного листа. Тогда это подтолкнуло меня к тому, чтобы попробовать поместить каллиграфию поэтической надписи на изогнутой внешней или внутренней поверхности чаши-тявана, тоже по-своему образно значимой и эмоционально окрашенной. Связанные с этим возможности я не исчерпал до сих пор.

Авторы "Стихографии" - и я уверен, что они пришли к этому самостоятельно - пишут стихи на плоских спинах валунов, на табличах дорожных знаков, на красной брусчатке перед заброшенным домом тенью от уличных фонарей. Их изобретательности и тонкому пониманию свойств различных поверхностей можно только позавидовать. То перед нами смятая бумага завалявшегося в кармане листка в: "Ласково веет / Весной и свободой дыша / Ветер в кармане..." (Дмитрий Сорокин), то на мокром оконном стекле пальцем - как все мы когда-то в детстве - " Вот ведь растяпа! / Лишь к приходу гостей обнаружил / Пропажу дежурной улыбки..." (Светлана Бобкова) И всегда, везде - к месту, точно в десятку.

Единственная проблема, к решению которой пока не видно ключей, связана с графикой русского языка. Она актуальна и для меня, и для всех, кто работает в этой области. К сожалению, наш алфавит в смысле выразительных и изобразительных возможностей не может сравниться ни с иероглифической письменностью, ни с хираганой, и никакие усилия художника здесь не помогут. Положение кажется мне настолько безвыходным, что, даже работая со стихами наших современных авторов, я вынужден использовать японские иероглифы для написания необходимых ключевых слов, утешая себя рассуждением о том, что и наука много веков говорила на латыни - так почему бы японской каллиграфии не остаться языком э-ута? Иероглифы красивы, как музыка, но спору нет - их использование сильно сужает круг зрителей. Утешусь тем, что если я не вижу выхода - это ещё не значит, что его нет. Возможно, он скоро будет найден. Может быть, его найдут Михаил Бару, Светлана Бобкова и Дмитрий Сорокин.

Последнее, о чем необходимо упомянуть в этом кратком, поверхностном обзоре - это использование звука. Две работы - "Осенние сны" и "Здесь никто не живёт / Полуослепший фонарь / Светит себе под нос" снабжены звуковым сопровождением, - шумом волн, криком чаек, отдалёнными городскими шумами, дополняющими магию изображения и в то же время вносящими в статичность фотографии элемент движения. Что это - ещё одно усовершенствование или выход в принципиально новое качество?

Пожалуй, самое захватывающее впечатление, доступное ценителю искусства, - это присутствовать при рождении чего-то нового, а тем более - нового жанра. Каким станет дальнейший творческий путь авторов, - будут ли они развивать свой жанр в направлении, использующем возможности звука и движения, или останутся в границах "остановленного времени" изобразительного искусства, мы пока не можем знать, но уверен - будем с интересом следить за их работой.







© Владимир Юделевич, 2003-2024.
© Сетевая Словесность, 2003-2024.





Словесность