СКАЗКИ ЛЕДЯНОГО СПОКОЙСТВИЯ
Моей сказке конец,
а по лесу бежит песец,
кто его поймает скорей -
тот из него шубу шей.
Из сказок братьев Гримм: "Гензель и Гретель"
От автора
Сказки бывают интересные и не очень, получше и похуже - эти такие же. Общее в них одно: все они писаны "недрожащей рукой" и имеют в себе от ныне модного "римейка". Я надеюсь, что ныне покойные и доныне здравствующие авторы, чьими героями я воспользовался, не вчинят мне иска (вторые) и не нашепчут обо мне плохого там, где меня дожидаются в Зазеркалье (первые).
Ну, и конечно, это сказки для взрослых. Оговариваю особо для мам и пап во избежание недоразумений. Лет с двенадцати можно читать. Короче говоря, для среднего школьного возраста.
Вообразите: еще один плюс - сказки пронумерованы и расположены в алфавитном порядке, что облегчит детям и взрослым обучение азбучным истинам и счету.
Подсказываю: их ровно 101 штука. Запомнить легко, как далматинцев. Потому что 1001 я писал бы очень долго.
1. Агентство "Белый Кролик"
Алиса вздремнула, но тут ее растолкал Белый Кролик.
Глядя на большие часы с цепочкой, он тараторил:
- Совершенно нет времени! Совершенно! Поедешь ты и возьмешь с собой Соню. Срочный вызов. Выгодный заказ.
Приехав на место, Алиса и Соня увидели по намазанным маслом часам, что уже далеко за полночь.
За столом сидели клиенты: Болванщик и Мартовский Заяц.
- Выпей меня, - велел Болванщик.
- Это можно, - кивнула Алиса.
- Съешь меня, - попросил Мартовский Заяц.
- И это сумеем.
- А Соне налейте стакан и посадите на чайник. Мы устроим "Золотой Дождь".
- Оформим, как скажете, - не возражала Алиса. - Оплата вперед. Нам раздеваться?
- О да, - единогласно выдохнули клиенты.
Алиса и Соня скинули шубки, сдернули платья и стали скатывать чулки.
"Все чудесатее и чудесатее, - подумала Алиса. - Откуда бы у меня - хвост?"
Удар костылем привел ее в чувство.
- Просыпайся, - буркнул Базилио, пряча темные очки в нагрудный карман пиджака. - Смеркается. Нам пора на Поле Чудес.
2. Ангел-Хранитель
историческая сказка
Однажды небезызвестный всему миру барон Мюнхгаузен отправился путешествовать в далекую северную страну.
До этого он уже совершил многие подвиги - летал, допустим, на пушечном ядре (в узком кругу доверенных лиц барон признавался, что ядро уместилось с подобающей плотностью после того, как героя присадили на кол, тем самым расширив ядерное хранилище); он уже вырастил цветущее деревце на оленьем лбу, что стоило животному жизни в брачном соперничестве; он уже повидал русского генерала, из головы которого, словно из стратегической шахты, выходил тактический пар, но заражение местности осуществлялось изустно, и добился еще многого, кроме одного: не успел оказаться в пургу посреди девственного поля. И он-таки сделал это, привязав свою лошадь к нарушавшему ту девственность колышку, наглухо замершему от фригидного холода.
История умалчивает о том, что сам путешественник, закутанный в плед, оставался в седле и согревался через него в биополе лошадиного хребта. Когда же снег, как часто у нас случается, оперативно сошел, барон обнаружил себя на самой верхушке припорошенного шпиля; он долго вопил оттуда, умоляя о помощи хотя бы за то, что он всегда говорил правду, но мало ли где и о чем вопят в Санкт-Петербурге. Это было слишком слабым доводом для города, по которому расхаживают призрачные люди и некоторые, вполне материальные, их части. Ржала и лошадь, но мало ли ржет лошадей, и она обессилела, да и барон серьезно охрип. Питерскому чиновному и прочему люду непривычно смотреть в небеса. Шли годы. Петропавловский шпиль отремонтировали в середине девятнадцатого века и оставили там бумаги, содержание которых засекретили. Очередной ремонт затеяли к зоолетию Петербурга, и выяснилось, что правдивый и благородный барон давным-давно превратился в ангела, которым казался - да каковым и являлся. Но вот куда подевалась его лошадь, осталось неразгаданной тайной. Возможно, за преданность своему хозяину она обернулась Пегасом и одарила его крыльями. А может быть, подставила биоэнергетический хребет какому-нибудь памятнику, очутившись в ином воплощении, но такое не всякому впрок. Скорее же всего, не выдержали поводья и стремена; зверь упал и раздавил военнослужащего по фамилии Киже.
3. Бесконечная Книга: Исцеление Фантазии
- Смотри, она гибнет, - прошептала Принцесса. - Люди больше не верят в Фантазию. И я погибну вместе с ней.
- Гляди, - вторил ей добрый дракон Фухур. - От целой страны остался один кусочек, метеорит с Королевской Башней...
- Что же мне делать? - в отчаянии воскликнул Бастиан.
- Дай мне новое имя, - прошептала угасающая Принцесса. - Дай мне его, и Фантазия возродится.
- Дай же ей имя! - грянули хором все: Фухур, Атрей, Эргамуль, Энгивук и даже злобный Гморк.
Ничто наступало со всех сторон. Одинокая белая башня плыла во мраке, как барабанная косточка из слоновьего уха.
Бастиан заметался из угла в угол. Ни одно имя не шло на ум. Как возродить Фантазию? Как продолжить Бесконечную Книгу?
- Имя! - чуть слышно сказала Принцесса.
И вдруг Бастиан - когда казалось, что все уже кончено и Ничто победило - вспоминл кипы книжек, которые видел в букинистическом магазине господина Карла Конрада Кореандра. Да и у папы-дантиста их было полно, их забывали обезумевшие от боли пациентки. И всюду, на каждой, стояло одно и то же красивое имя.
Этих книг - а стало быть, и Фантазии - хватит на все и на всех!
Налетел вихрь, Башня стала крошиться, начался камнепад.
- Имя, - одними губами вымолвила Принцесса.
И Бастиан решительно выпрямился. Он возродит Фантазию. Минутная стрелка огромных часов прицелилась в цифру "двенадцать".
- Дарья! - выкрикнул он. - Дарья Донцова!
И моментально вернулся в букинистический магазин, где господин Кореандр лукьяненько подмигнул ему из-под очков.
4. Бессловесные твари
Они вышли на крылечко рука об руку. Они только что поженились. Первая брачная ночь давно миновала, зато первая брачная жизнь лежала вся впереди нетронутой целиной.
Ступени доверчиво скрипнули. Вдалеке чернел лес: дремучий и кислый от сырости и соков ельник.
- Ку-ку, - послышалось сверху, со стороны леса.
- О! - сказала Она и улыбнулась. - Давай считать! Кукушка-кукушка, сколько нам жить осталось?
Он снисходительно улыбнулся в ответ, поправил на Ней наброшенный пинжак и начал загибать пальцами, то есть пальцы.
- Ку-ку!...
- Раз...
- Ку-ку!...
- Два...
- Ку-ку!...
- Три...
- Ку-ку!...
- Четыре... (затруднение сгиба объяснилось непривычным обручальным кольцом).
...........
- Ку-ку!...
- Я буду загибать твои пальцы, мои кончились, - молвил Он и стал поцелуями закрывать Ее пальцы.
- А какие тихие здесь зори, - прошептала Она.
- Ку-ку!...
- Знаешь, мы будем жить вечно. Судя по этой кукушке. Интересно, где она засела.
- Мне кажется, во-о-он там, - Она указала на самую дальнюю и высокую ель.
Ничего такого про самих себя ни пацак, ни четланин сказать не могли. Они рассматривали молодоженов в старенький бинокль: красные трусы и желтые трусы. "Маму бы спеть...", - тоскливо подумал пацак. Неведомо как, их Пепелац ворвался, пронзая и кромсая лопастями миры, в эти чертовы дебри. Они зацепились за дерево и отчаянно взывали о помощи. Гравицапа неожиданно вспыхнула и бесшумно взорвалась.
- Кю!... - неожиданно - успев-таки - гаркнула кукушка, и молодым показалось, что гаркнули две.
Корабль, объятый пламенем, устремился к земле.
- Звездочка! - Она толкнула Его локтем и зааплодировала. - Я загадала желание, а ты успел? - Она любила Рэя Брэдбери и знала наизусть все его рассказы, в том числе и про "Звездочку".
- Успел, конечно, - Он взял Ее за руку и повел в избу. - Оно сбудется прямо сейчас. Я загадал, что ты поможешь мне загнуть один палец...
5. Бонифаций и Золотая Рыбка
- Знаешь, Бонифаций, а ты и впрямь давненько не ездил в отпуск, - сказал директор цирка льву Бонифацию, жуя сигару. - Я знаю, тебе хочется к бабушке. Ты озорник! - директор погрозил ему пальцем. - Как это просто все у львов... Ты поедешь, но я тебе дам маленькое задание. И посажу на хороший корабль с надежной командой.
Бонифаций расцеловал директора в сигару вместе с закрученными усами и побежал покупать билет в Африку.
Когда он прибыл, бабушка как раз вязала ему свитер, и состояние ее ума не понравилось внуку. Он вооружился сачком и отправился к озеру.
По дороге ему, как известно, попалась маленькая негритянская девочка. Но Бонифаций приложил палец к губам и сказал:
- Тсс!... Сначала я должен поймать Золотую Рыбку. Это такая же хрустальная мечта моего детства, как Рио-де-Жанейро.
Рыбка плавала в тропическом томате, будто ждала его у разбитого корыта. Бонифаций вынул ее сачком и внушительно произнес:
- Три желания. Первое: звание народного артиста. Второе: геморрой у директора цирка. Третье: радикальное омоложение бабушки ради инбридинга. Я изголодался. И у меня нет времени на поиски местных развратных, немытых, завшивленных, диких львиц.
Рыбка трижды махнула хвостиком.
- Если что будет не так, я вернусь и поймаю снова, - предупредил Бонифаций.
Рыбка выпустила оскорбленный пузырь.
Покончив с Рыбкой, Бонифаций вернулся в джунгли. Там его уже ждала девочка, но не одна, а с мальчиком.
- Ну, поехали, - вздохнул Бонифаций. - Смотрите внимательно.
Изо дня в день, освежаемый бабушкой, которая теперь шила ему плавки, Бонифаций показывал негритятам фокусы, ходил по лиане с шестом, жонглировал ведрами и стоял на голове.
- Хотите тоже работать в цирке? - спросил он перед отъездом, не забывая о поручении директора цирка, который уже некоторое время, как познакомился с высоким геморроем.
- Хотим! Хотим! - завизжали негритята.
- Тогда поплыли со мной, - сказал Бонифаций.
...После утреннего секса с бабушкой, Бонифаций взошел на борт корабля, ведя за собой негритят.
- Отдать швартовы, Негоро, - распорядился он. - И брось эту дурацкую привычку - подкладывать топоры под навигационные приборы.
Через пару недель корабль остановился в одном порту. Негритят, закованных в цепи попарно, сгрузили, в трюм, Бонифаций пересчитал выручку. Какая-то женщина, направлявшаяся в ближайшую хижину дяди Тома для сбора литературного материала, внезапно остановилась и стала набрасывать стихи:
"Десять негритят отправились обедать. Один поперхнулся, и их осталось девять..."
Как известно, песенке выпала долгая литературная и кинематографическая жизнь. Она пережила и Бонифация, и директора цирка, и писательницу Гарриет Бичер-Стоу. И, разумеется, самих негритят. И нас, дай Бог, переживет.
6. Бульонные кубики "Магги"
Руслан спешился и прогулялся по сцене, помахивая мечом. Конь выпустил газы, и огромная напольная Голова поморщилась, но Руслан ее как бы не замечал.
Из партера полетели смешки.
- О поле, поле, кто тебя усеял... мертвыми костями, - озадачился Руслан, упорно не замечая Головы.
Наконец, до него дошло.
- Я еду, еду, не свищу, а как наеду - не спущу! - и Руслан бросился к Голове, метя в нее копьем.
- Еще бы ты спустил, - пробормотала Голова перед тем, как дунуть. Она оскалила желтые обезьяньи клыки; партер не расслышал этих слов, но суфлер в будке схватился за голову, разве что за свою.
Голова вяло дунула, и теперь поморщился Руслан: из Головы скверно пахло.
Руслан ударил копьем в голову, и та завалилась. Победитель затеял поклоны под гром рукоплесканий. Головотяпство свершилось. Занавес ненадолго опустили для перемены декораций.
- Сильно ушиблись? - подскочил директор театра, лично приставленный к Голове.
- Да, весьма неудачно упал, - жалобно отозвался профессор Доуэль, за недостатком финансирования науки проданный в любительский театр на вес, исчисленный в кило. - В самом деле - кто это усеял поле костями?
- Да это же Тик-Так!
Действительно: профессор ударился об огромный, специально для него слепленный, шар Тик-Така, специально приготовленный, чтобы профессор сосал его для освежения дуновения, но головотяпы забыли засунуть шар профессору за щеку. Для обмана публики шар замаскировали под богатырский череп.
Четыре дюжих молодчика погрузили Голову на тележку, за бортиками которой скрывался питательный бульон, и повезли назад, в гримерную.
Директор театра на ходу делал Голове компресс в том месте, которым она приложилась, падая.
- Все деньги, проклятые, - сокрушался питающий Голову директор. - Были бы деньги, мы бы взяли Черномором Дэвида Копперфилда. Вот бы он полетал! Вот бы поколдовал... Есть Людмила... нет Людмилы... Снова есть Людмила! А с вами, Доуэль, столько возни... Ну потерпите, сейчас я добавлю бульончика в вашу среду. Мы и не гадали, что вы так вымахаете, почтенный профессор...
Тут директора осенило.
- Будет нам Черномор, - прошептал он. - Это же магические кубики "Магги", - уже уверенно воскликнул директор. - Ишь, как тебя с них разнесло! На сцену вчетвером волокут, тележка нужна. Я тебя в рекламу продам, вот что я сделаю, - пообещал он ликующе, переходя на фамильярное тыканье в силу беспомощности Головы и напевая рекламные позывные Галины Бланки.
7. Варежка
Одна маленькая девочка ужасно хотела огромный воздушный шар. Который занимает сразу полкомнаты и насажен на палку. Такие шары продаются в час пик, в метро. Продавцы пролетают по вагонам легко и непринужденно, раздвигая, будучи иной масти, пиковую публику.
Разумеется, в этом шарике девочке моментально отказали. У папы были слабые легкие. И девочка затаила мечту.
А потом она посмотрела доисторический мультфильм про другую девочку, которая тоже хотела, но не шарик, а собаку, да ей запрещали, потому что это еще хуже. Девочка из мультфильма взяла варежку на поводок и стала выгуливать, а мама, если память не врет, растрогалась и купила-таки собаку, хотя варежка и без того научилась в нее превращаться. И можно, наверное, было этой варежкой ограничиться для пользы воображения.
Поэтому девочка, мечтавшая о шаре, отправилась на прогулку и стала искать предмет, хотя бы отдаленно напоминающий шарик. Таких предметов было много, и все они были заполнены какими-то соплями, но девочка догадалась вывернуть одну такую вещь наизнанку и вытереть варежкой.
А потом стала дуть.
Она дула битый час, жалея папины легкие, пока не надула шарик еще большего размера, чем продается в метро пиковой публике.
Держа его в зубах, она позвонила в дверь: попросить, мыча, своего хворого папу хотя бы перевязать шарик ниточкой, пока тот не сдулся, и сунуть какую-нибудь палку..
Папа увидел шарик, под шариком - дочку, на шарике - название фирмы, изготовившей изделие; правда, смутно, изнутри, ибо шарик был вывернут.
И у папы открылась варежка.
А у девочки появились опасные комплексы, потому что прокололи не только шарик, но и ее саму, многочисленными уколами.
8. Веселое приключение Карандаша и Самоделкина
Самоделкин, как известно, все умел, а все, что писал и рисовал на стенах Карандаш, оживало. В том числе и слова - известно ведь, что слово материально.
- Заточи-ка меня, - попросил Карандаш.
У Самоделкина было неважное настроение, потому что уже многое из того, что написал и нарисовал на стене Карандаш, ожило и разгуливало по комнате. Самоделкин уже притомился давить своей железной пятой двусложные и односложные слова с их графическими аналогами.
Но просьбу исполнил, а после взялся за бока и стал хохотать, потому что схалтурил:
- Какой же ты вышел тупой! Тупой и еще тупее!
- Зачем это ты? - разобиделся Карандаш. - Чего это на тебя нашло?
- Рисуешь всякую дрянь, какой и в сортире не встретишь.
- Конечно, не встречу. Я туда и не хожу, мне там нечего делать. Что же мне нарисовать?
- Меня нарисуй, какой я мастер!
- Мастер? - мстительно прищурился Карандаш. - Само-делкин? Self-made-man? Вершина самоактуализации?
- Вот именно это и нарисуй.
- Договорились. Но только весь процесс, от начала и до конца.
Карандаш вернулся к стене и принялся рисовать. Стадии самосотворения Самоделкина множились, делаясь все скандальнее и скандальнее.
- Ты что же это рисуешь? - угрожающе спросил позировавший товарищ.
- Как было, так и рисую. Ты же не СамоСделкин? Ты же СамоДелкин! Процесс не прекращается ни на секунду. И делаешь ты себя так: сюда, сюда и сюда при помощи этого, этого и этого...
- И еще очень не хватает вот этого! Конца! Ты обещал до конца! - Самоделкин схватил Карандаш и начал бегать, делая им себя и не забывая про масленку. Он видел, как этим занимались Капитан Буль-Буль и шпион Дырка. Но Карандаш отомстил Самоделкину, заточившись, как надо.
9. Властная Спираль и Властная Горизонталь
Жил-был на свете во деревне Простоквашино герой великого писателя Успенского дядя Федор с котом Матроскиным, псом Шариком и почтальоном Печкиным. Такая, понимаете, семейная самобытность известна не только в Швеции, но и в нашей глубинке встречается. И вот однажды дядю Федора осенило укрепить, как и повсюду, в их деревне Вертикаль Власти, для чего эту власть захватить при помощи денег. А денег у них не было, и все они ночью отправились искать Клад. И, разумеется, нашли моментально, ибо кривая вывезет. Этот клад был раскопан одной свиньей, которая подрывала дуб Андрея Болконского; под корнями дуба он и лежал: настоящий Золотой Гусь.
Схватил дядя Федор Гуся - и не отлепиться. Бросился на подмогу Печкин - и тоже прилип. К Печкину прилип Шарик, к Шарику - Матроскин, а потом уж и прочие жители типа Гаврюши, Мурки, Хватайки, папы, мамы, тети и Любимой Девочки. За сутки образовалась настоящая Властная Горизонталь, обеспеченная золотым запасом. Передвигалась она на гусеничный манер, образуя местами спирали, местами - петли; прирастала иной, нежелательной живностью и публикой, и потихоньку выдвигалась в область, а дальше уж в самый Центр.
Там, разумеется, страшно заинтересовались очередным социологическим и отчасти, зоологическим, феноменом. Выбежали на улицы, не разбирая, кто олигарх, а кто депутат, но стоило соприкоснуться - и все, уже Идущие Вместе. Впереди - дядя Федор с золотым фондом, следом, в комок слепившись, - его ближайшее окружение, а дальше уже не разберет самый черт, кто попало.
Парад брал город за городом. Поскольку объединились все и слились все, бездумное шествие продолжалось, птицей-тройкой ли, двойкой покоряя пространства и угрожая другим автономным образованиям. Все это общество опорожнялось и перекусывало непосредственно на ходу; бывали случаи - что и в карман направляющему: страна, требующая хоть вертикали, хоть горизонтали, обычно богата такими традициями. Разумеется, перекусывая и опорожняясь, никто ничего не производил, все только менялись с соседями, образуя в силу прилипчивости узелковые вкрапления. А те, кто, убоявшись, сидели дома, тоже ничего не производили, да и купить не могли, от чего сильно страдали: лодырничали. Иных, из кухонь смотрящих, удавалось выдернуть и превратить в идущих. Кишечные петли вымышленного героя разматывались по лесам и полям, как свадебный поезд, обещая славную жизнь.
И неизвестно, чем кончилось бы это дело, но все же у нас тут сказка, и вот, как в сказке, по дуновению волшебной палочки и мановению волшебной дудочки, физиономии шагающих стали уподобляться крысиным, постепенно утрачивая различия, а многим и меняться не пришлось. Тут и Дудочник подоспел, Крысолов с инструментом, наигрывая венские вальсы и песню "калинка", благодаря чему голова сменила курс и двинулась в направлении Ледовитого Океана.
10. Волшебная Фига
Маленький Мук висел на дыбе. Палач гремел инструментами, жаровня пылала.
Король восседал на троне, специально установленном в пыточном подземелье для супервизии.
- Итак, Маленький Мук, - обратился к нему король, - ты упорно отказываешься сказать нам, откуда у тебя взялись такие большие, мясистые нос и уши.
Мучения Маленького Мука были столь велики, что впору было назвать его Большим Муком.
- Вы мне не поверите, ваше величество, - простонал он. - Я съел фигу. И у меня вырос мясистый нос и такие же уши.
- Ну, предположим, - кивнул король. - Я думаю, ты догадываешься, что уши и нос меня не особенно интересуют. Меня интересуют органы, похожие на них по форме, но расположенные гораздо ниже. Я хочу доставить удовольствие королеве, и ничто не заставит меня отказаться от моего намерения. Что ты на это скажешь?
- Я думаю, ваше величество, - захрипел Маленький Мук, дернувшись от прикосновения раскаленного железа, - я думаю, что фигу следует ввести в организм с другого конца. Тогда вы непременно добьетесь желаемого результата.
- Ты в этом уверен? - вскинул брови король.
Терпение и силы Маленького Мука были на исходе. Он только кивнул.
- Отлично, - король ударил в ладоши. - Палач! Проткни ему язык раскаленной спицей, чтобы он больше никому не выболтал этот важный секрет.
Маленький Мук взвыл, но палач был опытен и силен. Теперь Маленький Мук только мычал.
- Чтобы эффект был побольше, фига тоже должна быть побольше, - Король состроил фигу и критически осмотрел ее. - По-моему, вполне недурна. Или мне пригласить какого-нибудь богатыря? Нет, - рассудил король, - все должно оставаться в тайне.
Он велел палачу отвернуться и спустил панталоны.
Маленький Мук отчаянно мычал и мотал головой.
Король присел и ввел себе фигу в намеченное место. Затем стал ждать на корточках, задумчиво глядя, как мерно покачиваются предметы его недостаточной гордости.
- Оно не увеличивается! - воскликнул он. - Ты обманул меня!
Мыча, Маленький Мук качал головой.
- Может быть, все-таки съесть?
Маленький Мук чуть успокоился, прищурился и согласно кивнул. Король присмотрелся к пальцам самого Мука, но после трудов палача они все превратились в обрубки и огрызки.
Король вынул фигу, потянул носом, поморщился. Обученный технике визуализации, чем занимался придворный психолог, он вообразил себе сыр сорта рокфор. Затем вздохнул и впился фарфоровыми зубами в фигу. Кровь хлынула ручьем.
- Оооооооо!... - заорал король, в ужасе глядя то на укоротившийся палец, то на Мука. Его горестное восклицание было эквивалентно волшебному слову "мутабор". - На плаху! На плаху сию минуту! Сначала уши, потом нос, потом голову!...
Маленький Мук слабо улыбнулся. Из глаз его потекли слезы облегчения.
11. Время подснежников
Девочка только что закончила Школу Милиции, и ее направили в один райотдел.
Там, понятно, ее встретила вся орава - ну, там любому известные Дукалис, капитан Ларин, майор Соловец, Казанова. Плюс всякая шушера на подхвате.
И никому она не дала.
Сентябрь прошел, октябрь, уже и ноябрь миновал - не дала. Наступил декабрь.
- Пойдешь за подснежниками, - приказал ей майор Соловец.
А куда денешься? Служба есть служба. Пошла девочка в лес, как была - в полушубке, шапке-ушанке, перепоясанная ремнем с кобурой. В кобуре - пистолет по фамилии Макаров. Да какой с него толк в такой темнотище? Ни зги не видать. Вот уже и лесопарк: огромный, черный. Застывший пруд. Вьюга, мороз, да девичья гордость, такой расклад. Вдруг видит девочка - костер. "Ну, - думает, - везет мне на бомжей". Подходит ближе - и вправду бомжи: жарят на прутике какую-то собачатину. Одни помоложе, иные посолиднее, в бороде. Оробела девочка, но все-таки звонко спросила:
- А ну, кто такие? Документики предъявим?
Закряхтели бомжи, полезли за справками об освобождении. А в них прописано: Январь, Февраль, Март, и так далее.
- Двенадцать Месяцев мы, девонька, - отвечают они. - Вот, питаемся. Но, в общем-то, мы бомжи, в этом ты не ошиблась. Чего тебе надобно здесь в такую лютую пору?
- Подснежников, - робко говорит девочка и перетаптывается: ноги замерзли, да специфический аднексит начал обостряться..
- Ха, - говорит Братец Декабрь, - да ведь Подснежников прежде Апреля не бывает. Уступим, братцы? Или на хор поставим?
- Делайте, что хотите, - твердо отвечает девочка, - но хора у вас не выйдет.
И - пистолет к ушанке.
- Ну, - говорит братец Декабрь, - за такое целомудрие устроим мы тебе часик-другой Апреля.
Ударил посохом Январь, и пошел сосулечный звон. Ударил Братец Февраль - и тихо сделалось, да бесшумно падают хлопья снега с ветвей. Ударил Март - и все покрылось настом. А как ударил ладный, но только чумазый от собачатины Братец Апрель - зазеленели почки, хлынули ручейки, растаял пруд. И всплыли Подснежники - все шесть утопленных тел, по которым не были закрыты дела у майора Соловца.
- Они всегда по весне всплывают, Подснежники, - шмыгнул носом Братец Апрель. - Раздутые! Надо бы, Братец Январь, санями помочь. А то как она их потащит. Не волоком же.
Месяцы, вооружившись корягами, вытянули Подснежников на бережок. И стук повторился в обратном порядке: не успела девочка нарадоваться зеленой травке, как вновь потянуло стужей, повалил снег. И тройка коней стоит, запряженная в роскошные сани. Побросали туда Подснежников, а после Месяцы расселись по местам у костра, затянули песню: "И уносят меня, уносят меня, в звенящую снежную даль три белых коня, ах, три белых коня - Декабрь, Январь и Февраль".
Так, напевая, девочка и подъехала к райотделу милиции. Вышел подполковник по прозвищу Мухомор, прослезился:
- Молодчина, девонька. Не посрамила отдел. Сберегла свою честь. И честь отдела. А вы свою честь, - сказал он Соловцу, Ларину, Дукалису и Казанове, - сейчас пойдете терять. Ко мне в кабинет.
И повел их.
12. Голый Король
- Посмотрите, какой кафтан, - сказал первый портной, приобнимая короля за плечи.
Король взглянул в зеркало и ничего не увидел.
"Правильно ли я его понял?" - подумал он и оглянулся на придворных. Те усиленно закивали; придворных король набирал сам и в их мнении не сомневался. Он полностью доверял их мнению.
- Так, а панталоны? - осведомился король.
- О, разумеется - панталоны! - второй портной подскочил и легчайшим касанием провел рукой по ногам короля, от самой талии.
Король прищурился и снова заглянул в зеркало. Никаких штанов он там не увидел.
"Не хотелось бы выставиться окончательным дураком", - засомневался король. Он еще раз сверился с придворными: те выставляли большие пальцы.
- Да, великолепный наряд, - задумчиво молвил король, внимательно изучая портных.
Те согнулись в низком поклоне.
"Не могут же все ошибаться в этих портных", - король успокаивал себя и так, и сяк.
- Хорошо, - согласился король. - Ваша работа меня устраивает, и я принимаю вас на королевскую службу.
Через день состоялось торжественное шествие.
Процессию возглавлял голый король, который гордо вышагивал, осыпаемый цветами, летевшими со всех сторон.
Какой-то несмышленыш высунулся и завопил:
- А король-то - голый!
- Верно, малыш, - отец втянул его обратно в толпу. - Ты все схватываешь на лету.
За королем шли портные, тоже голые. Король не ошибся в портных. Следом шагали придворные, привычные к парадам и шествиям геев. Дальше уже валила чернь - всякий сброд, накачанный, размалеванный и надушенный.
- Пусть едят пирожные! - кричала королева с балкона.
Королю была не нужна королева, но она ему полагалась. Она готовилась к собственному параду, что был намечен на страстную пятницу.
13. Горячий цветок
Купеческая дочь, как и следовало ожидать, заблудилась в джунглях и не поспела к назначенному часу. Вдобавок ко всему прочему, она опоздала на паром и прибыла на последнем.
Где-то здесь, как нагадала цыганка, прятался от людских глаз ее суженый: ждал ее, хранил для нее Аленький Цветочек.
Она уж знала про то и сама от купца-отца, который спьяну набрел на этот Аленький Цветочек и вздумал сорвать, но сразу вмешалось отвратительное, косматое чудище, владевшее цветком.
- Пусть приезжает дочка, - приказало чудовище, довольно гнусно изъясняясь на людском языке. И отобрало у купца кинжал. - Пускай не опаздывает, иначе я могу погибнуть. И пусть не прикасается к Цветку, ибо это - смерть.
Девушка была настроена романтично. Ее предупреждали, что чудовище могло оказаться простым прокаженным, которым тут несть числа, но она, полная веры в светлое и вечное, отправилась в путь.
"Нехай чудовище, - думала дочка. - Дома-то, которые с гармонью, не лучше".
Блуждая среди лиан, оплеванная обезьянами, изжаленная диковинными насекомыми, она вдруг заметила свет и поняла, что добралась до нужного места. Раздвинув ветви кустарника, она увидела ужасную картину: ее Аленький Цветочек, предмет бессонного вожделения, был сорван. Какая-то кошмарная горилла скакала и прыгала, тыча им в морду другого чудовища, уже поверженного, уже ослепленного. Кругом орали, ревели и трубили невидимые во мраке животные. Чудовище корчилось в агонии, пахло паленой шерстью.
Горилла вдруг замерла, заметив гостью. Сжимая в руке трепетный, огненный цветок в глиняном горшке, она приблизилась и улыбнулась жуткой улыбкой во всю свою немытую, скользкую рожу:
- У меня забилось сердце, - прошептала горилла. - Прижми ко мне руку и послушай. Это весна! Это пора любви, водопоя и совокупления!
Купеческая дочь, содрогаясь от брезгливости, приложила руку к мохнатому соску. Собеседник обернулся, опустился на четвереньки и торжествующе завыл:
- Красный Цветок теперь мой! И Железный Зуб тоже мой! Шер-Хан повержен, а я... я человеческий детеныш, я ухожу с нею, таков закон джунглей...
- Меня зовут Маугли, - сказал он купеческой дочери. - Я и есть твое чудовище, и ты мне покажешь, как играть на гармонии, потому что мне очень понравилась игра твоего отца, особенно застольная... И не забудь, что меня воспитали волки...
Желая с ним авансом посоперничать, слон Хатхи протрубил марш Мендельсона
14. Госбезопасное Меню
старая сказка, переделанная из драматургической первоматерии
ПАВИАН {спикер}: Коллега Слоненок! Извольте соблюдать регламент!
СЛОНЕНОК: Но я только задал вопрос! Это заняло полминуты!
ПАВИАН: Коллега, ну будем же соблюдать правила! Мы же их сами выработали...
СЛОНЕНОК: Я протестую! Я внес, в конце концов, депутатский запрос...
ПАВИАН: Я вынужден просить вас...
СЛОНЕНОК: Нас, кстати, смотрят все джунгли...
ПАВИАН: Что? Ах, да...ну, что же... по правде говоря...Я предлагаю поставить обсуждение вопроса на голосование. (ропот в зале)
СЛОНЕНОК {слегка тараща глаза}: Меня вот что интересует: что ест Крокодил на обед?
ПАВИАН: Давайте уважать друг друга. Почему сразу - Крокодил. Это товарищ Кракушев, мы все его хорошо знаем. (Видно, что знают все: гул неопределенной направленности). Голосуем, коллеги. Кто за?
ПАВИАН: Я так вижу, что за нет. Кто против?
СЛОНЕНОК {запальчиво}: Нас смотрят все джунгли!
ПАВИАН: Так что, коллеги, я попросил бы вас все обдумать...не торопиться... Нас, знаете, все джунгли смотрят. Давайте подумаем вместе: правильно ли будет в таких условиях отказаться от прений. Итак, голосуем повторно. Кто за рассмотрение запроса Слоненка? Ну вот, коллеги, единогласно! Уже записались Страусиха, Бегемотиха... я сам собираюсь сказать несколько слов...
СЛОНЕНОК: Когда же они успели? Ведь и получаса не прошло...
ПАВИАН {машет на него ногой}: Уважаемая Страусиха, прошу к микрофону. Что? После какого-такого основного доклада? Ну, хорошо. Прошу вас, коллега Слоненок.
СЛОНЕНОК: Уважаемое собрание! У меня, собственно, не доклад. Я всего-то и спросить хотел, что товарищ Кракушев ест на обед? Мне непонятны ваши затруднения... Вот он тут сидит собственной персоной, в Президиуме, так пусть он скажет! Если кратко, то у ряда обитателей побережья возникли подозрения в некотором искажении Крокодилом санитарных заветов великого Рикки-Тикки-Тави, истребившего Нага и Нагайну. Гуляет мнение, что Крокодил узурпировал права общественного санитара, о чем, в частности, косвенно высказывается Тамбовский Волк, именующий в недавнем открытом письме Крокодила своим товарищем...
(СТРАУСИХА и БЕГЕМОТИХА спешат к трибуне и сталкивают с нее СЛОНЕНКА)
ПАВИАН: Коллеги, это не методы. Критика, с чьей бы стороны она не исходила, должна вестись парламентскими методами. Прошу вас, уважаемая Страусиха! Я предоставляю вам слово.
СТРАУСИХА: Высокое собрание! Нападки на нашего уважаемого товарища Кракушева мне кажутся странными. Свойственные Крокодилу функции необходимы джунглям. В любом биоценозе принято выделять фактор, максимально ответственный за экологическое равновесие. Товарищ Кракушев, по представлению Высшего Исполнительного Органа, успешно справляется с этой задачей. Поясню примером: недавно, совершая обычный для Страусов спортивно-оздоровительный бег вдоль побережья, я, при виде отдыхавшего Крокодила, остановилась, дабы не нарушать его заслуженный сон, и сунула голову в песок. Засовывая в песок голову, я разбила крокодильи яйца. Ужаснувшись, я сама непроизвольно снесла яйцо. Многоуважаемый товарищ Кракушев, проснувшись, мигом его проглотил, после чего великодушно позволил мне уйти. Он объяснил, что, съев яйцо, в достаточной степени восстановил экологическое равновесие, и у него нет оснований задерживать меня.
СЛОНЕНОК (с места): При чем тут яйцо?
СТРАУСИХА: Вопросы питания товарища Кракушева требуют, несомненно, детального изучения. Необходима разработка научных таблиц калорийности. Предлагаю создать для этого специальную комиссию, включающую Слоненка, Антилопу-Гну, Лемура-Соню, Рыжего Опоссума и, конечно же, товарища Кракушева в качестве председателя.
ПАВИАН: Предоставляю слово коллеге Бегемотихе.
БЕГЕМОТИХА: Я не понимаю, о чем идет речь. Нынешний Крокодил совсем не плох, и я даже предлагаю в качестве чрезвычайной меры переизбрать его заново сразу на три полных срока. Крокодилов, как известно, на переправе не меняют. Сегодня у нас Крокодил хороший, а какой будет завтра?.
СЛОНЕНОК {добившись слова}: Я ведь не возражаю против института Крокодилов, не прошу ничего невозможного, пусть только он сам честно скажет - что он ест на обед?
КРОКОДИЛ: Да ладно, я скажу.
ПАВИАН: Вот видите, коллеги. Все мы растем, учимся. Это нелегкий процесс, и мы находимся в самом его начале. Итак, уважаемый товарищ Кракушев, что вы кушаете на обед?
КРОКОДИЛ {неожиданно выпрыгивая из Президиума, злобно}: Слонят! Маленьких Слонят!
Яростно впивается зубами в нос-обрубок СЛОНЕНКА. СЛОНЕНОК, отпрянув, упирается; нос медленно, но верно вытягивается в хобот. Вопли: "Вот ваше истинное, носатое лицо!" Топот, рык, звон колокольчика. Панорама.парламентского зала сменяется заставкой, изображающей джунгли в Сезон Дождей. Голос за кадром сообщает, что по техническим причинам для всех телезрителей поет птичка Дарзи.
1990, 2004
15. Гости из Будущего
- В общую камеру их! - приказал капитан милиции. - Которую Громосека держит. Какая низость! Украли у маленькой девочки миелофон. Возьми его девочка, беги домой.
Алиса убежала, а космические пираты Глот и Весельчак У попытались трансформироваться в руководителей МВД, но у них ничего не вышло. Оба сидели в наручниках и противогазах, трансформировавшись, таким образом, всего лишь в "слоников" - на время допроса и прочих следственных действий.
Они во всем признались, а когда им пережимали хоботы - послушно расписывались в показаниях.
-...Кто к нам пожаловал! - загремело в камере, едва та захлопнулась.
Смотрящий камеры, хорошо оснащенный для этого дела Громосека, ущипнул Весельчака У.
- Этого - мне!
Через десять минут в камере вспыхнул ослепительный свет, и возникла строгая и стройная дама в обтягивающем комбинезоне. Она держала волшебную палочку и напевала: "прекрасное далёко, не будь ко мне жестоко".
Среди общего онемения дама, взглянув на Глота и Весельчака У, произнесла:
- Похоже, в этой эпохе уже овладели техникой консервации, и я здесь не нужна.
- Нужна! Еще как нужна! - заревело сто голосов.
Но гостья из Будущего уже растаяла. Вместо нее втолкнули зачем-то капитана Зеленого.
- Ну, что у нас нехорошего? - спросил он печально.
И ему объяснили.
16. Гуммозко
- До чего же у вас замечательно в вашем секс-шопе! Я бы здесь поселилась.
- За отдельную плату...
- Ну, что вы, это пока вопрос далекого, далекого будущего. Когда во мне проснется интерес к отделу геронтофилии. Что у вас новенького? Я вижу какие-то игрушечки, баночки, скляночки? Что-то возбуждающее? Я бесконечно пресыщена..
- Вы правы, это новинки. Вот в этих баночках и скляночках - сок Гамми. От этого сока все резиновое начинает подпрыгивать и подскакивать....
- И даже...
- Нет. Его наливают вот в этих специальных медвежат, мишек Гамми. Вы бы видели, что они вытворяют друг с другом вприпрыжку! И если присоединиться к ним, направляя их действия в соответствии с вашими потаенными желаниями...
- Ах, так вот почему они дергаются. На витрине. А если выпить самой?
- Я не советую вам, это не пищевой продукт. По составу близок к моющим и чистящим средствам. К тому же если у вас стоит спираль... случится большая беда! Она, конечно, не то чтобы резиновая, но...
- (Огорченно): Значит, без мишек нельзя....
- Они обработают вас в наилучшем виде, у них особые микрочипы, реагирующие на запахи. Они улавливают сокровеннейшие желания. Это очень сложная технология.
- Хорошо. А если смазать этим соком презерватив партнера?
- С нашими мишками вам не понадобятся никакие партнеры! Кроме того, партнер рискует серьезной травмой. Возможно членовредительство...
- Я все поняла. Но все же мне хотелось чего-нибудь посолиднее. Ведь Рождество уже очень близко, почти как восьмое марта. Нет ли у вас литровой бутылки Гамми для холодного, бесстрастного, резинового мужчины, которого я уж как-нибудь, да сумею расшевелить?
- М-ммм... Вы ставите нас в тупик. Впрочем - да! Он есть! Если вас устроит вон тот рекламный Морозко, что поставлен у входа для привлечения клиентов... Он целиком из резины! Однако этот... м-мм... Гуммозко... обойдется вам...
Но дама, лишенная мужского тепла, уже цокала каблуками, намереваясь обнять безжизненного бородача в синем астрологическом кафтане.
- Можно мне взять заодно и посох? - глаза ее лучились восторгом. - Я буду наказывать его, если он вздумает отлынивать!
17. Дед Мороз и Лето
сказка-фэнтези
- Введите его.
Седобородый старец в красном, с мешком за спиной, рухнул на пол, направляемый мощной десницей.
- Как твое имя?
- Дед Мороз. Иногда - Санта Клаус.
- Что тебе здесь понадобилось?
- Я хотел увидеть Лето. Я никогда его не видел.
- Ты видишь его. И что?
- Ничего, господин.
- Так-таки ничего?
- Я полностью удовлетворен, господин.
- Смотрите, он весь мокрый, этот старик! Он просто тает на глазах!
- Это говорит о его вежливости и благородстве. Он отдает нам свою воду. Соберите ее всю до последней капли. Что у него в мешке?
- Бессмысленные предметы, мы проверили их на яды и взрывчатые вещества. Напоминают детские игрушки.
- Чего ты хочешь, старик?
- Я хочу мороженого, - пролепетал Дед Мороз.
- Это невозможно, - рассмеялся герцог Лето Атрейдес. - Что это за штука такая - мороженое? Дункан Айдахо! Пол!
Айдахо и Пол Атрейдес приблизились.
- Я не думаю, что это лазутчик Харконненов. Покажите ему Дюну. Возьмите в орнитоптер, слетайте на буровую. Если повезет, он увидит Червя. Слышишь, старик? У тебя есть шанс познакомиться с Шай-Хулудом! - подмигнул деду Лето.
Дед Мороз благодарно кивал, но все мельче, и становился все ниже.
18. Делёжка
Пояснение: по Данилу Корецкому, в уголовной иерархии "апельсином" называют скороспелого вора в законе, который себе корону или купил, или получил в счет совместных дел и расчетов - короче, из "новых", баклан, чье место у параши...
В тайге было холодно. В побег, не надеясь на мерзлые ягоды и случайного калорийного зверя, воры взяли с собой апельсин.
Погоня осталась позади. Беглецам везло: погода была мутная, и вертолеты не летали. Падал снег, припарашивая (sic) следы. Пропитания ради, захватили с собой апельсин. Развели костерок, улыбнулись друг другу. По снежному лесу разнесся неприятный фальцет:
- Мы! Делили! Апельсин!...
Ему вторил баритон, будто бы удивленный:
- Много нас - а он один!...
Апельсин к тому времени уже молчал и не участвовал в песне.
- Эта долька - для Чижа...
Чиж принял веточку с ломтиком апельсина и начал жарить над костерком.
- Эта долька - для Ежа...
Ёж, заваривавший чифирь, улыбнулся.
Оба жили козырными фраерами.
- Эта долька - для Котят...
- Эта долька - для Утят...
Братья Котовы и Уткины, известные рецидивисты, мгновенно и жадно закапали краденые бушлаты апельсиновым соком.
- Это долька - для Бобра...
Бобер, главный законник, ради стройности песенки, отужинал последним.
- А для Волка, - Бобер презрительно обернулся в сторону покинутой зоны, - кожура...
Очистки от апельсина и выплюнутые косточки забросали снегом и стали устраиваться на ночлег.
19. Дудочка и Кувшинчик
В газете "Правда" от середины тридцатых годов минувшего века появилась передовая статья, прославлявшая коммунального работника по прозвищу Крысолов. Иногда его называли Дудочником за дудку, которую он постоянно носил в специальной цилиндрической портупее и трелями дудки выманивал из гадких подвалов загипнотизированных крыс. Сыграет несколько нот - и вот к ближайшему канализационному отверстию уже несется весь выводок.
Но Дудочник занимался не только дератизацией столицы родины.
Теплым летним вечером он вошел в опустевшее здание научного института. Там, во втором этаже, его дожидался в лаборатории второй соучастник преступной банды вредителей, настоящий врач. Над его рабочим столом висел портрет Сталина. А на самом столе высилась красная стопка книг: собрание сочинений Ленина. "Чтобы бить врага, надо знать его оружие", - говаривал старичок-вредитель.
- Час пробил, - прошептал старый профессор и покосился на кувшинчик с болезнетворными микробами, стоявший рядышком с трудами Ильича. - Дуди, трубач.
Дудочник расстегнул портупею, вынул дудочку и заиграл так, как не играл никогда прежде. В коридоре послышался шорох; мыши и крысы мчались вовсю, и злонамеренный профессор, охвостье троцкизма, приветствовал их приход, впускал. Подсаживал к кувшинчику и вкалывал смертельную культуру, а некоторым вешал на шею специальные бирочки, где были указаны адреса товарищей Горького, Крупской и прочих деятелей: дескать, доставить сие домашнее животное по прямому назначению.
Дудочник играл, крысы текли ковром. Вредитель работал шприцем, изредка поправляя колпак и вытирая пот.
- Детишек тоже вызовем? - спросил сквозь зубы Дудочник. - Я умею!
- Они сами сбегут, - махнул рукой профессор. - Вместе с остальными. На выход, друзья, на выход! - он выпускал начиненных отравой крыс через черный ход. - А мы с тобой уедем пораньше, прямо сейчас. Куда-нибудь подальше - скажем, в Сочи. Устроимся там счетоводами.
Дудочник согласно кивнул, но тут началось непредвиденное. Следом за крысами в лабораторию начали заходить околдованные чекисты в тужурках и с наганами. Они с теми крысами существовали на одной волне. И вскоре чекистами наполнились и коридор, и вестибюль, и целая толпа заполонила площадь перед институтом, и тот был окружен. Вредители поняли, что их карта бита.
Прикатила черная машина; из нее высунулся человек, испещренный красными ромбами, с рупором и заткнутыми ушами. Он принялся орать в светящееся окно:
- Сдавайтесь, сдавайтесь, наймиты и подголоски! Выходите с поднятыми руками! И дудку! Главное - не повредите дудку! Чтобы я имел эту дудку себе в целости и сохранности! Иначе...
Однако враги народа и без того знали, что означает "иначе". Мелодия смолкла. Опустив головы и бережно неся перед собой дудку, они стали спускаться по лестнице под прицелом очухавшихся наганов. Последний чекист прихватил кувшинчик и Ленина. Это были вещественные доказательства.
20. Житейское дело
К Малышу прилетел Карлсон.
Он прилетал давно, и все этому поверили, даже мама с папой; и никого этого не удивляло, потому что Малыш нюхал клей.
- Полетаем? - с надеждой спросил Малыш.
- Нет, давай-ка мы лучше пошалим, - возразил Карлсон.
- А как? Сделаем паровую машину?
- Фу, - Карлсон скривился. - Это неинтересно.
- Ну, тогда построим башню из котлеток?
- Нет, - поморщился Карлсон. - И потом: что скажет твоя мама?
- Значит, на крышу, - догадался Малыш.
- Чего я там не видал, - зевнул Карлсон.
- Ну... ну, нарядимся привидениями?
- Я и есть привидение, - напомнил Карлсон. - Мы давай вот что устроим. Ты позвони в милицию и скажи, что заминировал вокзал.
- А зачем?
- Знаешь, как они забегают! С собаками! Ты ведь давно хотел собаку?
Малыш снял трубку.
Через час, когда Малыша вели в камеру, Карлсон летел рядом и жужжал:
- Пустяки! Дело житейское!
Уже в камере Карлсон присел на шконку и повторил:
- ...житейское. Кто не был, тот побудет, а кто побыл, тот не забудет.
Малыш присмотрелся и увидел, что это уже вроде не Карлсон, или Карлсон изменился. Его трехлопастный пропеллер на спине превратился в церкву о трех куполах.
- Мы сейчас пошалим, - сказал Карлсон.
21. Заколдованный Камень
Сказ типа Уральского и вообще быль
В новгородской деревне Родивановщина некогда жили сплошные Плотниковы, женина родня. Теперь-то там остались только тесть с тещей, да и те перебираются в соседние Жабны. И в этих краях все еще жива легенда про Волшебный Камень в лесу, которую я и спешу записать, пока она не погибла окончательно.
Рассказывают, что на исходе войны, когда отступали литовцы, они зарыли под огромным камнем клад. Никто не знает, откуда бы еще взяться в лесу этому камню. Камень порос мхом, а вокруг ничего не растет.
Конечно, окрестный люд пробовал подкопаться, но вечно ему мешали. Появится кто-то, предложит выпить и исчезнет.
Один так даже не за кладом ехал, а просто мимо шел, и видит - телега, а в телеге мужичок: садись, говорит, подвезу. Путник, садясь, перекрестился и сел прямо в лужу, а никакой телеги и нет.
Однажды жениной прабабушке приснился сон. Якобы надо явиться к Камню ночью, одному, и главное - молчать. Очистить Камень, обмыть, и тогда там проступит надпись с указанием, где копать.
Народ, естественно, потянулся. И вот приходит такой алчный человек ночью, один, с твердым намерением молчать. Но тут, откуда не возьмись, появляется какая-то личность с бутылкой: давай, предлагает, выпьем - ну че ты, мужик. Тот вступает в беседу, они пьют, а дальше все заканчивается ничем. И так со всеми.
Наконец, когда тестю было лет 12, произошла такая история. Собрался народ во дворе пьянствовать, и все пропьянствовал, надо телегу засылать в центр. Послали гонца в телеге; тот съездил, закупил много хорошего и вкусного, едет обратно - мимо Камня. Появляется, как из под земли, мужичок: подвези. Ну, садись. Мужичок: ну, выпить-то дай! Вон у тебя бутылка!
Отчего же не дать.
Короче говоря, гонец вернулся пустой.
Собрание осатанело; понабилось в телегу и припустило к Камню искать обидчика, Глядят - а вся дорога к Камню теми самыми пустыми бутылочками уставлена. Вот какое чудо.
Между тем, Камень все глубже уходит в землю.
В позапрошлом году его поразила молния, и Камень раскололся. Один осколок теперь лежит у тестя в огороде. Вообще говоря, поскольку Плотниковых в деревне больше не осталось, клад принадлежит нашей семье.
22. Зверь из Вод
Как известно любому ребенку, синее море разбушевалось.
Старик уж давно не забрасывал невод; он просто стоял и кликал. Ему это было труднее сделать, чем нам; у него не было мыши.
Золотая Рыбка выслушала последнюю просьбу вздорной старухи.
Дело для старика завершилось скверно, да только Александр Сергеевич был еще слишком мал, и няня, Арина Родионовна, немного исказила события.
- Что ты все меня кликаешь? - осведомилась Рыбка с гребня волны. - Так и голос посадишь. Со старухой не можешь управиться!
- А как же тебя, снова неводом? - с надеждой спросил старик.
- Подумай. Не надо неводом.
- Удочкой, что ли? - усомнился несчастный.
- Почти угадал. Забрось свой уд в бушующий океан, и станешь свидетелем великих перемен.
- Да он у меня, - застыдился старик, - вот уж лет тридцать, как... если только именно забросить.
- Вот и бросай, - настаивала Рыбка, кокетничая на гребне.
Старик послушался, и Рыбка нырнула. Что там происходило с удом, то скрыто водами. Может быть, обошлись с ним, как с обычной крупной наживкой. А может, просто хвостиком махнули.
Однако вышел уд с такими параметрами и качествами, что старик стал протирать глаза фланелевой тряпочкой.
К царицыному дворцу он пришагал достойной поступью, опираясь на посох. Огладил и развел напополам потемневшую и загустевшую бороду.
- Пущай государыня примет, - велел он страже, крестя караульные лбы. - Доложите: Распутины мы.
23. Знания умножают печаль
Шляпа-колокольчик валялась на полу; сиреневый галстук был плотно закручен вокруг тощей, немытой шеи.
- Где ты держишь сейф? - задал вопрос Первый.
- Не знаю, - прохрипел человечек, привязанный к стулу.
- Хорошо. Я задам другой вопрос: где ты держишь ключи от сейфа?
- Не знаю...
- Когда состоится собрание акционеров?...
- Не знаю...
- В какой стадии находятся переговоры с интересующими нас партнерами?
- Не знаю...
- Давай сюда паяльник, - сказал Первый. - Включи утюг. Пристегни его к трубе. Засунь ему галстук в пасть. Лживая рожа! - Первый размахнулся и свалил человечка на пол вместе со стулом.
Второй - такой же бритый, как Первый - уже подключал паяльник и утюг.
В коридоре послышались веселые голоса и дружные шаги.
- Рвем отсюда когти, - прошипел Первый.
Оба выскочили за дверь, успев одновременно бросить взгляд на привинченную к ней табличку. Они свернули за угол и остались незамеченными
Дверь распахнулась; вошли, оживленно беседуя, Доктор Пилюлькин, Пончик и Цветик. При виде паяльника, утюга, пятен крови и связанной жертвы они вдруг истошно завизжали.
Бритые бежали по булыжной мостовой.
- Связь плохая, - бурчал на бегу Первый. - Не разберешь - Знайка или Незнайка... Хрипит, шумит, воет...
- Да, хреновая связь, - согласился Второй.
Их направили разобраться сугубо к Знайке, который успел сделаться председателем ООО "Солнечный Город" и уже выпустил акции, подкрепленные реальными участками на Луне.
24. Золотушка
У Короля с Королевой было три сына. Двое уже поженились и своими королевствами обзавелись для междоусобных увеселений, а младший Принц все страдал. По причине перенесенной в детстве золотухи все его так и звали: Золотушка. У него были плоские шутки и недержание мочи. По этому случаю Король затеял бал.
Перед балом Принц, которому Король, не сыщи тот себе невесту, посулил "После бала", сидел, горевал, мрачно скабрезничал и недержался.
Внезапно ему явилась фея, которая сказала:
- Мне жаль тебя, Золотушка. Все будут в красивых нарядах, напудренные, надушенные, нарумяненные, а на тебя, страшного, никто не посмотрит. Я сделаю тебя настоящим красавцем, но только до полуночи. В полночь ты должен покончить и с помолвкой, и с энурезом. И побольше молчи. Иначе все снова сделается мерзким и отвратительным.
Фея дотронулась до принца волшебной палочкой, и тот приобрел аполлонически-дионисийские черты.
Когда на бал прибыла знатная дама с дочкой на выданье, Золотушка не отходил от нее ни на шаг. Он даже, напрягшись, пообещал юной деве вечную любовь на земле. И вдруг увидел, что на часах уже без одной минуты двенадцать.
- Мне нужно в туалет! - закричал он и пустился бежать по лестнице. Один сапожок соскользнул с его затянутой в лосину ножки. И это было все, что осталось от прекрасного Золотушки. Поэтому он, не в силах смириться с судьбой, ушел из дворца и даже не оставил записки.
Но мама с дочкой цепко взялись за дело и начали разъезжать по городу, возя с собой сапожок. Король с Королевой выделили им в помощь церемониймейстера, ибо тоже имели свой интерес. Король назначил молодоженам, буде найдутся, награду в географическом исчислении.
Каждому встречному они примеряли сапожок, но тот не налезал. Наконец, переехали гнусного, покрытого язвами, ничему не обученного недотепу голубых кровей, который был бос на одну ногу. А на второй красовался грязнющий башмак. При виде знатных дам бродяга сразу же обмочился, но дамы задрали подолы и все же примерили сапожок. Он пришелся в самую пору!
Через минуту из кареты неслось радостное гоготание. Прохожие зажимали носы. Карета летела и постепенно превращалась в тыкву.
25. Инкогнито из Петербурга
- Все будет по-прежнему, - приговаривал медведь, изучая руины Теремка и прикидывая размеры освободившегося участка. - Заживем еще лучше. Мы построим новый Теремок. Я тут лес держу. Я, вообще, хотел подпалить, но дай, думаю, сяду...
...И новый Теремок начал расти, как на дрожжах. Медведь похаживал да порыкивал на таджиков, которых набрал на станции. Он не отнимал от уха лапу, отдавливая его мобилой.
Приезжали грузовики, приползали бульдозеры. Замешивался и густел бетон, росли кирпичные стены, в ближайший пруд выдвигалась купальня с сауной. Скоро Теремка было не узнать: красный, кирпичный замок с башнями - такой настоящий, что петушок отказался от внутренних покоев и вызвался жить на самой верхотуре, флюгером. Были шпили, были окна с мозаикой, были ворота с фотоэлементом и подземный гараж, а медведь все названивал, и вот уже привозили антикварную мебель, натирали полы. Глупый зайчик носился со щеткой.
Лисичка-сестричка, глядя на все это дело, сказала волчку-серому бочку:
- А ведь нам полагается компенсация. Денежное вознаграждение. Попроси-ка у него телефон.
И позвонила куда-то.
Все собирались чаевничать в готовом уже Теремке, но тут в просторную горницу, давя сапогами лягушку-квакушку и мышку-норушку, ворвались вооруженные бронированные чудовища в масках.
- Всем лечь! Всем к стене! К стене, косолапый, лапы раздвинь, - и сапогом между лап, с медвежьей спины. - Налоговая полиция.
Следом чинно вошла птица-Секретарь из Петербургского Зоопарка.
26. Инородное тело
Лейтенант криминальной полиции упер руки в боки.
- Итак, вы продолжаете утверждать, что проглотили Солнце?
Очень тучный, убитый горем джентльмен в наручниках и пиджаке в елочку, закивал наголо обритой головой.
Второй полицейский толкнул первого локтем:
- Почему он в браслетах?
- Приставал к прохожим, - пожал плечами тот. - Падал на колени. Сопротивлялся при задержании.
- Пригласи психолога, - посоветовал второй.
Но кругленький психолог уже входил, сияя ярче проглоченного Солнца и показывая, что без труда сумеет его заменить. К тому же он был лысенький, да еще в пигментных пятнах.
- Ну, что у нас? - воскликнул бодрячок с порога. - Вы проглотили Солнце? Но как же? - он указал на окно. - Оно же светит! Вы же видите - очень светло и жарко! Полдень, isn't it?
- Я проглотил Солнце, - заплакал тучный арестант.
- Но не Лектор же ваша фамилия, - усмехнулся психолог. - Да и тому такие подвиги были не по зубам. - Он пожал плечами и обернулся к полицейским:
- Два пальца в рот?
- Только не здесь! - отшатнулись те.
- Но у вас же есть помещение для усиленного допроса...
- Да, там можно, - согласился первый полицейский.
- И закажите рвотного, и воды, - распорядился психолог.
Когда в холодной комнате без окон, из железа и камня, все было готово, с задержанного сняли наручники, пиджак; дали выпить большую бутыль воды и четыре таблетки.
- Меня нарекли Крокодилом, - всхлипывал тот. - Еще вчера. А утром...
Вдруг он повалился на колени и полез рукой в рот. Психолог победоносно отступил.
- Учитель... - объяснял толстяк между спазмами. - Скаазал мне сегодня на заре...
- Это секта какая-то, - догадался психолог.
- ...сказал, что он, раскладывая камни в саду камней....там даже бродят ручные медвежатушки-толстопятушки... допустил непростительную ошибку...
Рвота началась, и полицейским забрызгало брюки.
- Смотри, - прошептал первый, - указывая на что-то белое, тряпочное, вылезавшее из безутешной пасти нареченного Крокодилом, и эта тряпка чуть не задушила его, пока не выползла вся: грязная, наголовная повязка с красным кругом.посередине.
Тучному стало легче, и он заговорил живее:
- Желая исправить ошибку... меееее.... он произвел харакири... предварительно взяв с мееееееееня клятву... вобрать его, мое Солнце, в себя, и перед этим отсечь голову... И я ел, ел, и ел... мое Солнце...
- Гляди, гляди, что из него прет, - шептали полицейские. Но речь уже шла о психологе, которому тоже стало дурно, так что наружу выходило еще худшее. Незадолго до прибытия он успел плотно перекусить в Макдональдсе.
27. Как Львенок и Черепаха все-таки спели песенку
Черепаху не пускали на нудистсткий пляж.
- Снимите панцирь, - говорили ей.
- Я не могу, - всеми силами оправдывалась Черепаха.
Львенка не пускали по причине его очевидной возбужденности.
- Такому нельзя.
- Да у меня приапизм с колыбели, - втолковывал Львенок. - Куда же мне деваться? Я лягу на живот и выдолблю ямку.
- А вон холодное ведро, - предложил сторожевой бобер, вялый по всем параметрам. - Окуни в него.
- Ну да, мало ли кто туда окунал? - возмутился Львенок. - Лечись после твоего ведра!
Бобер пожал плечами. Львенок повернулся к Черепахе:
- А пойдем на простой пляж, там пусто, я знаю место.
- У меня и пузырь есть...
- Мы сейчас песенку споем...
- Ты меня покатаешь?
- Ну а почему бы и нет?
- Тогда запевай.
- Я на солнышке лежу...
- Нет, ты возьми выпей и запей, а потом пой.
- Ну их к чертовой матери.
- Кастраты.
- Импотенты.
- Эксгибиционисты.
- Тут вообще все скоро коттеджами застроят, я читал. Вот они запоют!
- А что такое этот твой приапизм?
- А это когда никогда не падает.
- Здорово как!
- Да я им наврал. Он еще как падает, потом покажу.
Имя той черепахе было Тортилла. Не найдя себе места среди нудистов, она в итоге, рассорившись со Львенком, обосновалась в пруду и триста лет заманивала туда длинноносых юнцов, соблазняя их золотом. Один ее прямо-таки разнежил, и она расщедрилась.
28. Коридоры власти
На деревне ростом в одну избу не было председателя, а из своих выбирать - вольнодумно, да и завидки берут, как показало личным примером приглашение Рюрика.
При таком-то большом хозяйстве и масштабе кандидатур, Бабка и Дедка отправили по голубиной почте берестяную грамоту. Обратились за советом к берегу Туманного Альбиона, где Рюрик не Рюрик, а все же правит полуправдоподобный Король Артур. Короля Артура вытащили прямо из-за Круглого Стола, где он со своими рыцарями развлекался игрой в "хмурые лица". Из-под Стола доносились чавкающие звуки неизвестной в истории дамы сердца, а может быть, сердца и прочего шута, однако адресата этого чавканья так и не удавалось установить благодаря легендарной выносливости рыцарей. И сам Артур, над которым и чавкали, удачно замаскировал августейший оргазм восторгом при виде письма от голубя.
Итак, иноземец Артур, призванный стариками в председатели, прибыл и крепко задумался. Быть председателем ему не хотелось, он видел одноименный фильм. Он припомнил, что достойнейший - то есть он сам - во время оно выдернул из камня волшебный меч, который больше никому не давался. Меча, однако, не нашлось.
- Мы воспользуемся подручным демократическим ресурсом, - сказал Артур, поглядывая на исполинскую Репку.
- Меч-то, - скрипел Дедка, - спит себе поперек какого-то тоже спящего богатыря, невесть где лежащего, а если Кладенец - так тот за семью печатями, и его охраняет Кащей.
- Дергаем Репку! - распорядился Король Артур.
И огородная процедура началась согласно общеизвестным фактам. Так появилась Королева Мышильда, которая натворила много мелких пакостных дел, а после, от бескормицы, вообще сбежала на запад, где нажралась радионуклидов из лаборатории профессора Рунге и породила трехголового огнедышащего урода - Летучего Мыша с саблей, Мышиного Короля-Горыныча, который и погубил бы Русь, когда бы не Штирлиц и не Щелкунчик, да и Муромец помог. Его, между прочим, избавили от паралича немецкие аналитики-диссиденты. А дальше и вовсе все сделалось нипочем, когда Володимир на Володимере, да Володимиром погоняют. Потом меняются.
29. Королевская Битва
сказка-фэнтэзи
- В этих снегах полным-полно троллей, - буркнул Леголас. - А между тем уже смеркается.
- Разведем костер, - отозвался Гимли. - И никогда не забывай, что мой топор всегда при мне.
- Как и мой лук, - согласился Леголас.
Арагорн провалился ухом в глубокий снег и прислушался. Он слушал долго, и, когда поднялся, лицо его искривилось в горькой улыбке.
- Они уже близко. И мне обеспечен средний отит.
- Тебя исцелит Арвен, - успокоил его Леголас. - Или - как там у вас, у людей, выражаются: на худой конец - Галадриэль.
- Будет битва, - Арагорн обнажил клинок, а Гимли тем временем развел огонь.
Вскорости костер заполыхал, зато среди снежных отрогов сгустилась тьма.
- Тени ползут! - вскричал Леголас. - Это тролли!
Звякнула тетива, и первая тень опрокинулась со стрелой в левом глазу, не разбиравшем бревна, но разбиравшем соломинку. Вторую тень молча перерубил топор гнома, а меч Арагорна рассек остальных.
Гимли подкинул дровишек, стало светлее.
- Стойте же, - устало сказал Арагорн, созерцая вражеские трупы. - Это же Мумми-тролли.
- Был бы с нами Гэндальф, - всхлипнул Гимли.
На свет костра из леса бесшумно выплыла массивная, грузная Морра. И села.
30. Кот и Лиса
сказка-приквел
Старого и дряхлого Кота, который и в молодости палец о палец не ударил, прогнали в лес, где он мгновенно напоролся на Лису. Та, существо неразборчивое, думала было воспользоваться его немощью и сожрать, но решила иначе.
Спрятала Кота в дупло огромного дуба так, чтобы только сверкали оттуда желтые, дьявольские глаза, и оповестила окрестную фауну о появлении в этом дупле страшного Зверя со страшными планами.
- А звать-то его как? - тревожно спросил Медведь, почесывая в затылке.
- А у него нет имени, - подбоченилась Лиса, - у него есть число 666, а еще он играл в рок-группе "Коррозия металла". Имея мудрость, сочти: 666...
- Ма-а-ало, ма-а-ало! - заурчал призрачный Кот.
- Молчи, придурок, -шикнула на него Лиса. - Ровно, сколько надо...
- Ма-аа-ло!... - горели глаза.
Это Медведю казалось что "мало", что жертвы требует Зверь, а тот ничего не ребовал, просто мяукал от голода.
Лиса продолжала:
- И он нуждается в дани, поклонении, и никого не помилует - ни малых детушек, ни взрослых зверушек...
- Хуже Тараканища? - спросил Медведь, ища подслеповатыми глазенками Воробья-консультанта. Но даже Воробей, который все слышал и побаивался жителей дупла, куда-то запропастился.
Лиса лишь усмехнулась и добилась обратного результата: вся живность, напуганная жутким числом Зверя, попряталась кто куда, чтобы питаться привычными припасами: сосучими лапами и целлюлитом.
И этой парочке стало вовсе нечего жрать, так что они передрались в дупле, но Кот оказался еще довольно силен, и Лиса позвала его побираться. Но за бродяжничество у нас, в Советской стране, очень строго наказывали, так что их выслали за бугор, в Италию, где правило муссолини по прозвищу Карабас-Барабас и все было хуже некуда. Там-то они и назвались Базилио да Алисой. А всех хороших, благодаря знаменитому папе Карлу, переместили к нам: жить, поживать, и добро пожинать.
31. Красная Простыня
сказка-реклама
По радио сказали:
- Красная Простыня идет по твоей улице.
Девочка задрожала и задернула шторы.
Радио не унималось, а выключать его девочка не умела в силу личностных изъянов и недоделок. По тем же причинам его включали мама и папа.
- Красная Простыня приближается к твоему дому, девочка.
Девочка вскочила с постели и проверила, крепко ли заперта дверь.
Но радио лишь усмехнулось:
- Красная Простыня проползает под дверью в щель, девочка.
Девочка укрылась одеялом с головой.
- Я уже здесь, девочка, - Красная Простыня колыхалась посреди комнаты.
- Зачем ты? Почему ты красная? - взвизгнула девочка.
А Красная Простыня ей сказала:
- Я от Федоры. Читала? Я вижу, что читала, вон книжка лежит. Я улетела. А у Федоры - критические дни.
Радио (бодро): Федора! Купи прокладки олвиз инвизибл! Только не разбрасывай их, где попало, а не то, если разбегутся, выйдет настоящая страшная сказка! И смело отправляйся в спортзал, ты еще успеешь.
32. Краткий курс ГКЧШ
Молодость Гены, Чебурашки и Шапокляк пришлась на движение хиппи. Они считали себя цветами жизни и проповедовали свободную любовь. Они призвали матерого хиппана Чандра, льва, с уже седеющей гривой и хайратником, которым тот пользовался как жгутом при внутривенных вливаниях. И другие отбросы пришли забивать туда косяки и рассуждать о преимуществах буддийского мировоззрения. Они затеяли выстроить коммуну и жить в ней всем кагалом; они строили ее и, наконец, построили, на чем и обрывается официальная версия. Фальсификаторы истории подали это событие под видом финала, но это был, как сейчас принято выражаться, приквел.
Вскоре приехал бульдозер - тот же самый, что сносил абстрактную живопись, и ихнее сооружение тоже снес до самого основания, благо держалось оно на соплях, а затем хиппи подверглись преследованию: Льва Чандра посадили в клетку, где внутривенные вливания продолжились, но уже совершенно другие; Шапокляк к тому времени успешно сожительствовала с Геной и Чебурашкой, так что от этого триумвирата у нее родился урод: крыса Лариска, которую было стыдно кому показать и приходилось держать за пазухой вместо камня. Все они перессорились, ибо и Гена, и Чебурашка наотрез отказались от отцовства, когда на суде их спросили, в чем, собственно говоря, дело. Гену за тунеядство приговорили к исправительным работам в Зоопарке в должности Крокодила, где он написал множество прекрасных стихов, но их так и не издали, потому что Гену не высылали за границу. Зато выслали Чебурашку - подальше, в пески, однако он сбежал с поселения в ящике с апельсинами. Он бомжевал в телефонной будке и по телефону же хулиганил, вызывая милицию, пожарных и скорую помощь - это была его месть государству за потерянных товарищей и погубленную идею. Он активно искал друзей, чтобы возобновить хоть какой-нибудь конкубинат, и очень тосковал по Шапокляк, ибо в глубине души знал, что в Лариске доминантными были его, а не генины, гены, да и не было гениных в Лариске. Он даже заявился к Шапокляк с украденным апельсином для дочери, но та не пожелала его видеть, сказав что-то странное про какие-то помидоры, которые увяли, и выставила за дверь.
Тогда он разыскал Гену, и с тем оказалось легче и безопаснее, ибо родиться от них уже ничто не умело. Шапокляк же затаила злобу на обоих и строчила доносы в милицию - надо признать, не беспочвенные: за уничтожение трансформаторной будки, за перекусывание корабельного якоря, за диверсию на химическом производстве. Но бюрократы не приняли никаких мер, да и Гена с Чебурашкой прикрылись пионерской символикой и стали маршировать, якобы, в ногу. Одновременно они диссидентствовали и вскорости примирились с Шапокляк, которая возглавила крайнее левое демократическое крыло. Конкурентов не щадили.
- Это я, Эдичка! - широко улыбнулся Крокодил Гена с порога, разинул пасть, и одним конкурентом стало меньше.
Да и с бомбистами познакомились в Подмосковье, соблазненные тортом.
33. Крестный отец
Папа Карло, не думая больше о друге Джузеппе, который мочился в шарманку на манер обезьяны вот уже год, как пропитой, выхлебал стакан и поплелся к поленнице. Ему почудилось, что какое-то полено обратилось к нему по имени, и очень кстати, ибо папа Карло успел позабыть свое имя.
Он приник ухом к дровам и, не тревожась о занозах и ссадинах, поплелся от бревнышка к бревнышку. Огромный зеленый сверчок показал ему средний палец; папа Карло ответил ударом по личному бицепсу. Джузеппе спал, слушая во сне влажные звуки шарманки, да звон посуды.
Зов повторился; папа Карло углубился в поленницу и разорил ее всю. Он часто падал и набивал себе шишки, в которых позднее обвинял Джузеппе. Говорящего полена все не было. Карло добрался до задней стены, где с изумлением увидел очаг с котелком на огне.
"Какой-то холст", - подумал папа Карло, еще не настолько очумевший, чтобы принять за действительность вымысел. Вот голоса он слышал доподлинно, это да, и довольно исправно.
Карло взял холст. Тот был очень старый. Внизу было написано: "Ночной Дозор". Рембрандт.
...Через несколько месяцев Карло, так и не поняв, откуда у него взялся этот холст, выручил за него на аукционе Сотби солидный миллион, да еще и не один. Он приобрел театр, вернулся к поленнице как был, в смокинге и цилиндре, и начал метить бревна черной краской: "Буратино", "Пьеро", "Мальвина", "Артемон", "Арлекин". Себе же, как владельцу и директору театра, он отрастил бороду и взял сценический псевдоним Карабас.
А затем и вовсе поменял свое имя Карло на более звучное Корлеоне, обзавелся крепкой мужской семьей и отбыл за океан.
34. Крот и Дюймовочка
Жаба и Крот залегли в высокой траве невдалеке от дома, где жила одинокая и бездетная женщина.
- Темень какая, - пожаловался Крот. - Ни хрена не видать.
- Очки надень, - посоветовал Жаба. - Вон они, видишь? Целая грядка.
Крот отмахнулся от какого-то предмета.
- И летает какая-то нечисть. Не то жуки, не то светлячки. На человечков похоже.
- Не надо ширяться перед важным делом. Еще не то померещится. Давай, поползли! Ты что сюда, жениться пришел? - Жаба кивнул на окно бездетной женщины.
Перемещаясь по-пластунски, они внедрились в траву и скоро уже были на огороде.
- Вот они, - прошептал Жаба. - Просто праздник какой-то!
Крот всматривался в темноту, пытаясь сосчитать маковые головки.
Жаба достал бритву и бинт, Крот сделал то же.
- Ща мы их покоцаем, - прошептал он. - Ща мы им целки попортим.
- Может, сгребем все, высушим, да кукер сварим? - озаботился Жаба. - Чтоб не возиться.
Крот подслеповато и презрительно уставился на него.
- Кукер - это же грубо, чувак! Это мутный приход! Сварил, заглотил. Нет, нам нужна чистая, прозрачная тяга...
Он привстал и сделал несколько надрезов на маковой головке. Выступил белый сок; Крот аккуратно собрал его на край бинта, подвернул и перешел к следующему цветку.
Жаба, не боясь старой бездетной женщины, встал во весь рост и трудился, слегка пригнувшись.
- Тю! - присвистнул Крот, отнимая бритву от головки. - Смотри, чего у меня.
Вышла луна. Жаба и Крот смотрели на кровавую росу, проступившую из надрезов.
- Знаешь, я однажды варил герыч, - возбужденно заговорил Жаба, - так у меня получилось красное. Я им ширнулся, так перся потом часов двенадцать. Может, тут чистый герыч скопился.
- Герыч не красный, - пробормотал Крот. - Но раз ты перся...
Он нанес еще несколько ударов бритвой, и темная красная жидкость хлынула ручьями.
- Собирай, чего ты ждешь, стечет все, - зашипел Жаба.
Крот собрал жидкость на бинт, подвернул край и притянул к себе следующую головку.
35. Крошечка-Гаврошечка
сказка-легенда с лингвистическим уклоном
Поражая Париж бородами, палашами и есаулами, русские казаки, в компании с драгунами, гусарами и уланами не только приговаривали свое "бистро-бистро", давая название будущим отечественным будкам с подачей люля, люлей, шавермы и прочей арабской алькаиды, но и пользовались, по праву победителей и оккупантов, услугами местного населения. Они не забывали ни пограбить при случае, ни поприжать кого по углам на вымученных мешках.
Однажды русские солдаты свели у мельника огромную корову - гордость, оплот и опору семьи, как тот выразился в ответ на требование снабдить войска провиантом. Так вот: корова эта была столь огромна и тучна, что одна из хозяйских дочек, справедливо опасаясь фронтовой полигамии с харрасментом, упряталась ей в ухо и объявилась наружу лишь при разделывании туши на гуляш и бефстроганов.
Наверное, подобное сокрытие - элемент коллективного бессознательного, юнговский архетип.
Солдаты не тронули ее - лишь подивились пропорциям, да вспомнили о русской народной Хаврошечке, тоже не чуждой отоларингологии.
Это имя впоследствии укоренилось; им стали обозначать самых отчаянных сорвиголов, потому что голову с коровы отчаянно срывал целый взвод летучих гусар.
Парижскую Хаврошечку отпустили, предварительно угостив военно-полевой кашей, да увесистым шлепком по заднице. И позабыли о ней точно так же, как о своем привившемся "бистро" - иваны с манкуртами, не помнящие родства.
Зато Гаврош, сраженный на баррикаде, весьма удивился бы, узнав о славном происхождении своего имени. Пожалуй, что и обиделся бы: такой был шустрый, что не то чтобы в ухо - куда угодно мог пролезть сугубо физиологически, заслуживая многих титулов, как это принято во Французской республике.
36. Лепунюшка
Жил-был один старик, и не было у него детей. Ну, в самом деле - откуда бы им у него взяться без старухи, которую он давно похоронил в разбитом корыте. Чтобы у деда завелись дети, обязательно нужна старуха. Ведьма какая-нибудь.
Но вдруг появился один: вчера еще не было, а сегодня - тут как тут. Крохотный, с половинку ногтя, в рубашонке с пояском, в лаптях, под горшок стриженый. Бегает, и болтает, и лепит, короче, и лепит, и лепит что-то без умолку, так что деду даже прикрикнуть на него пришлось: цыц! Хотя и рад был дед - все-таки живая душа! А это была не живая душа, это был бес. Ребенку ясно, но деду не ясно. Слушал себе новоявленного сынка, нарек Лепунюшкой. Лепунюшка ввернется деду в волосатое ухо и поучает.
- Тормози лапти, - не выдержал дед. - Мне пахать пора.
- А я, батя, сам и вспашу! - вскинулся Лепунюшка.
- Ты? Такой махонькой? Да куда тебе!
Тот, ни слова более не лепя, побежал, ввернулся лошади в ухо и принял командование. Дел в окно глядит, глазам не верит. И не нарадуется глазам, что видят еще.
А мимо ехал барин. Смотрит: дивное дело - самостоятельное возделывание чернозема животным. Спешит он к деду: что за притча?
- Так она не сама пашет, - усмехается дед, благостно размягчаясь мозгами. - Там сынок мой, Лепунюшка.
Побежал барин, заглянул в ухо - и точно, Лепунюшка.
- Продай мне, - говорит, - сынка за сто рублей.
- Что ты! - возмущается дед. - Детьми торговать! Небось, за границу метишь, на органы пустишь! Да только на какой же он орган пойдет?
Лепунюшка рядом вертится:
- Соглашайся, батя, я от него убегу.
Ударили по рукам. Ста рублей у барина не было, но он выдал деду фальшивый вексель на двести. Сунул Лепунюшку в ухо - и со двора прочь. А лошадь, понятное дело, лишенная навигатора, устроила себе перекур и тут же издохла от капельки никотина.
Барин же втиснулся в карету и приказал, беседуя с Лепунюшкой, ехать в кабак. Там, в кабаке, он вынул револьвер, вытряхнул из барабана все патроны, кроме одного, и барабан провернул, дабы уважить, по совету Лепунюшки, теорию вероятности. Сунул в ухо ствол.
- Ну, господа хорошие, кто сыграет со мной в рулеточку?
- Давай, начинай! - кричат посетители.
Барин застрелился в ухо, а Лепунюшка вылетел из другого верхом на пуле.
Перебрался к одному разночинцу, начал лепить да советовать. Этот постоялец позвал полового:
- Принеси-ка мне, братец, графинчик, да пивка со снетками...
Плохо кончилось дело.
37. Лечебный контроль
- Итак, коллеги, больной Кащеев, возраст неизвестен, бомж, умер в отделении интенсивной терапии. Доктор Иванушкин, вы доставили больного в клинику по запросу МЧС. Расскажите, как было дело.
- Ну, наша бригада прибыла, когда его уже сняли с дуба. Белая горячка, говорят - и, по-моему, не ошиблись. Больной залез на дерево и застрял там с какой-то обувной коробкой. В этой коробке он хранил свои сокровища, в старом вороньем гнезде. Вы представляете?
- Мы представляем, вы дальше рассказывайте.
- Вот в коробке у него было все: стопарик, ложечка, клубочек ниток. Облезлая заячья шапка, а прямо в шапке - какие-то не то утиные, не то куриные лапы, давно протухшие, и крошки от яичной скорлупы. Яйцо еще было, наверное, и тоже наверняка протухло. Больной держался за паховую область и орал, что в яйце его смерть. Мы расценили это как признание в острой пищевой инфекции, заподозрили сальмонеллез и повезли в инфекционную.
- Вы осмотрели больного, доктор Иванушкин?
- Чисто поверхностно, было холодно. Следов свежих травм не обнаружил, были рубцы от старых побоев.
- Но в машине-то, в машине вы его осмотрели?
- Он очень грязный был, товарищ начмед, и пьяный, и во вшах. Мы его расстегнули, прослушали, острого живота не нашли.
- А больной продолжал жаловаться на гениталии.
- Да, продолжал. И нас с ними путал, называя ими.
- Но вы не осмотрели гениталии? Вы упорно настаивали на пищевом отравлении яйцом и отвезли-таки его в инфекционный стационар?
- Да, отвезли.
- Оттуда поступил рапорт: вы бросили его, не дав никаких разъяснений и без сопроводительных документов.
Молчание.
- А вам известно, что больному в левое яйцо воткнулась.игла, и его срочно перевели в хирургию?
Тишина.
- А вы знаете, что больной умер, когда при попытке извлечь иглу ее сломали?
- Ну, не поэтому!
- Помолчите! Впрочем, у них там свой разбор полетов. Но вы-то, Иванушкин! Вы у нас на особом счету. Еще санитаром, называя престарелую больную Ягой, запихнули ее, якобы на лопате, в диагностическую трубу для МРТ. Будто в печь! Безопаснейшая процедура, а у бабки - инфаркт! Что это за отношение? Откуда эти черствость, халатность? Строгий выговор с занесением. Могу подсластить пилюлю: вот книга благодарностей. Какие-то супруги Царевичи благодарят вас. Распишитесь в прочтении.
38. Ложе с начинкой
Однажды во дворец постучалась растрепанная, продрогшая и промокшая красавица, назвавшаяся Принцессой. А Принц давно хотел себе Принцессу, он жить без нее мог только неполноценно.
Обер-фрейлина сказала, что надо еще посмотреть, принцесса ли это. И постелила пришелице, сунув под давно скопившуюся высокую стопку перин горошину. Принцесса спала плохо: всю ночь вертелась, а утром принялась ныть, будто не выспалась. Ей что-то мешало под перинами, и было жестко.
Дворец возликовал: настоящая принцесса! По этому поводу устроили салют из всех тридцати залпов их маленькой родины, и эта пальба привлекала внимание известного инквизитора Торквемады, который как раз проезжал неподалеку. Он только что разобрался в одном темном и запутанном дельце.
Будучи принят во дворце и внимательно изучив горошину, Торквемада заключил, что Принцессе поделано, для чего выкатал ей на яйцо и сказал, что под перинами, кроме горошины, спрятаны дохлые крысы, жабы и прочая самозарождающаяся грязь. Повествуя об этом, он стягивал с себя испанские сапоги, в которых привык разгуливать издавна послушания ради.
Бросились проверять. При тогдашнем уровне гигиены все перечисленное, конечно, нашлось, и не только там, и не только это - оно везде скопилось. Торквемада порывался искать злополучную горошину и на самой Принцессе в виде бесовской родинки, но в соискательнице Принцессу уже признали, потратились на салют, да и Принц был от нее - и от рождения - без ума. Он потрясал под носом у Торквемады какой-то грозной папской грамотой, и тот отступил, не тронул Принцессу, зато виноватую кругом и во всем обер-фрейлину гостю отдали в полное дознание, и он влил в нее через воронку бочонок воды, а после спалил на костре вместе с прочей дохлятиной, накопившейся в замке за века, и все, что сумел, нарядил в желтые колпаки. Отужинал, надел сапоги и уехал.
А Принцу в дальнейшем туго пришлось с этой Принцессой. Ведь ей еще поделали фригидность и вагинизм, все та же обер-фрейлина. Писали Папе, но ответа не получили. Пепел обер-фрейлины унесло ветром, чего не скажешь о ее мерзостном колдовстве. Стоило миновать медовому месяцу, как Принц сказал, что едет разыскивать Святой Грааль и нацепил Принцессе пояс целомудрия, подобрав самый большой замок, от конюшни. Принца гнало в путь и другое желание, сильнее первого: насолить Торквемаде за посягательство на Принцессу и некомпетентность в снятии колдовства: разыскать душегуба и подлить ему в испанские сапоги свинца для сокращения внутреннего пространства, что он и выполнил через три года поисков и преследования. Половина дела была сделана, а насчет Грааля он решил повременить, ибо много раз уже бывал битым конкурирующими красными следопытами.
А когда Принцесса спросила про ключ от пояса, ответил, что потерял.
Когда же Принц вновь отважился пуститься в путь за Граалем, то уже не вернулся, соблазненный по причине привычного рукоблудия белизной руки какой-то леди из местного озера.
Замок открыл фомкой придворный конюх, известный в своих кругах медвежатник, и после сей процедуры колдовство прекратилось мгновенно, а прощенная обер-фрейлина упокоилась на небесах - держа там, впрочем, ответ по всей строгости. Апостол Петр вынул ключ.
"Ключ? - подумала та, бесплотная, но разумная. - Скитаясь внизу призраком, среди замковых духов, я где-то что-то слышала о каком-то ключе. Его как будто потеряли... Нет, не припомню".
39. Маскировка
Серый Волк не хотел ничего плохого, он просто думал сыграть в садо-мазо: нарядился беспомощной козой и явился к козлятам, желая, чтобы его бичевали и насиловали.
Но те не признавали в нем маму Козу, как он ни блеял: "Козлятушки мои, ребятушки мои".
- Это козел какой-то, - говорили из-за двери козлята.
И тогда Волк догадался, что одной лишь козлиной шкурой ему не обойтись.
Он пошел в сомнительный, полуподпольный косметический салон к Айболиту, который в свободные часы подрабатывал, как умел: делал пирсинг, каттинг, выдавливал прыщи, занимался стоматологией.
Доктор, вообще, предпочитал хирургию.
Волк уселся в кресло; Айболит участливо спросил:
- А почему это у нас такие большие глазки? А почему это у нас такие большие ушки? А почему же это у нас такие огромные зубы?!!
Айболит начал с каттинга: подрезал уши, да под ноль купировал хвост. Потом сузил и растянул глазки, подтянул кожу, везде побрил. Под видом пирсинга Волк продел себе кольца во все отверстия. После чего Айболит густо татуировал его овечьими завитками. Волк стоял перед зеркалом, а доктор смотрел на него, качал головой-колпаком и бормотал:
- Овца овцой.
- Вообще, я хотел быть мамой-козой...
- Ты теперь ею обязательно будешь, не переживай, - заверил его Айболит. - Разве что голос... Небольшая операция каттинга с целью коррекции... Нагнись...
В дверь уже колотили.
- Сейчас, сейчас, - закричал доктор, берясь за цельнометаллические бедренные протезы. - Это зайчик, - объяснил он Волку. И крикнул: - Я пришью тебе новые ножки! Ты опять побежишь под трамвайчик...
Волку он выдал склянку:
- Потом еще примете вот это. У вас немедленно откроется язва и состоится так называемый "козий стул". Мы, медики, любим образные выражения.
Косметический Волк стоял и что-то пищал в благодарность. Айболит настолько полно удовлетворил его надобность в садо-мазо, что даже к козлятам уже не особенно хотелось, но он все-таки пошел.
При виде Волка, направлявшегося к дому Козы, встречный Медведь с коробом за плечами встал на дыбы и вожделенно заревел. Козий стул, обещанный доктором, случился немедленно. Из медвежьего короба посыпались пирожки с потрохами и выскочила девочка. Она схватила Волка за лапу и сказала:
- Бежим!
- Нас не догонят, - вопил на бегу Волк, который был сплошное Тату.
40. Мастер Феназепам и жадный Вартан
Мастер Феназепам делает нечто вроде селедки под шубой. Точнее, он кроит шубу, а селедка-тревога-забота все равно остается, но шуба ее прикрывает.
Однажды к Мастеру Феназепаму пришел с рецептом жадный Вартан.
- Я скрою тебе хорошую шубу, - пообещал Феназепам.
- А две сумеешь?
- Ну, и две сумею, - согласился Мастер, пристально изучая рецепт через снятые с носа и специально приставленные к бумажке очки.
- А три?
Мастер Феназепам призадумался.
- Что ж - выйдет, пожалуй, и три.
- А десять? А двадцать пять?
Тот почесал в затылке.
- Приходи, дорогой, завтра - сказал Мастер Феназепам. - Ты получишь то, о чем просишь.
Жадный Вартан явился с утра, к самому открытию. Он так нервничал, так нуждался в шубах, что терзал тюбетейку.
- Вот тебе, дорогой, возьми, - и Мастер Феназепам протянул ему стандартную упаковку. - Каждую таблетку будешь резать бритвой на столько долек, сколько пожелаешь. И у тебя получится много маленьких шуб. Ведь много больших полушубков из одной овцы не выкроишь, да? Из такого рецепта, да еще и фуфленого, мне никак не построить тебе достойную, теплую шубу от всех твоих зябких тревог и бед. Впрочем, ты можешь надеть всю шубу сразу, целиком. Напиши перед этим записку и ни в коем случае не запирайся на ключ. Пусть тебя увидят.
Жадный Вартан так и поступил.
И в ателье ему выписали новый рецепт на такую тяжкую шубу, в которой он уже не мог пошевелиться, а селедка испортилась от духоты и причиняла множество еще неизведанных неудобств.
41. Миссия в Муроме
Источники умалчивают, но знаменитые доктора Фрейд, Адлер и Юнг, пока еще не поссорились, отправились путешествовать в русскую землю и сделали остановку в городе Муроме.
Там их внимание привлекли разговоры о здоровенном детине, который вот уже тридцать три года сидит на печи безо всякой пользы и только жрет. Члены венского кружка не понимали по-русски ни слова, поэтому разговоры привлекли их внимание физически: жители Мурома просто сгребли заезжих аналитиков в охапку и доставили прямо в избу к Илье.
- Дас ист фантастиш, - воскликнул, естественно, Фрейд, и далее, в отечественном переводе: - Классический случай истерический нижней параплегии.
Местный толмач топтался рядом, жуя чеснок.
- Ножки отнялись, как лошадь вошла в горницу, он еще мал был, - объяснила матушка Ильи.
- Так, так, - закивал Фрейд, усаживаясь поближе к Илье. Знаками он велел привести лошадь.
- Лошадь делала Lumpf? - строго спросил доктор Фрейд.
- Чего? - не поняла глупая баба.
- Насрала лошадь? - грубо перевел ей толмач.
- Ой, батюшка, насрала целую кучу, - всплеснула руками та. - У Ильюшенки-то ножки и отнялись.
- Gut, - молвил Фрейд, когда в комнату ввели лошадь, которая немедленно сделала Lumpf. - Сейчас наступит катарсис и инсайт.
Илья на печи задрожал, затрясся и вдруг начал подниматься, думая приладиться к лошади.
- Ого! - по-немецки заметил Фрейд своим спутникам. - Пациент отождествляет лошадь с отцом и думает осуществить над ней акт, одновременно карательный и препятствующий Lumpf'y.
Илья меж тем оприходовал лошадь и кое-как взгромоздился ей на спину.
- Ножки-то еще не ахти, - подал голос Адлер. - Ему будет мало лошади! У него развился чудовищный комплекс неполноценности. Он устремится к совершенству и будет нуждаться в более крупном объекте...
- И здесь, - вступил в разговор среди общего плача радости и восторга доктор Юнг, - мы задействуем коллективное бессознательное.
Он пошептался с толмачом и объяснил товарищам:
- Ну вот, местный демон - трехголовое чудовище под названием Змей Горыныч - вполне подойдет для наших терапевтических целей и удовлетворит больного многими способами, вникать в которые я не стану.
- На Змея Горыныча пойдешь, Русь выручать, - зарычал толмач, обращаясь к Илье. - Чтобы во все дыры его, понятно?
Илья захрипел в предвкушении, его истеричные ноги наливались силой.
- Вот что, Зигмунд, - зашептал на ухо Фрейду Адлер. - Я тут нашел еще двоих, с выраженными комплексами. Не дать ли их ему в провожатые, для самореализации?
- Да, пожалуй, - согласился доктор Фрейд. - Тем более, что Lumpf, отец, лошадь и Змей Горыныч - все это предрасполагает к гомосексуализму. Я думаю, они обретут себя.
- И явят тройственный архетип для потомков, который еще посоперничает с Божественной Троицей, - добавил доктор Юнг.
На том и порешили.
Три богатыря, при полной амуниции, поехали на восток истязать коллективное бессознательное.
А три других богатыря пешком побрели на запад.
42. Молодильные яблоки
Один некий средних лет и среднего, местного масштаба, Царь поистаскался и ощутил в себе слабость чресел. А было у него три сына: два поумнее третьего. И вот он распоряжается:
- Прослышал я, что в нашей аптеке, что через третью улицу, вовсю торгуют молодильными яблоками. Называются "Виагра". Кто первым купит и принесет отведать - отзолочу.
Поклонились сыны. Побрились, надушились, постреляли, как велела традиция, по лягушкам. Загрузились в тачку и покатили в аптеку. Но не доехали, потому что случился по пути роскошный, на их вкус, кабак.
Один младший сын отказался туда идти.
- Там всякая плесень шарится, - объяснил. - Я лучше в аптеку. Не хочу помоиться.
А братьям со вчерашнего дюже худо, и плесень в радость, и помои не впадлу.
- Бери, - говорят, - тачку, поезжай и покупай.
По дороге неумный брат неудачно вписался в поворот и поцеловался с одним отъявленным Серым Волком в цепях и татуировках. Волк ездил на приличествующем этому животному БМВ. Ну, сначала "Ты попал!...", а потом разобрались на месте. И даже расцеловались, и расстались лучшими друзьями, потому что младшему брату хватило бабла на ремонт волчьего БМВ плюс компенсация за испуг.
- Ты запиши мою мобилу, - сказал Серый Волк. - Я тебе пригожусь.
Доехал меньшой брат до аптеки, а там про Виагру и не слышали. Дело было в глубинке. Купил Гербалайф и настойку боярышника. Сел за руль, вернулся в кабак за братьями. А те уже сильно захорошели, и зависть их взяла при виде братниных покупок.
Тут как раз одна плесень, с которой они уже побратались, опустившийся человек по фамилии Тофанов, говорит:
- Плесните ему мертвой воды. У меня внизу метиловый спирт есть. Сначала ослепнет, а потом и вовсе копыта откинет. Поставит кеды, двинет кони и склеит ласты.
Ударили по рукам. Младшего брата оставили бездыханным, а сами прихватили молодильные лекарства, сели в тачку ("Помял где-то, чмо") и полетели к Царю, как на крыльях. Младший только одно и успел: прохрипеть халдею номер волчьего мобильника. А халдея сразу стало плющить, потому что Серый Волк пас не только их гнилой шалман, но и всю округу.
Серый Волк не успел далеко уехать и мигом примчался. Обнаружил своего лучшего друга еле живым. Быстро Волк догадался, в чем тут дело. Плесень сожрал с говном, а халдея послал за живой водой: сорокаградусной. Опытный Волк знал, что именно так лечат смертельно опасные метиловые отравления. Испытал на своей шкуре.
А Царь тем временем ногами топочет. От стакана боярышника его, язвенника, скрутило в бараний рог, а от Гербалайфа он просрался. Заперся в месте, куда ходил пешком, и заладил одно, кричит:
- Подавайте мне Виагру молодильную! И сынка моего младшенького - где он, не вижу?
- Мы ему не сторожа, - отвечают эти каины.
А младший брат тут как тут, живехонький, только перед глазами туман, и попахивает от этого брата. Серый Волк его под руку держит, не бросает в беде.
- В чем, спрашивает, проблема? Виагра нужна? И только-то? Сейчас прозвоним братву и нарисуем...
Вынул мобильник, позвонил. И через час, чартерным рейсом, доставили Виагру в полном составе, весь ансамбль. Девки все молодые, крепкие, с претензиями да амбициями.
Царь аж подпрыгнул.
А Волк, глядя на младшего брата, рассуждает:
- Хорошо бы еще молочка...
Царь услышал, вспомнил еще одну сказку и стребовал целый чан кипящего молока. Все прямо рты разинули, когда он туда полез омолодиться перед приемом Виагры. Даже побрезговали вынимать.
Зато все братья моментально замирились, закорефанились с Серым Волком, который их поставил бригадирами, и занялись уже заскучавшей Виагрой. И так разошлись, что пригласили еще и другие ансамбли, даже мужские, и отдельных исполнителей, которые были рады-радешеньки такому пониманию их творческого искусства. Я там был, но меня не пустили.
43. Мурина Тетрадь
- Детей! Гоните их в шею отсюда, этих детей! Что здесь у них? Ну, ясно...
Сержант остановился.
Хоботом и линзами он уставился на Чудо-Дерево, с которого юные сталкеры ободрали последние туфельки и калошки, по сто рентген в каждой.
Потом затопотал ногами, заорал:
- Кто-нибудь приведет мне этого Тянитолкая? Кто-нибудь разыщет мне этого психа- ветеринара? И Тараканище?
Из-под резиновой маски сержанта нет-нет, да и выбивалась густая борода.
- Им же велели сидеть дома. А он их обучает занимательной ботанике и зоологии...
Ближе к полигону сержант с хоботом сумел ухватить за подол Муру.
- Это я, Мурочка, Бармалей, ты меня не бойся, - забормотал он. - Меня даже крокодил выплюнул - пожалел. Это твоя тетрадка? Что это у тебя за чудовище нарисовано?
Мура всхлипнула:
- Это Бяка-Закаляка ужасная...
- Отлично, Мурочка. И где ты ее видела?
- Вон там... - Мура указала на густой подлесок в полукилометре от берега.
- Вот и замечательно... Степанов! Тетрадь - в дезинфекцию, остальное и остальных - туда же... Всем выдать йод и по чарке водки... Отделение! Стройся! К подлеску, короткими перебежками!... Прочесываем на предмет... Степанов, покажи им еще раз тетрадь... Стрелять очередями, особо не целиться... По этой вот штуке... и по всему прочему... Бегом марш!
44. Мутные Пруды
- Крошка Енот, сходи к пруду, налови рыбки, - попросила мама.
Крошка Енот захватил с собой все, что положено рыбаку, и отправился к пруду. Уже стемнело, в пруду отражалась луна.
Енот закрепил удочку в специальной рогульке, уютно пристроился рядом, развел костерок. Хлебнул из фляжки, забил косяк - хорошо! Рыба не клевала, и Крошка подошел заглянуть в пруд и выяснить, в чем дело. Из пруда на него таращилась дикая, перекошенная харя.
- Ай! - заверещал Крошка Енот и, позабыв об удочке, помчался домой.. Он поминутно спотыкался и падал; ему мерещилось, что Сидящий в Пруду его вот-вот схватит.
- Обкурился до чертей, - встретила его мама. - Кто же там может быть? Подумай сам, дурачок! Вернись за удочкой, загляни еще раз и улыбнись ему! Тебе-то уже давно с ним пора подружиться!
- А он меня не утащит? - боязливо прошептал Крошка Енот.
- Может, если за луной полезешь, - согласилась мама. - Запомни: там, в пруду, нет ни сыра, ни дыни. Там только луна.
Шарахаясь от каждой тени, Енот поплелся обратно.
Рожа была на месте. Крошка через силу растянул губы в улыбке, и незнакомец поделился с ним той же гримасой.
Тут подоспела Обезьяна.
- Чего дрейфишь, - сказала она. - Я, когда обсаженная, да еще и вздринчу, вообще глазам не верю.
- А ты сейчас такая? - спросил Крошка Енот, не веря глазам.
- Именно такая, - закивала Обезьяна и протянула ему косяк. - Давай улыбнемся вместе.
И они дружно улыбнулись своим рожам, которые пруд отразил настолько же равнодушно, сколь и луну, которая тоже там, недосягаемая, неизвестно чем занималась.
Обратно новые друзья шагали в обнимку и пели:
"Я никогда не ловил луну в реке рукой,
Но я почту за честь."
- Мама, я телку привел! - заявил Крошка Енот с порога.
- Наконец-то, - облегченно вздохнула мама.
От гражданского брака родилось существо, вызвавшее у всех Улыбку, от которой всем стало светлей - и Слону, который приперся, и Удаву, и Попугаю: словом, всей местной тусовке, которые, к огорчению мамы, устроили в ее доме притон. И даже Маленькой Улитке стало светлей, потому что косяк ей забили в самую раковину, да там и забыли. Она потом натворила много дел, когда разошлась.
45. Мэри Поппинс - до свидания!
Мэри Поппинс сидела прямая, как ее зонтик с головой попугая в виде ручки.
- Джон и Барбара Бэнкс! - произнесла она ровным голосом.
Близнецы вскочили.
- Вы продали Варфоломея собачнику и получили за него деньги, - отметила Мэри Поппинс. - Между тем, вам отлично известно, что с недавних пор Варфоломей состоит в частном владении. Итак?
Джон и Барбара непроизвольно разжали кулачки. Монеты со звоном посыпались на пол.
- Хорошо, - кивнула Мэри Поппинс. - Вы вернете эти деньги собачнику с процентами из вашей свиньи-копилки.
Близнецы бросились собирать пенсы и полупенсы.
- Джейн Бэнкс, - продолжила Мэри Поппинс. - Тебя опять видели на улице Пикадилли. Как это понимать?
Джейн потупилась. Мэри Поппинс сдвинула брови:
- Джейн Бэнкс! - повысила она голос. - Я не слышу ответа!
- Я больше не буду, - прошептала та. - Я больше туда не пойду. Меня заставил бакалейщик...
- Хорошо, - Мэри Поппинс сделала пометку в своей записной книжке. - Мы будем считать, Джейн Бэнкс, что это никогда не повторится.
- Конечно, Мэри Поппинс, - прошептала Джейн.
- Ну, а с тобой, Майкл Бэнкс, случай особый, - Мэри Поппинс произнесла это тоном, не предвещавшим ничего хорошего. - Боюсь, что завтра тебе придется повидаться с мисс Эндрю, - она посмотрела наверх, где был второй этаж. - Обычные меры воспитания на тебя не действуют.
Майкл угрюмо молчал, ковыряя носком ботинка пол.
- Вы все поняли?
Дети дружно закивали.
Мэри Поппинс улыбнулась неожиданно нежной улыбкой:
- Ну, тогда на сегодня все. Вы можете уйти отсюда и заняться полезным трудом.
Дети стайкой вылетели из детской комнаты милиции, на бегу вопя:
- Мэри Поппинс, до свидания! Мэри Поппинс, до свидания!
- Мэри Поппинс, прощайте, - уже на улице процедил Майкл Бэнкс, нащупывая в кармане выкидной нож. Он послюнил палец и выставил его: все верно, дул западный ветер.
46. На волосок от беды
- Волька! - кричал Хоттабыч в сотовое устройство. Ответы же он выслушивал, чуть сдвинув чалму. - Волька! Мне очень не нравится капитализм. Мне нравилась страна Советов. Ты не тот Волька... Зря он обменял меня на марки...
- Хоттабыч, миленький! - кричал Волька. - Убери своих ифритов с Кавказа! Страны Советов больше нет.
- А хочешь, будет? - ответил Хоттабыч.
Волька хребтом ощутил натяжение волоска, готового оборваться.
- Я подумаю, Хоттабыч, - сказал он быстро. - Я хорошенько подумаю. Но только убери ифритов...
- Хорошо, ифритов не будет, - волосок, выдернутый из белой бороды, тоненько зазвенел. - Но и ты, Волька...
- Конечно, конечно. Я отведу авиацию. Но знаешь, Хоттабыч, этот саммит... он очень важный, не трогай его.
- Нет! - вскипел старик. - Они противны Аллаху!
- Хоттабыч, я ведь тоже там буду, - умоляюще выпрашивал Волька.- Ты же хочешь снова страну Советов? Так вот: я ее постепенно, постепенно...
- А я могу сразу! - крикнул Хоттабыч. И Волька понял, что дед снова вцепился в бороду.
- Не надо! - завопил он, вспоминая, как сразу образовалась страна Советов.
- Ну, как хочешь, - обиделся старик. - Я думал, как лучше. Хорошо, я не трону саммит, если ты туда поедешь. Но этих империалистов...
- Черт с ними, с империалистами, - разрешил Волька. - Круши, но только не заражай соседей.
- Твое слово для меня закон, - Хоттабыч отключился.
"Оно для всех закон", - подумал Президент, укладывая кремлевскую трубку.
Усама бен Ладен огладил бороду и вычеркнул саммит из перечня намеченных целей. Затем взял очередной конверт, накрошил туда белой пудры из бороды, нацарапал: "США, Техас, ранчо..."
47. На улице - Сезам!
- Откройся, Сезам!
Тишина.
- Откройся, ты... Персик? Дынька? Оливка?
Гробовое молчание.
- Да я же знаю, что все-таки - Сезам!
Ни звука.
- Тыковка?
Ни слова.
- Свеколка?
Ни смешка.
- Сезам, ну откройся же!...
Похоронное безмолвие.
- Сезам, в бога душу мать, открывайся!
Презрительное затишье.
- Сезам, ну хотя бы чуть-чуть приоткройся...
Чадра откинулась волосатой рукой. Из женских одежд высовывался Одноглазый Хасан. Он протянул руку и отобрал у Али-Бабы винтовку со штыком.
- Верещагин, не заводи баркас! - успел прокричать Али-Баба.
Но его уже пригвоздили штыком к булыжной мостовой, а голос Окуджавы запел за кадром: "Спой! Песенку! Всем Друзьям! На улице Сезам, на улице Сезам!"
Баркас приближался, медленно переваливаясь.
Бурлила пена.
Сорок разбойников спешили на помощь Хасану, высматривая с лошадей кресты на дверях омоновцев и собровцев.
"Сейчас поближе подойдем", - пробормотал Верещагин.
48. Нарния навсегда
- И здесь наступают последние дни, - сказал Король Эдмунд.
- И здесь? Это не та ли Нарния, куда мы попали, когда умерли?
- Нет-нет, - пробормотал Король Юстас. - Так странно... Так много миров... По-моему, это какая-то не та Нарния...
- Однако это Нарния, я вижу сатиров, - настойчиво констатировал Король Питер. - Они напуганы. Враг рыщет по нашей земле...
- Но Лжепророк повержен в миг своего торжества.
Вокруг простиралась изуродованная Нарния - вырубленная, выжженная, вытоптанная, затопленная. Сгущались сумерки.
- Мы дождемся Аслана, - твердо сказала Королева Люси. - Я знаю, что он придет. Кто не служит Аслану, тот служит Таш...
- Великий Лев Аслан уже близко! - закаркали вороны и запели другие птицы и насекомые.
- Аслан! Аслан! Аслан! - со всех сторон, из зарослей, летел звериный рык.
И Лев явился, как и было предсказано. При нем развевалось зеленое знамя Нарнии с изображением умиротворенного зверя.
Аслан обнялся с друзьями, потом расстелил на траве карту.
- Колонна двинется с запада, - сказал Масхадов. - Фугас мы заложим здесь.
49. Не снимая сапог
У одного мельника был кот.
И вот у этого кота наступила очень буйная половая зрелость. Он принялся метить все подряд, особенно обувь - башмаки, галоши, шлепанцы. И самое страшное - муку, путая ее с "катсаном". Выпеклись бракованные хлебы. Так что мельник велел сыну взять кота и утопить.
Сын посадил кота в мешок и поволок к реке.
- Му! Му! Му-му! - доносилось из мешка.
Сердобольный сын распустил веревку и услышал, что кот ему пригодится, и дальше произошла всем известная история с обнажением, купанием, девичьим возбуждением и посадкой в карету.
Но вот во дворце опять начались неприятности. Кот затеял метить придворную обувь, ибо кошек при дворе отродясь не держали, а выйти наружу мешали ров, подъемный цепной мост, цепной же пес и стража.
Наконец, коту подарили огромные сапоги.
- Ссы туда! - велел ему фальшивый маркиз Карабас.
И напомнил, что нуждается в замке.
Кот пометил сапоги, надул в них, почесал в затылке и отправился в замок Людоеда. Стрелой полетел, так как сапоги его моментально превратились от надувательства в скороходы. Сто километров для бешеного котыля никакой не круг, а Людоед жил гораздо ближе.
Людоеда чуть не стошнило.
- Чем это от тебя так несет? - прохрипел он.
- Ферромонами, ваша милость, - проурчал кот. - Скажите, а вы все-все можете?
- Все, что угодно, - зарычал Людоед.
- Ни за что не поверю. Даже вот в такую маленькую кошечку можете превратиться?
Людоед зарычал еще страшнее, провернулся на каблуках и обернулся милой белой кошечкой с красным бантиком.
Тогда кот, скуля и воя, бросился на нее, схватил за уши и принялся драть.
- Хватит! - простонал Людоед, который был пассивный педераст в душе, но ни один заезжий рыцарь не догадался и не сумел удовлетворить его желание. - Я не буду расколдовываться, я так и останусь кошечкой!
- Молчи, тварь, - просипел кот. - Убью!
И затрахал до самой смерти. Очень хотел услужить хозяину замком.
50. Несколько медведей
Бомжиха Машенька залезла в чужую дачную избу погреться. Жрать с бодуна не хотелось - так, поковырялась чуток, а светиться в хозяйских постелях она побоялась. Тоже поковырялась и решила: ну их. Хлебнула из холодильника специально отравленной водки для воров и через полчаса померла на чердаке. Убежала из злого мира.
Тут как раз явились Михайла Потапыч, Настасья Петровна и Мишутка.
Каша у них всегда была на столе, чтобы лапу обмакивать и сосать, и кровати постелены, чтобы греться зимой. А тут - две тарелки разорены, большая и средняя.
- С кем это ты жрала из моей миски? - рассвирепел Михайла Потапыч. - Шатуна завела?
- Нет, это ты с какой-то Умкой покушал! Молодую захотел?
- А я все сам съел, дочиста! И вылизал! - похвастался Мишутка, думая пригасить назревающий скандал. Про посуду он знал хорошо, потому что в звериной школе им уже читали про елку, Ленина и "Общество Чистых Тарелок". "Трудное было время, - вздыхал учитель. - За грязные к стенке ставили". Помолчав, добавил: "Типа, в угол". И дал задание прочесть еще одну сказку: "Мальчик у Христа на елке".
Не тут-то было.
- С кем же ты тут валялся-то? - всплеснула лапами Настасья Петровна, заглянув в спальню. - С какой же это сукой?
- Ты на мою кровать погляди! Вся заляпана-захватана! - Михайла Потапыч вцепился Настасье Петровне в шерсть.
Про нетронутую, хорошо застланную кроватку Мишутки никто не вспомнил. О нем вообще забыли.
- Свежатинки захотилось? - ревели родители в унисон.
Летели клочья.
Мишутка от страха убежал на чердак, где нашел, как он догадался, сюрприз, приготовленный ему к Новому Году. Это была огромная кукла - совсем как живая. Он стал играть с куклой и позабыл обо всем на свете.
51. Никита Кожемяка
Раздался звонок.
- Мы взяли Змея, - сказали в трубке.
- Мы взяли его с поличным, даже пальцы сохранились, - сказали дальше. - И он уже раскололся до самой развилки.
- Под кем? - тяжело задышал капитан. - Под кем он ходит? Кто круче Змея?
- Под Никитой Кожемякой.
- Едем! - капитан вскочил, схватил и надел шапку, а шинель надевал уже на бегу.
...Полуподвальная квартира была обставлена с дешевым и низкопробным шиком. Фарфоровые кошечки, поеденные молью покрывала с вышитыми павлинами и райскими птицами.
- При чем тут я, у меня массажный салон! - орал Никита Кожемяка, прикованный наручником к водопроводной трубе. - Я кожи мну, я известный специалист, у меня есть лицензия и санитарная книжка от грибка и чесотки!
- Ты, падаль, притон здесь содержишь! - орал в ответ гоблин, прикрытый маской. - Не стыдно - здоровый такой кабан, а без регистрации, с Киева, девок себе понабрал, они на тебя ишачат, сутенер сукин! Девчонки, он вас не обижал?
Пятерка девчонок годами от шестнадцати до сорока шести жалась по углам.
- Паспорта отобрал, - пропищала средняя. - Иначе, говорит, кожу намну. Две трети отбирал, что платили.
- Врут, врут они! - скрежетал Кожемяка. - Я массажист, у меня клиентура. Я мануальный терапевт, я остеопат! Да ты знаешь, какие надо мной люди? От Киева до Черного моря - это все моя территория, я ее контролирую.
- Вижу, - капитан как раз листал записную книжечку. - Тебя сдал Змей... - Одна из девиц осмелела, подошла и что-то прошептала капитану на ухо. - Ого! Оказывается, тебя и самого заказывали! На дом! С доставкой! Теперь я знаю, кто над тобой!
Никита Кожемяка обмяк.
- У меня педикюр, пирсинг, тату, - бессмысленно бормотал он.
- И под тобой. Все с тобой ясно, - заулыбался капитан. - В зоне будешь Никитой Кожедвигой. Давай, Никита, меняй погоняло... Сделают тебе и педикюр, и тату насчет педикюра. А станешь возбухать - то и пирсинг...
52. Овощное восстание
Консервный нож завис в сомнении над несколько вздувшейся банкой.
На этикетке значилось: "фрукты и овощи: сок с элементами плоти и мякоти", дата выпуска - неразборчива.
Тонкие, скрипичные пальцы осторожно погладили надпись. Банку встряхнули, в ней булькнуло, и кто-то будто бы крикнул: "Мне отдавили ногу!"
Владелец банки посмотрел на часы и решил, что у него еще есть немного времени. Не зная законов физики и больше работая по гуманитарной части, ошибочно считая ее таковой, он опустил свою банку в кастрюльку с кипящей водой, уселся на табурет и принялся ждать.
"В конце концов, там нет ничего мясного, - подумал молодой человек, поправляя сережку в ухе. - И рыбного нет, и грибного. Сплошные овощи и фрукты, нечему портиться. А десятиминутное кипячение уничтожит любой ботулизм".
Он взял тряпку; тряпкой, в свою очередь, вынул банку из кипящей кастрюльки, поставил на стол и вторично замахнулся ножом.
Теперь он решился всерьез и ударил.
Из дырки - "подземный ход!" - орали в банке - ударила тугая струя, состоявшая из овощных и фруктовых соков с элементами плоти и мякоти. Она была горячая, и ударила для начала в глаз, а дальше уже, гейзером - в ослепительно белый потолок.
Откуда-то снизу, со дна банки, Чиполлино вопил: "Революция! Революция!"
- Проклятье! - молодой человек выхватил носовой платок, прижал к лицу. - На кого я похож! И я нуждаюсь в регулярном овощном питании!
Помимо прочих бед, безграмотный юноша опаздывал на поезд "Голубая Стрела". Он так и не успел подкрепиться, а овощи-фрукты восторженно перли на волю, ошарашивая пространство самонадеянными лозунгами.
53. Огниво и Три Толстяка
Мужчинка в трениках вбежал во двор, помавая мусорным ведром. Хотел закурить, да забыл дома спички.
- Эй, служивый! - окликнул он солдата, который шел себе мимо в парадной дембельской форме и слегка покачивался. - Огонька не найдется?
- Все найдется! - уверенно молвил служивый. Неспешно вынул замысловатую зажигалку, достал портсигар: - Бери, угощайся! Я только что с юга, с курорта, с таджикской границы... Позывные - Насруллла! Я нынче добрый, гуляю!
- Да я... - Мужчинка помялся, махнул рукой и поставил ведро. - Благодарю.
Сержант чиркнул зажигалкой, и, стоило им прикурить от нее папирос из портсигара, явились три чудища, три здоровущие собаки с глазами-блюдцами: поменьше, средняя и самая большая.
- Кусь! - шутливо притопнул служивый. Собаки присели. - Отставить. Не боись, - успокоил он мужчинку. - Мои это, оттудова. Щенками взял, верблюжьим молоком выпаивал. Взял, когда с ними еще одного духа взяли. А собачатина расселась по его шакальим мешкам: один - с медной деньгой, второй - с серебряной, третий - с золотой. Духа - в дупло, как в сказке, потом в расход. Мешки - в комендатуру, щенков - мне... И чиркальце прихватил.
Мужчинка судорожно курил, не сводя глаз со свирепых животных.
- Ну что, по пивку? - предложил солдат. - Сказки любишь? - И обратился к собакам: - Ну-ка, живо сюда мне Три Толстяка из вон того шалмана!
Собаки бросились прочь и через секунду вернулись, держа в зубах пластиковые бутылки пива "Толстяк", изъятые в полном согласии со сказочной собачьей иерархией: классическое, забористое и крепкое.
- За нашу победу! - солдат и мужчинка сделали по большому глотку.
- Что такое? - спросил мужчинка, рассматривая этикетки. На одном Толстяке было написано "Тибул", на другом - "Суок", на третьем - "Доктор Гаспар", с предупреждением Минздрава.
Служивый расхохотался, и мужчинка увидел, что ни собак, ни бутылок уже почему-то нет.
- Мы что, по-твоему, курим? - спросил дембель. - Три Косяка-Толстяка! Ты такой дури не пробовал! А у нашего брата ее...прямо оттуда... - он усмехнулся. - Иди, выноси свой мусор. Пора мне.
- Ага, - сказал мужчинка и поплелся выносить пустое ведро.
Он очень некстати забыл, что и сам мусор.
54. Опыты экзорцизма
Граф Дракула был знаменитый гедонист и жизнелюб, добрая душа, но сильно досаждал окрестным боярам да крестьянам своими выходками. Он был героиновый, кокаиновый и кодеиновый наркоман, алкоголик, эфироман, курильщик, знаток тантрического секса и Дао любви, сифилитик, да впридачу - злостный эфедронщик. В нем жил распутный бес, жадный до всего токсического, но в прочем рассуждении безобидный.
Графа Дракулу, когда терпение лопнуло, догнали в санях и гнали до самого гроба, где он устраивал себе и подругам оргии с шампанским, павлинами, павианами и райскими птицами. Большей частью - воображаемые. Подвал, как и весь замок, сиял огнями. Итак, настигнув его и дыша чесноком, обиженный люд пронзил графа аналогом осинового кола в виде:
- ударной дозы бензилпенициллина от дурной болезни
- вшивания таблетки от пьянства
- вшивания таблеток от всех остальных одурманивающих веществ.
Мало того, что это все плохо сказывалось на потенции, ему еще и перерезали каменными ножами семенные канатики.
Да еще прилепили намертво антиникотиновый пластырь. Рыдающий бес удалился, и стало светло, но Дракула искал наслаждений, ощущая привнесенное в себя несовершенство.
Не имея иной возможности расслабиться и одуреть, он стал захаживать в храм и сосать там соборную духовную благодать.
Но как-то однажды к благолепному, сияющему графу подошел рассерженный поп и обвинил его в оголтелом вампиризме. А следом повелел всем бесам выйти вон. И вышло вот что:
- Вывалились подшитые таблетки;
- Отвалился антиникотиновый пластырь;
- Отверзлись раны и вытек противосифилитический бензилпенициллин;
- Зажили язвы, заработали канатики.
Химические бесы покинули Дракулу, и в горнице его души снова сделалось чисто и прибрано. И очень пусто без привычных уже демонов и дьяволов. Один, как писано, и не замедлил явиться на свято место, будучи куда хуже прежних, и полилась кровь.
- Умоетесь теперь, - бормотал граф, обучаясь повадкам летучей мыши и пестуя в себе бешенство.
55. Особняк
Наф-Наф торопливо поставил в очаг котел с кипятком, и первый же спецназовец, пошедший через трубу, заорал благим матом.
В той же манере орал и Наф-Наф:
- Волки! Волки позорные! У меня все на тещу записано! И дом, и джип, и участок! Кровным трудом!...
- Кровавым, - послышалось с улицы. - Выходи, свинья! Налоговая полиция!
- Братаны, братаны, - Наф-Наф поочередно кидался то к Ниф-Нифу, то к Нуф-Нуфу. - Скажите им!
Треснуло стекло: в окно ворвались кованые сапоги. Кто-то, зацепленный тросом, пошел иным путем экспроприации.
- Мы в твоих проблемах не при делах, - братья мрачно отворачивали пятачки. - Наши точки уже разнесли. А ты зарвался...
- Эй, в доме! - раздалось снаружи. - Ложись! Сейчас вдуем!
- Волки!... - застонали поросята и рухнули на пол копытцами врозь - задними. Передними они прикрыли румяные рыла.
На лужайке что-то ухнуло, чем-то дунуло; на пол упал какой-то предмет, и роскошную гостиную Наф-Нафа заволокло ядовитым дымом.
- Так-то вы, падлы, встречаете налоговую службу, - клокотало в котле. Спецназовец, попавший туда, уже почти выбрался. - Сейчас мы вам устроим опись имущества.
Рухнула дверь. В хоромы, прикрываясь маской, вошел высокий чин.
- Я в поросятах знаю толк, - прогнусавил он. - Сейчас разберемся с этими и поедем выкуривать из нор мелкоту... в Шир поедем. Там будет проще: воткнем при дверях ультразвуковые шесты - они сами полезут из нор, эти хоббиты. Старшой говорит, что у них там какое-то паленое рыжье, колечко, велел доставить в местное РУВД.
56. Пан или пропал
Священники молча следили за левитацией. Девочка, донельзя обезображенная бесом, парила над постелью.
Потом тот, что постарше, специально приглашенный экзорцист, начал творить молитвы и кропить помещение святой водой. Дьявол не изгонялся, но левитация прекратилась. Бес ослабил хватку, и малышка ненадолго пришла в себя:
- Я видела его, - прошептала она своим обычным голосом. - Он волосатый, рогатый и пьяный. У него козлиные ноги и запах... Ооооооо! - завопила она, так как дьявол взялся за старое.
Старый священник не выдержал и упал, держась за сердце.
- Как твое имя? - не унимался молодой экзорцист.
- Легион, - прохрипела девочка басом. - Нас много. Зови меня: Пан.
- Тогда войди в меня, в меня, Пан! - возопил экзорцист. - Оставь ее и войди в меня!
- Это удачная мысль, - проскрежетала одержимая.
Священник схватился за голову, и в рот ему влетело черное облако вроде того, что видел или просто описывал купец Мотовилов.
Священник взвился под потолок. Освобожденная девочка следила за ним с нескрываемым ужасом, но и не без интереса.
- Я Пан! - воскликнул тот. - Меня зовут Питер. Но куда подевалась моя тень? Непорядок.
Он описал несколько кругов. Его сутана развевалась и зеленела в полете.
- Венди, мы отыщем мою тень и полетим в Неверландию. Там много таких, как я, и они наигрывают детям на своих свирелях сатирические песни. У нас есть шалаш.
- А как же родители.?
Питер Пэн озабоченно ловил свою тень:
- Да хрен с ними.
57. Паспорт кота Леопольда
Занавесочка с вышитыми розами отодвинулась. Выглянули пушистые усы.
- Леопольд! - послышалось с улицы. - Выходи, подлый трус!...
- Ребята! Давайте жить дружно! - обрадованный Леопольд прямо в шлепанцах сбежал по ступеням во двор. - Заходите, прошу вас! Чайку? Пряников? Мармеладу?
- И того, и второго, и третьего! - гаркнул толстый Мыш.
- И четвертого! - жеманно пропищал мелкий Мышонок.
Леопольд незамедлительно накрыл на стол и замер в ожидании.
- Что мне делать? Я хочу с вами дружить, ребята! - проурчал он.
- Что делать? - недоуменно спросили Мыш и Мышонок. - А нам почем знать? Стань вон в угол и не двигайся с места.
- Как вам угодно. Я встану на четвереньки.
Кот Леопольд с готовностью затрусил в угол и замер там в довольно неудобной позе.
Гости переглянулись.
- Леопольд, подлый трус... - неуверенно начал Мыш.
- О... о да, да, - со стоном прошептал Леопольд, развязывая пышный бант и скидывая халат.
Мышонок нервно заозирался:
- Он что-то задумал! - шепнул он Мышу.
- Сам вижу, - буркнул тот.
Леопольд доброжелательно мурлыкнул:
- Вы не знаете, с чего начать? Я понимаю, я понимаю... Одеты вы стильно, однако я не вижу аксессуаров... И вы, похоже, не знаете, с чего начинается дружба. Думаете, с улыбки? Не совсем так, хотя мне придется улыбаться... Ну-ка, повторите еще раз, про меня!
- Подлый трус, - пробормотал Мыш. Ему захотелось уйти.
- Откройте шкаф, ребята, - подсказал Леопольд, виляя всеми частями тела. - Там вы найдете все для подобных случаев. Полный Арсенал.
Шкаф стоял под портретом бабушки Леопольда. Мыш и Мышонок вдруг заметили, что у бабушки выколоты глаза. Почему?
Они распахнули шкаф и увидели аккуратно развешанные плети, хлысты, сапоги со шпорами, шипастые наколенники и налокотники, седла, уздечки, фаллоимитаторы многих диаметров и дистанций, баночки с мазями, резиновые дубинки, поводки, намордники...
Мыш отшатнулся. При этом он вцепился в рукав выходного пиджака Леопольда, который качнулся, так что из внутреннего кармана выпал паспорт.
Мышонок поднял его, раскрыл, прочитал:
"Паспорт гражданина Российской Федерации... печать... номер... дата выдачи... подразделение... Фамилия-имя-отчество: Леопольд Захер-Мазох".
58. Педали в молоке
сказка-быль
Жили-были две лягушки. Упали они однажды в кувшин с молоком, и одна стала ныть, что все бесполезно и пришла пора помирать. Так и утонула. Зато другая лягушка, поумнее, сучила-сучила лапами, да и сбила ком масла, так и выпрыгнула - не дай бог, кому под сапог.
Так рассказывает легенда.
Вот и два доктора угодили однажды в кислое молоко: попали в больницу писать истории болезни. Писать и писать, писать и писать, с короткими перерывами на обед и дежурство.
Один сразу запил. Писал себе и писал, историю за историей. Вечером, бывало, идешь мимо больницы, а в первом этаже настольная лампа горит. Доктор сидит перед стопкой историй длинной и страшной болезни, а лапы в молоко свесил. Вроде бы и теплее, в молоке-то! Напишет: "Состояние без изменений" - и нальет себе сто граммов из бутылки, которая рядом. Понюхает белый рукав - хорошо! Поправит колпак. Снимает, словно блин из стопки, следующую историю. Пишет: "Состояние без изменений". И так до утра.
А второй доктор сказал себе твердое нет: перемелется - мука будет. Масло собьется - выпрыгнем! И тоже начал писать историю за историей. Крути педали, лепила!
И первый доктор в недалеком будущем привел свои дела в такое запустение, что был обвинен во вредительстве и покушении на товарища Сталина - дело-то происходило в 30-е годы минувшего столетия.
А второй доктор, в молоке накрутившись педалей, да исписав кипу бумаг, выпрыгнул из больницы, побежал по открывшейся в небе дороге, крича: "Свободен!" И написал целый роман про Мастера и Маргариту.
Впрочем, он тоже недолго прожил, отошедши от медицины.
Мстительная профессия. Не прощает измены.
Доктор Чехов, небось, намесил себе масла на целую роту солдат, но это его не спасло. Закашлялся и зачах от трудов.
59. Перемена слагаемых
Буратино делал вид, будто ему не очень нравится Девочка с голубыми волосами, хотя он не понимал, почему она нравится Пьеро, который сам был гораздо больше похож на девочку.
Но Девочка с голубыми волосами имела свои виды на Буратино. И даже заставляла его писать носом, преследуя не вполне понятные цели. Она хотела что-то выяснить и очень внимательно рассматривала чернильные кляксы..
Пьеро, глядя на это, вздыхал и обнимал Артемона.
Буратино завидовал обоим, потому что старый и выживший из ума Карло его не доделал. У него возник комплекс девичьей неполноценности в связи с отсутствием пениса и зависть к нему, пенису, а заодно и к Карло. Поэтому он продал букварь и сразу взялся за труды Карен Хорни, вовсю боровшуюся против дискриминации женщин. Эту книгу он нашел в домике у Мальвины.
А свою естественную, гетеросексуальную тягу к Девочке с голубыми волосами он всячески подавлял хулиганством, хотя и пытался приладить золотой ключик посноровистее, чтобы выйти из положения молодцом.
Но потом все наладилось.
Когда приключения закончились, потайная дверца распахнулась, друзья увидели Счастливую страну. Прямо у входа стояли дровосеки.
- Что тебе нос! - сказали дровосеки. - Давай мы тебя распилим пополам и все поменяем местами. Склеем на совесть, не плачь. Потому что голова ли у тебя, задница - все едино, да и руки не отличить от ног. Какой-то пьяный сапожник, видать, постарался.
Так и поступили.
Тогда оказалось, что Девочка с не случайно голубыми волосами умела снимать эти волосы, которые были париком, а Девочка была мужчиной. Теперь Буратино устраивал ее полностью.
Пьеро же привычно расплакался, так как был настоящей Мальвиной и пел серенады вопреки своему естеству, из-под палки, ибо нетрадиционная ориентации встречается даже в неодушевленных предметах: сколько их, плакучих ив, мужского якобы пола. Пьеро счел за лучшее сойтись с Арлекином, которому было все равно. Он ладил даже с Карабасом, не говоря уже о Дуремаре и начальнике полиции.
От перемены мест в двуполушарном разуме Буратино ничто не изменилось, зато нос занял более выгодное положение, а девочка без голубых волос ни на секунду не забывала, какого размера кляксы он ставит.
Кроме того, раз уж попали они в Счастливую страну, то сразу же нашли там и отделение милиции, где донесли на Карабаса, что тот содержит притон. В тесную дверцу стали протискиваться спецназовцы-гоблины и тележурналисты. Но самый большой и дорогой фургон с каким-то важным оборудованием, размером с добрый компрессор, заехал последним м намертво перекрыл вход, тем самым навсегда разорвав сообщение между мирами.
Со временем все, что осталось по ту сторону, обозвали Зоной и сняли фильм. И очень неохотно показывали его в Счастливой стране.
60. Петушиное Слово
сказка сказок
Это не столько сказка, сколько некоторое рассуждение.
Вот, например, почему так бывает, что всем длинноносым - Буратино, Пиноккио, Карлику Носу - выпадает непростая судьба.? Нет ли в этом закономерности?
Но это для затравки. Вот одиночество творца - действительно, серьезная проблема.
Доктор Гаспар был довольно-таки одинок, а ведь умел он все: и лису поймать, и мост построить, и камень превращал в пар, приближаясь к освоению ядерных процессов. Суок, Тибул и Тутти ему не товарищи, они попользовались доктором и поехали заниматься распутством, бунтом и акробатическими номерами.
И Фауст был одинок. И Франкенштейн.
Больше всех знают, естественно, жидомасоны, но эти вообще молчат.
То есть о чем идет речь? Есть люди, в руках у которых все спорится, ибо знают они Петушиное Слово. А откуда им его знать? Известно, откуда. Поэтому-то в нашем государстве столько непризнанных самородков и первопроходцев, которых не жалуют. У доморощенных изобретателей не бывает достойных учеников, ибо люди боятся узнать Петушиное Слово и через это зачушкариться.
Вот и собираются по дворам старички-рационализаторы, создатели радио, за шахматами и домино. У кого-то - вафлерская метка на губе, у другого - татуировка из пяти точек на видном месте. Не оскудевает талантами земля русская.
Потому что очень многим ее жителям известно Петушиное Слово. Об этом-то слове и не сказал буржуинам Мальчиш-Кибальчиш.
Почему никто не шелохнется, покуда не кукарекнет петух? Или не клюнет в положенное место, уже зажаренный?
Потому что Петух почитаем. Потому что вся наука и научные коллективы - от диавола. А Петушок - от Бога, и диаволы разбегаются с криками Петуха. Благо в начале было Слово - Петушиное, ибо нас всех опустили - на землю, вниз. А богоносцу-народу нарезали, соответственно, самый крупный участок.
61. Печные работы
Печь Ильи Муромца освободилась, и ее передали Емеле.
С Емелей все было по правде, у него завелся обыкновенный полтергейст, и все бы Емеле сочувствовали, когда бы он не пил недельным запоем. Отсюда и пошла поговорка: мели, Емеля, твоя неделя. Тогда и рыбы у него разговаривали, и ведра гуляли, и поленья порхали. И печка вела себя странно, вот разве что никак ей было не выбраться из избы, и Емеля, наведавшись в государственный кабак, принялся разбирать избу.
Конечно, он сперва думал, чтобы та рухнула по щучьему веленью, но полтергейст был вредный и притаился в жаркой печи, так что осталось единственное хотенье.
Соседи, видя, что делается, позвали воеводу. А про Емелю к тому времени в городе Санкт-Питербурхе уже написали запрещенную диссертацию: "Случай наружной проекции алкогольного психоза".
Воевода явился, когда стена уже была разобрана по бревнышку, а сам Емеля восседал на печи и всячески оттуда, с верхотуры, оскорблял воеводу, бранил его, вышучивал, хотя тот был добрый и семейный человек, с бородой и усами.
- Иль голова с плеч, или пляши, изба и печь! - кричал Емеля, будучи, между, прочим, недалеко от истины.
Изба поскрипывала тем, что уцелело, а печь и в самом деле порывалась непристойно пританцовывать, быстро двигая заслонкой, как языком.
Ехать печь отказалась, и воевода приказал запрягать коней, чтобы тащить ее вместе с Емелей, куда положено, в самый Санкт-Питербурх. Полтергейст иногда помогал, в самых трудных местах, и лошади бежали резвее, вызывая недоумение воеводы и ликование у седока.
А в Санкт-Питербурхе проживала всем известная Царевна Несмеяна с биполярным, то есть маниакально-депрессивным, расстройством, и была она обещана в жены любому, кто ее рассмешит, но все было тщетно. Принцесса вешалась и надрезала запястья, прыгала из окна и бежала к пруду. И вышло так, что когда под ее окнами проехали воевода с Емелей, депрессивная фаза резко закончилась, и началась маниакальная фаза. Принцесса принялась хохотать, так что свадьбу сыграли немедленно.
Жизнь в государстве потекла по сезонному плану. Когда царица маньячила, бывало все: балы, фейерверки с карлами, ряженые в ледяных домах, и даже сам Бирон наезжал в гости. А уж в пору депрессии ничего не попишешь, и головы стаями летели с плеч. Емеля продолжал пить горькую, и после нескольких лет супружеской жизни заразился от царицы ее расстройством, как это случается в коммуналках: величал себя Емельяном Пугачевым и Рабочим Емельяновым, а царица устроилась квасить не хуже Пугачевой Аллы. Пока их всех не удавили и не подняли на вилы прямо из колыбели.
Рассказывают, что осиротевшую печь подарил потом Ленину тот самый печник, что сделал ему грубое замечание на покосе. И по ночам из печи неслись то плач, то хохот, а Ленин кутался в одеяло, припоминая рассказы семинариста Джугашвили о бесах. Он прижимался к Надежде Константиновне, но толку в том было чуть.
62. Пиргорой ослика Иа
Пух, Пятачок и Сова увидели возле пруда Ослика, который с совершенно убитым видом сидел в окружении пустых бутылок.
- Мне это не нравится, - шмыгнул Пух. - У него сегодня День Рождения, а он сидит совсем грустный.
- Надо что-то делать, - сказала Сова. - У него уже развилась депрессия. - Сова знала много ученых слов. - Надо его развлечь. Рассказать, например, как повзрослел Кристофер Робин.
- Мне кажется, ему чего-то не хватает, - пропищал Пятачок. - Ему надо что-то пришить.
- Я знаю, что, - важно заявила Сова. - У меня эта штука где-то валяется. Пойдемте, я вам покажу.
Они пошли прочь от пруда к домику с табличкой "?a va", и Сова вынесла какую-то штуковину.
- Читай! - велел Пух.
Сова поправила очки.
- Бля...бле...спле... бряль... Короче говоря, это то, что нужно.
Они вернулись к Ослику. Ослик Иа смотрел на них грустно и мутно.
- С Днем Рождения тебя, Осел! - зычно сказал Пух.
- Спасибо, Винни, - мрачно отозвался Иа.
- Сиди тихо, - продолжал распоряжаться Пух. - Тебе кое-чего не хватает. Сейчас Сова тебе это подошьет, и все будет отлично.
- А это не больно? - вяло встревожился Иа.
- Нет! - со знанием дела пискнул Пятачок. (По секрету скажем: из дальнейшего выяснится, что то, что они принимали за Пятачка и постоянно волочилось за ними, на самом деле было розовым воздушным шариком).
Сова пристроилась у Ослика за спиной.
- Готово! - сказала она.
- Держи, друг! - воскликнул Винни и вручил Ослику горшочек браги.
У Ослика загорелись глаза. Он распахнул пасть и опрокинул горшочек в себя.
- Входит.... - радостно вздохнули все.
- И-а... И-а!...И-а! - заревел Ослик. Содержимое горшочка хлынуло из него обратно.
- И выходит! - радостно выдохнули все.
- Вместе с ослиной душой, - уточнил подоспевший Кристофер Робин при виде, как Иа перевернулся на спину копытами вверх. - Конец его страданьям и разочарованьям.
Пятачок порхал вокруг.
Сова бережно прятала под крыло упаковку с надписью "Эспераль" по-французски.
63. Полет над красным гнездом
ноэль
Маленькое предисловие
Это очень старая сказка, написанная под Новый, 1989 год, и у нее даже было посвящение: Т.Н.З.У.Л.Х., которое не имело отношения к Хине Члек, и которое я не собираюсь ни выбрасывать, ни расшифровывать. Для меня было крупной неожиданностью, когда на волне ненависти к недавним оккупантам, ее опубликовала эстонская газета "День за днем" - в декабре 94 года. И даже проиллюстрировала портретом Горбачева. Тогда еще в памяти свежа была история с Матиасом Рустом, который на маленьком германском самолетике приземлился прямо на Красной площади; тогда что-то вякали о своих правах крымские татары, плюс, конечно, полусухой закон и медицинские страшилки академика Углова. Я перечитал, кое-что выкинул, изменил и присовокупил к циклу "Ледяного спокойствия", ибо о чем волноваться?
*****
Однажды в Сочельник наша скромная компания, приняв изрядное количество пунша, ощутила тягу к рассказыванию невероятных историй. Схема была стара и добра, как добрый старый Джером. Британского лоска нам, конечно, недоставало. Но издержки сервировки с лихвой окупались задушевностью беседы. И вот в разгар застолья всеобщий любимец Вакула - не слишком, кстати сказать, разбиравшийся в сочетаемости вин с цветом глаз и временем суток, - отказался от зубровки.
- Нет, нет, и еще раз нет, - твердо заявил он, пряча стакан под стол. - Я не пью зубровку.
Это известие поразило всех. В нем звучала мрачная тайна, мерещились эскадры затонувших в океане зубровки бригантин и каравелл.
- Не могу, - жалобно бормотал Вакула. - Я ноги себе сбил на этой зубровке. Много верст отмахал...
Он вздохнул, посмотрел на наши хищные лица и понял, что от объяснений не уйти. А потому, не дожидаясь пытки, приступил к рассказу в следующих выражениях:
- Сначала - про бодуна. Бодун - существо живое (мы прекрасно это знали, но Вакула не умел переключаться). Ну, может быть, немного потустороннее, но все равно реальное и вечно норовит поживиться за наш счет. Стал он в прошлое новогодье одолевать меня. Ксанушке я уж не мил, ибо распух. Гости все разошлись, остались только Солоха и Пасюк. Солоха улыбается и пирог ковыряет. А Пасюк, выпивши крепко, оплошал с пельменями. Одна пельмешка над столом зависла, а две другие оттопыривают нагрудный кармашек.
Вижу - пора брать бодуна за жабры. Такой и солнце, и луну, и весь белый свет умыкнет. Встал у меня в нутре враскоряку и содрогается в падучей. Положено с ним так: сперва припугнуть холодной водичкой. Он сразу башкой затрясет: дескать, я уже смирный. И опять за свое. Ну, тогда не обессудь. Наколдовал стопарик, опрокинул, а за ним - второй, да пельмешку зависшую, да пивка. И вот от бодуна остается смердящий труп, и если в душе у тебя еще что-то не на месте, то это лишь в силу действия трупного бодуньего яда.
Стало быть, начал я с водички. Бодун какой-то жидковатый попался, заблеял от страха и тьму кромешную перед глазами разогнал, месяц вернул на небо. Только я потянулся к стопарику, как моя Ксаночка взорвалась. И - по полной программе: ты-де такой, а все другие - вон какие, и что у всех как положено, а у нее - шиш, и что ко всем я так-то, а к ней - будто к свинье.
Что возьмешь с бабы? Поорала бы - и конец, мой стопарик. Только Солоха-змея не дремлет. Щурится, играет заплывшими глазками и подает тихие, безобидные реплики: "плетью обуха не перешибешь, Оксана", да моя дура от этих слов еще пуще распаляется. Орет: платья, мол, нет! шубы нет! сапог нет! - кто посторонний послушает, так решит, что и правда. А тут, как назло, затеяли показывать передачу, и в ней - Горбачев с Раисой Максимовной кому-то руки жмут и рассуждают о новом мышлении.
Солоха знай себе щурится. Ждет, когда Ксанка меня вышвырнет, а она приберет ничейную мертвечинку. И - в мешок, к остальным. Вот она и говорит:
- Да уж какой с него прок? Одно только знаменитое имя: Вакула, а нет бы, да и достать тебе Райкины черевички.
Моя слабоумная рада-радешенька:
- Правильно! - подбоченилась и как завизжит: - А подать мне черевички! Не то вот те Бог, а вот - порог!
Вдруг навалилась на меня невыносимая тоска. Как меня земля носит. Себя загубил, бабу загубил, жизнь загубил - эх! Пойду и достану их.
Тем временем мой бодун весь извертелся от недовольства: отвлекаюсь на пустяки. Нет бы послушать, как он меня пережевывает. Я его хвать за хвост, да об половицу, да под себя подмял, уши закрутил, рога стиснул - давай, брат! Гони в Первопрестольную! Он и возразить не успел, как я вонзил в его хилые ребра свои мозолистые трудовые пятки. Сжался он, съежился и брызнул вон из окна, сшибая кактусы.
Честно скажу: приятного мало. Потому что держишься на нечестном слове. Про то, чтобы вниз посмотреть, и подумать страшно. А когда привык, так даже и приелось. Лечу и качаю себе головой, удивляясь людскому стремлению обладать крыльями.
Когда мы приблизились к Москве, начались приключения: нас заметили военные. Подняли по тревоге два истребителя, которые присели бодуну на хвост и распылили какую-то предупредительную гадость. Бодун вытаращил глазенки: идем, говорит, на снижение. Пристроимся над столичным экспрессом, и никакой радар нам не страшен, а птички скоро отвяжутся по причине огромной скорости.
Так мы и сделали. Зависли над товарным поездом. Истребители пошли на разворот, да так и сгинули. Мы же, покуда они разворачивались, уже развернулись над Красной площадью.
А на площади расселась по-турецки сотня каких-то угрюмых типов с непреклонностью в глазах. Мы садимся со всяческой помпой - народ бежит! Торопится, фотографирует! Вопят: что? да как? да куда смотрели? да в сердце Родины? Берут нас в кольцо, начинают теснить.
Я успел спросить у одного из сидевших: откуда, мол, будете, земляки? Татары, отвечают, мы крымские, с протестами и петициями.
Тут пришел министр обороны, вперился в нас немигающими очами и стоит, не может налюбоваться. С ним рядышком - академик Углов пританцовывает от возбуждения, глаз от бодуна отвести не может, головой качает и зарисовывает в блокнот. И кто-то в шляпе гневно разглагольствует:
- Я одного, значит, не понимаю - гуда глядит наше ПВО и на кой оно нам вообще нужно, когда любая шпана вольна явиться на бодуне в сердце Отчизны и разбить это сердце к едрене фене?
Смотрю, у министра обороны нога мелким бесом дрожит.
Подступает ко мне очень модный, на истукана похожий с витрины, шепчет мне в глаза:
- А ну, тварь, колись, откуда ты такой хороший. Будешь темнить - закатаем в консервы и отошлем в помощь недоразвитым странам.
Бодун, дуралей, мне подсказывает:
- Крымский татарин! Крымский татарин!
Кашлянул я и сообщил громко:
- Я, граждане, крымский татарин.
- Ага, - восклицает пижонистый истукан сладким голосом. - Ну а спутничек твой из которых меньшинств? - и тычет пальцем в моего горбунка. Молчу, что тут скажешь. Тот кривенько, с пониманием, ухмыльнулся, плечом повел, и мигом меня с обоих боков - под локотки. А истукан расстегивает пальто и вынимает из душных глубин ее, зубровку. И принялся лить мне прямо в желудок, я даже не сглатывал. Бодун, прочувствовав эту биохимию, посинел, лапками засучил и растаял.
- Вот злонравия достойные плоды, - говорит Углов.
- Потолкуем теперь без шептунов, - шепчет мой кровожадный и ослепительный недруг, но тут к нему кто-то подбежал, тявкнул в ухо. Истукан переместился вбок отставным шагом, и я смог увидеть Михаила Сергеевича, направлявшегося с супругой в народ.
Остановился передо мной и давай раздуваться-пыхтеть. Дескать - вообще! Ну, товарищи, это - вообще! Ну, дорогие товарищи, здесь уж, сами понимаете - вообще!
Министр обороны внимания на это не обратил. Он постоял еще чуточку, потом махнул рукой и пошел сдавать дела. Прямо к кремлевской стене, где долго бродил и высматривал свободное место. Да и мне терять нечего. Как бухнусь в ноги!
- Не вели казнить! - кричу. - Никакой я не татарин! Одни только лишь черевички супруги вашей хотел одолжить - примерить Оксаночке.
Михаил Сергеевич мне:
- Тихо, бестолочь! Будешь крымским татарином! - И громче, для прессы: - Зовут-то тебя как, крымский татарин?
- Вакула, - отвечаю.
Тут Раиса вмешалась:
- Викула? Какой Викула? Мишенька! Викулову мы уже давали!
Мишенька огрызнулся:
- Нельзя, знаешь, не считаться с реалиями. Да я последние штаны пошлю в Карабах, коли будет на то воля Азебаржана! - И снова в голос: - Мы, дорогой товарищ, в настоящий момент миновали только первый этап перестройки. Но чтобы люди почувствовали, ощутили эту выстраданную отдачу, ЦК и Политбюро изыскали возможность вручить представителю крымских татар черевички Раисы Максимовны.
Раиса Максимовна черевички скидывает, отдает мне и топчется. Мерзнет на снегу. А ее супруг разводит руками и берет разгон для дальнейшей беседы с подданными. В сей важный миг меня оттеснили бойцы незримого фронта. Истукан повелел:
- Чтоб духу твоего... в шесть секунд!
Я же, осмелев, возражаю:
- В силу и по причине ликвидации в рамках здорового образа жизни моего транспорта прошу изыскать для меня новый! Иначе крымским татарам не ощутить выстраданной отдачи!
Истукан, оценив мою наглость, потеплел взглядом и сокрушенно качнул головой:
- Тяжелое положение! На данный момент с бодунами плохо... Что ж, переночуешь на Лубянке, а уж утречком одолжим у кого-нибудь из ЦК. Хотя бы у министра обороны, тот точно обзаведется.
На Лубянке, как водится, полная неразбериха. Наступила весна. Наконец, после очередной шумихи, поднятой диссидентами, меня решили освободить к майскому празднику, с самого утречка. Ибо тогда я с гарантией смогу раздобыть в ЦК породистого бодуна-тяжеловоза в расцвете сил. В ЦК же, хохоча надо мной и черевичками, которые я в камере проглотил и так и хранил, благо те наружу не просились, меня доставили в правительственном лимузине. Но дальше вышел конфуз. Откормленные, с державными ряхами бодуны наотрез отказались расстаться с хозяевами. И я решил больше не испытывать судьбу.
Я тронулся в путь, пешочком, и только желудочные черевички согревали мое натерпевшееся сердце. Дорогой я представлял себе Ксанушку и с чувством воображал, как радуется она обновке, отклячивши ножку... Да только...
Здесь Вакула заплакал пьяными слезами и уронил голову на грудь. Один из нас, человек жестокосердный и грубый, несдержанно захохотал:
- Дальше нам ясно! Два пальца в рот - и царские тапки полетели в ведро! А ты заработал по хребтине ухватом... И еще долго выяснялось, как эта обувь к тебе попала. По каким-таким трудодням ты к ее хозяйке захаживаешь, и не у нее ли кантовался?
По глухим рыданиям Вакулы мы поняли, что слова эти - горькая правда.
Покуда он утирался, мы подлили ему в пунш и зубровки, и кое-чего другого. Он выпил, лениво повозмущался... смесь неспешно делала свое дело... Вакула задумался... внезапно черты его лица прояснились, он что-то припомнил про Михаила Сергеевича и рассказал нам историю...
...про Золотого Петушка!
1989, 2004
64. Положительная динамика, или Ну, погоди
сказка-быль
- Ну, погоди!
- И это все, что он говорит?
- Да, профессор. Рука уже поправилась, и нога нормально ходит. Он все понимает, но выговаривает только это.
- Знаете, у него было счастливое детство. Такая штука называется эмболом. Сохраняется только то, что въелось глубже прочего. Обычно это бывает какое-нибудь матерное слово. А у него - прелесть какая!
- Профессор, но вы возьметесь?
- Да, мы поковыряемся в черепе, подсадим сальник... сосуды прорастут, кровоснабжение усилится... Операция тяжелая, но я надеюсь на положительную динамику. Речевой диапазон должен расшириться...
- И дорого обойдется?
- Недешево. Но игра стоит свеч, согласитесь?
......
- Профессор, как его состояние?
- Вы можете забрать его домой. Динамика небольшая, но есть. Прошу вас, голубчик, ответьте: какое сегодня число?
- Ну, заяц, погоди!...
- Видите? Добавилось слово "заяц". Для этого восстановились миллиарды мозговых клеток. Дело пойдет на лад.
......
- Профессор, мы снова к вам.
- С нетерпением слушаю. Мои уши на гвозде внимания.
- Речевой диапазон расширился.
- Отлично!
- И диапазон поступков - тоже. Он разбил витрину "Детского мира", выхватил зайца и стал называть его всеми словами, которые, по вашим словам, у всех глубоко въедаются.... Слов пять или шесть произнес, исколошматил его...
- Вот видите: целых шесть слов!
- Доктор, он, казалось, и не знал их... И не произносил никогда...
- Значит, вы произносили...
65. Полостное сокрытие
По прибытии в аэропорт Великан тяжело отдувался. Пот лил с него градом. Он еле выкарабкался из такси. Таксист уже, багровея от натуги, вытаскивал из багажника огромный рюкзак.
Потом Великан заполнил таможенную декларацию и вразвалочку подошел к стойке.
- Наркотики? Оружие? - спросила у него миловидная мулаточка в таможенной форме.
Великан облизнулся.
- Боже меня упаси. Здесь у меня продукты, - он указал на рюкзак. - Я большой любитель покушать.
Великана огладили длинными палками, раздался звон.
- Ах, простите, - Великан вынул ключи от родового замка, монеты, портсигар, снял ремень и сразу сделался в два раза толще.
- Я попрошу вас развязать рюкзак, - вздохнула таможенница.
Тот повиновался. Рюкзак был доверху набит сырами, колбасами и президентскими куриными ногами, завернутыми в фольгу.
- Все в порядке, - улыбнулась досмотрщица.
На сей раз ее улыбка была гораздо шире. В ней сквозило непонятное и неприятное для Великана торжество. Он обернулся направо и увидел, что его уже теснит офицер полиции. Такой же громила теснил Великана справа.
- Потрудитесь объяснить нам, что это такое, - полицейский указывал пальцем куда-то вниз, на пол. - Имейте в виду, что все, что вы скажете или не скажете, может быть и будет использовано против вас.
Великан заглянул себе под ноги. Прямо из-под него в зал ожидания, через который он только что прошел, убегала струйка белого порошка.
Полицейский нагнулся, дотронулся до порошка пальцем, лизнул.
- Чистый кокаин, - заметил он укоризненно.
Послышался слабый треск рвущейся материи. Из рюкзака выполз мальчик размером с пальчик; с большим трудом он вытянул следом корочки сотрудника Интерпола, которые были немногим больше, чем он сам.
- Остальное в брюхе, - пропищал мальчик, отдуваясь.
Великана схватили под локти и поволокли на рентген. Мальчик поспешал следом.
- Нафаршировал братьёв пакетиками, словно гусей, и сожрал. Сволочь. Я тебя упеку на двести лет! - закричал он снизу вверх.
Рентген показал в животе у Великана нечто, напоминавшее многоплодную беременность.
- Это Ганс, - начал объяснять мальчик-с-пальчик. - Это Фриц. Еще шевелится. Это Фридрих. По-моему, пакетик разорвался - смотрите, какое блаженное лицо, даже на рентгене видно. Это Генрих... Это Иоганн...
- Полостное сокрытие, - кивнула мулатка, и Великана заковали в наручники.
66. Потерянное время
- Кто вы такой? - спросила гардеробщица.
- Я? Петя Зубов!
- Петя Зубов? Этого не может быть! Вы, должно быть, дедушка Пети Зубова! Вы посмотритесь в зеркало!
Петя Зубов посмотрелся и ахнул. Из зеркала на него глядел неухоженный, заросший космами дед. "Надо остальных предупредить! - разволновался Петя. - Время! Время!"
Вскоре нашел он Марину Поспелову - старушку семидесяти восьми лет. Она играла в мячик. Схватил ее за руку, и они побежали, чтобы успеть. Еще двоих не хватало: Наденьки Соколовой и Васи Зайцева. Наденьку нашли во дворе, она выглядела годиков на восемьдесят семь и прыгала себе по шашечкам, играя в классики. А после и Васю нашли, который тянул на все девяносто и прицепился к трамвайной "колбасе". Сняли его, обнялись.
- Скорее бежим, - говорит Петя. - Иначе к сроку не поспеем, и все пропало.
Долго бежали, пока не добрались до леса, на границе с которым был тот самый домик, где старички недоброе каркали. Там уже сидели за столом те же самые зловещие личности с именами и отчествами: Сергей Владимирович, Ольга Капитоновна, Марфа Васильевна и Пантелей Захарович. Санитары приосанились, заулыбались:
- Молодцы! К самому ужину поспели! Давайте сюда увольнительные, мы вам отметим. Маразм не маразм, а ты смотри, как они ориентируются, не то что эти арифметики. Все карцера боятся.
Один санитар сказал:
- Сегодня по радио говорили, что в Америке научились вставлять в башку микрочип для памяти. Но в русской версии он твердит на выходе лишь одну строчку из поэта Вознесенского: "И памяти нашей, ушедшей, как мамонт, - вечная память".
Повар сердито сказал:
- Можно бы и разнообразить для старичков. Для мобил же пишут разную музыку. Вот это скажем: "А годы летят, наши годы, как птицы, летят..."
- Как рыбы плывут, - подхватил санитар. - Эй, Фирс! Ты ложку-то переверни, да с другого конца возьми.
Повар, глядя в окно, мечтательно сказал:
- Какой здесь раньше вишневый сад был! И во что превратили? Дерьмократы поганые. Потерянное время!
67. Привередливые кони и Позорные волки
За горами, за лесами, за колючими стенами сидит ворон на дубу, он играет во трубу: "Подъем!"
- Что тут у вас за базар? - загремели запоры; в камеру вошли, поигрывая дубинками, трое в форме.
А дело началось с очень ответственной операции. Спасти положение мог только Конек-Горбунок.
- Важный вопрос решаем, брателла, - сказал Каюму Смотрящий камеры. Погоняло у Смотрящего было Бай. - Ты понимаешь, что с тобой будет, брателла, если конь не доскачет?
- Очень хорошо доскачет, - кивал Каюм. - Я сделаю Конек-Горбунок. Это такой специальный конь. Он долетит, как птица.
Горбунок, он же малява, касался судьбы очень важного в камере человека. Всякому культурному человеку из современной литературы известно, что конями называют записочки, облепленные хлебным мякишем. И перетянутые нитками. Ими, конями, пуляют через отверстие в решетке в окна напротив, и так общаются. Плюют конем в специальную трубку-газету. Мякиш прилипает, малявная записка изымается, натягивают нитку, проводят дорогу, а менты их потом находят и режут, дороги эти.
Сивка-Бурка был уже перехвачен и подшит к делу. Еще один Конь стал сразу Огонь, потому что свалился точно в горсточку прикурившего прапорщика, который пересекал тюремный двор. Росинантом нечаянно подавились, и счастливчика отвели в санчасть.
- Дддда что-та кони... мне попались... привередливые-е-е-е... - протяжно тянули в углу.
- Конек-Горбунок - особый Конь, - клялся Каюм. - Он долетит.
- Ну, гляди, - сказал Смотрящий. - Я тебя за язык не тянул.
Каюм до посадки играл трубачом в провинциальном оркестре. В трубе он возил героин и был взят прямо в оркестровой яме, когда закладывал пакетики. У Каюма была хорошая дыхалка, и он клево плевался конями. За такое мастерство сокамерники прозвали его Морисом-Мустангером из романа, который перед сном, ежедневно, тискал Смотрящему один петушок.
Каюм тщательно вылепил из мякиша фигурку с загадочными аэродинамическими свойствами - не то Горбунка, не то Пегаса. На выпеченном и разжеванном Горбунке покоилась вся его надежда.
И хлебный Горбунок не долетел. Что-то сломалось - может быть, крылья; а может - мотор, и ангел, как в песне, рухнул, то есть пал.
Так что начальники явились на дикие крики Каюма.
- Папка старый был! Мамка старый был! - вопил Каюм еще на суде. - Судья калым хотел, откуда взять?
А теперь он кричал и жаловался, потому что его волокли к параше:
- Конь хотел! Конь жалел! Бай жениться хотел!...
- Пошли из этого зоопарка, ничего страшного, - сказал старший офицер, и гости вышли. - Террариум, - донеслось уже из коридора.
- Бай уже женится! - донесся до них истошный вой Каюма.
68. Прикладная диалектика
Сказка в продолжение философии Г. Остера
- Куча - это что? - спросил Слоненок.
Конечно, это были не настоящие звери, а не вполне в уме, юные красавцы-герои из молодежных комедий изготовления США, приехавшие на пикник. И у них были свои любимые, интимные ники-кликухи.
- Куча - это когда много, - сказала Мартышка.
- А много - это сколько? - спросил Слоненок.
- Ну вот, смотри, - объяснила мартышка. - Вот я наливаю одну стопочку бренди. Удав, ползи сюда. Удав, это много или мало?
- Мало, - нахмурился Удав, опрокидывая стопочку.
- Хорошо. А две?
- Мало, - Удав выпил вторую.
- А пять? - Удав выпил еще три.
- Мало, - отрезал он.
- Прекрасно, - Мартышка налила шестую стопочку. - А теперь?
- Мало.
Она налила ему седьмую, восьмую, девятую и десятую.
Удав выпил и начал делать зарядку для того, что они с Мартышкой называли хвостом. Мартышка захлопала в ладоши:
- Много?
- Мало, - улыбнулся Удав.
- Тебе понятно? - Мартышка прильнула к Удаву и обратилась к Слоненку.
- Нет, - сказал Слоненок.
Он взял бутылку и допил, все что было. И сразу, с непривычки, потому что у него был самый высокий IQ, навалил кучу.
- Куча! Куча! - захохотал Попугай.
- Мы с кучи и начинали, - напомнил Слоненок. - Теперь все ясно.
69. Приключение Синдбада
Вообще говоря, его звали вовсе не Синдбад. Восточный орнамент своему имени он, человек зажиточный, придал самолично путем подкупа, позднейших вставок в тысячу и одну ночь - прошу прощения за нескромные ассоциации. На самом деле это был великий мореплаватель и путешественник по имени Сент-Бад, английский лорд-дворянин, совершавший кругосветные подвиги ради своей обожаемой жены, очаровательной леди Джейн. Сент-Бадом же он звался за то, что и сам он, и предки его, считали купание делом святым, особенно горячую ванну. Для леди Джейн он постоянно привозил с отдаленных островов удивительные диковины, всякий хлам, живой и неодушевленный, среди которого попадались и полезные вещи - например, эликсир долголетия, благодаря которому они оба веками сохранялись так хорошо, что можно было действительно вставлять в тысячу и одну ночь.
Однажды приволок на цепи одноглазого Циклопа, который только и знал, что жрать да ломать все вокруг, а потому был вскорости продан одной строительной компании для сноса старого фонда, но и оттуда сбежал, едва получил подъемные, и шлялся по темному Лондону, и потрошил несчастных женщин, которые из-за несоразмерности анатомии отказывались его удовлетворить. Его не поймали только потому, что очень боялись ловить, а отважный лорд Сент-Бад уже утратил к нему интерес.
И вот в свое последнее, роковое, уже совсем современное путешествие Сент-Бад позабыл, что женщина на корабле - сплошное горе, принял на борт леди Джейн и отправился к одному таинственному острову ловить гигантскую обезьяну, которая, судя по слухам и местной религии, там обитала. Он выследил ее прибором инфракрасного видения, но та успела похитить гулявшую по берегу леди Джейн и что-то ей нашептала, развела с ней какие-то шуры-муры. Поэтому, когда Сент-Бад вознамерился застрелить косматое чудище, леди Джейн заслонила обезьяну грудью и сказала, что не позволит пролиться крови и заберет обезьяну в Нью-Йорк, куда они давно переехали.
Обезьяна, малость умевшая говорить, назвалась Кинг-Конгом. Гневаясь на леди Джейн, лорд Сент-Бад не посмел пойти против ее воли. В Нью-Йорке же, после нескольких цирковых выступлений выяснилось, что это вовсе и не обезьяна, а просто очень большой, но сильно запущенный, заросший и одичавший на необитаемом ранее острове человек по имени Робинзон Крузо, который тоже прожил долгую жизнь, найдя очередной эликсир, да приобрел кое-какие дурные сексуальные привычки, регулярно общаясь с Пятницей и другими туземцами, которых Пятница соблазнил необычным опытом. И леди Джейн, втайне от лорда Сент-Бада, соблазнилась этими привычками. А вынужденный труд на острове сделал из Робинзона не человека, как воображали Дарвин с Энгельсом и Сталиным, а совсем наоборот.
После этого лорд Сент-Бад, не в силах простить себе такую ошибку, когда Кинг-Конга побрили и вычистили, пустил себе пулю в лоб. Ведь он, как-никак, был членом Географического общества и ведущим передачи "В мире животных".
А Кинг-Конг задумал снова сделаться человеком. Робинзоном он быть не хотел и смеялся, расставаясь со своим прошлым. Сократил свое имя наполовину - убрал вторую. Сел за пишущую машинку и стал вспоминать, что с ним было, да что ему снилось, да кто ему являлся на острове. Очень скоро он радостно улыбнулся в бороду, набил заголовок "Сияние", и дальше наколотил еще кучу томов, ибо его память говорила, и говорила все больше страшные, немыслимые вещи. Сейчас мистер Кинг совершенно очеловечился, носит очки и даже, по-моему, сбрил бороду. Правда, не до конца усвоил дорожные правила, и недавно попал под колеса.
70. Пропорции огромного размера
В ведомстве Лилипутии, куда угодил Гулливер, для него быстро нашлись переводчики.
Когда путешественника выбросило на берег, его быстро доставили на место специальным транспортом, которым перевозят баллистические ракеты.
- Из него самого недурная боеголовка получатся, - ворчали сопровождающие. - В шахту - и дело с концом.
Для собеседования включили локатор вместо лампы, задействовали подъемник, расположились по бокам - слева и справа.
- Я думаю, уважаемый Гулливер, что выбор у вас небогатый, - сказал один. - Вы проникли к нам незаконно. Вам остается надеяться лишь на ваши весьма необычные физические данные. Поэтому для начала поработаете в милиции... Получите новый документ.
Кончиками ногтей Гулливер раскрыл книжечку, и ему перевели: "Дядя Степа".
- Ну, а во флоте вы нужны, - крякнул второй. - Послужите для страны.
- Для какой страны? О какой стране вы говорите? - осведомился Гулливер без особенного восторга.
- А вот об этой! - вдруг заорал первый собеседник, выхватил из-за пазухи карту мира и развернул ее перед задержанным. - Вот где наша страна! Раздвиньте пальчики, измерьте! А вот где ваша!
И Гулливер моментально ощутил себя лилипутом среди бробдингнегов. "Они похожи на лапутян столько же, сколько и на гуигнгнмов, - думал он. - Но нет, не они".
71. Прощай, Дорога из желтого кирпича
Ролевики облюбовали себе скверик с песочницей и грибом. Скверик был благоустроенный: от каждого подъезда тянулись дорожки из желтого кирпича.
Сегодня пришли не все: Дровосек, Страшила, Гудвин, Бастинда, Тотошка и несколько Жевунов. Жевунами была мелюзга, наряженная в колпаки с бубенцами. Остальные - старшеклассники и студенты.
- Ну, куда пойдем? - спросил Страшила.
Ролевики, разодетые на манер своих кумиров, отдыхали под музыку. Элтон Джон прощался с Дорогой из желтого кирпича.
- Я без Элли никуда не пойду, - сказал Тотошка.
- Давайте-ка лучше сегодня без Элли, - негромко заметил Страшила. - После вчерашнего.
- Элли... Элли... - прошептал Дровосек. - Кто такая Элли?
И все дружно подхватили:
"А что это за девочка, и где она живет; а вдруг она не курит, а вдруг она не пьет..."
Дверь дома вдруг распахнулась, и на пороге возникла Элли, только недавно выписанная из шестой психиатрической больницы. Растрепанная, с неумытым лицом, она пускала слюни и тупо смотрела на приятелей. Желтые зубы обнажились в недоброй улыбке.
- Девочка, убивающая домиком! Девочка, убивающая домиком! - закричали Жевуны и бросились врассыпную.
Элли двинулась по дорожке. В руке она сжимала свою любимую с детства игрушку: железный, увесистый, с облупившейся желтой краской домик. Его изготовили и пустили в продажу в середине пятидесятых годов.
- Девочка, убивающая домиком! - вопили со всех сторон.
За Элли, заламывая руки, уже бежали родители. Но та успела догнать убегавшего Гудвина и ударила его самым углом желтого домика в голову, проломив ее насквозь. Гудвин упал.
- Обманщик! Обманщик! - заливалась слезами Элли.
72. Путешествие Нильса
Когда Нильс Хольгерссон, не выпив положенного стакана, увидел гнома и начал его гонять, родные бросились к телефону и позвонили Диким Гусям.
Когда те прибыли, Нильс уже поймал гнома в сачок и собирался убить его кухонным ножом.
В лапах Диких Гусей Нильс Хольгерссон сразу сделался очень маленьким, но санитар Мартин отнесся к нему мягко и связал его не очень больно. Он был добр, да и халат у него был самый чистый, совсем белый.
Гном тем временем выскользнул из сачка и бросился наутек.
- Когда же?... - взмолился Нильс, бившийся в лапах Гусей. - Когда же я снова сделаюсь прежним?...
Гном на секунду задержался и прищурился.
- Когда, - запищал он, - одна палочка и девять дырочек истребят целое войско... Когда король обнажит голову, а ты останешься в шляпе... И когда к обеду подадут твоего самого лучшего друга.... Вот тогда!
Дикие Гуси затащили измельчавшего Нильса в фургон и отвезли в ближайшую больницу с решетками. В ней заведовала отделением знаменитая и опытная Акка Кебнекайсе, которой Нильс Хольгерссон очень не понравился, и ей ужасно не хотелось его принимать.
- Он исправится, - умоляющим тоном сказал санитар Мартин.
И Нильса оставили.
По отделению тем временем разгуливали Лис Смирре, господин Эрменрих, король в самодельной короне из кусочков фольги, старый и добрый Розенбом с застывшей улыбкой и совершенно одеревеневший от галоперидола, и многие, многие прочие.
Нильсу назначили уколы. Гном тайно являлся к нему, стоял в углу, приводил к Нильсу целые полчища демонов, а сам исподтишка кривлялся, показывая язык. Но после первого же укола облик его слегка потускнел, а после второго он убрался быстрее, чем рассчитывал. После девятого укола гном перестал приходить, и демоны его - тоже. Тогда Нильс, изогнувшись и разглядывая дырки на заду, задумчиво изрек:
- А ведь гном говорил: когда одна палочка, - и он кивнул на шприц, - и девять дырочек, - он почесал отверстия, - истребят целое войско...
- Да! - радостно отозвался Мартин. - Ты скоро станешь прежним. Тебя сегодня выписывают.
Нильсу выдали его одежду. С ним прощалось все отделение. Король снял корону и размахивал ею; Нильс потянулся к своей шляпе, однако вовремя вспомнил про второе условие гнома и не стал ее снимать, но король не обиделся.
- И крепкий же ты старик! - крикнул вместо этого король и с треском ударил по плечу Розенбома, который затвердел настолько, что ничего не почувствовал.
Акка выдала Нильсу справку и отпустила домой.
Дома Нильс уселся за стол и стал ждать, когда же ему подадут его любимого друга.
- Ты же только что вернулся из больницы, - попыталась возразить робкая и забитая жена Нильса, но тот только грохнул кулаком по столу. И жена покорно выставила на стол четверть свежайшего самогона.
Отведав друга, Нильс моментально почувствовал, что сделался прежним - большим и сильным. Он вынул нож, положил рядом с бутылью и стал караулить гнома.
73. Разноцветная Борода
Синяя, как чаще всего бывало, Борода - изящный и грациозный вельможа - исхитрился жениться раз шесть, и все его жены исчезали в неизвестном направлении. Ходили слухи, что он их ел, но некоторых, якобы, встречали в провинциях; те отводили потупленный взор и спешили укрыться понадежнее.
В этом, как думали многие, была какая-то тайна.
Поэтому седьмая, самая отважная невеста, не побоялась пригласить Синюю Бороду на белый танец, что состоялся на одном из балов, хотя тот было направился к ней первым. Она курлыкнула, прильнула к бороде и удивилась ее необычайной жесткости; там даже не было приличного вшивого насекомого для хранения в памятном медальоне или табакерке.
Синяя Борода пал на колени с незамедлительным предложением руки и сердца. Но при одном условии, оговорил он.
- Вот тебе ключи от всех помещений в замке. Заходи в любую комнату, кроме одной.
Они уже прогуливались по замку, и Синяя Борода указал на вполне заурядную дверь.
- Это страшная, тайная дверь, и вход туда дозволен мне одному.
- Очень мне нужно, - скривилась новобрачная, и не соврала.
У нее созрел план. Она уже знала, что Синяя Борода, кое-как справившись с супружескими обязанностями, немедленно уходил в свои покои, а после и вовсе из замка. Он поднимался с петухами и отправлялся по каким-то делам. Она решила, что перед уходом он неизменно посещает тайную комнату, а потому нет надобности отпирать ее своим ключом - достаточно заглянуть в щелочку или скважину. Ведь не засядет же он впотьмах, не зажигая свечи. Конечно, если он оставит в скважине ключ изнутри...
Но этого не случилось. Синяя Борода нанес мужскую обязанность, для приличия похрапел, а молодая жена, чтобы не заснуть, приняла бодрящее снадобье по имени фенамин, которое выпросила у замковой охраны, в награду пообещав удовлетворить под его действием весь личный состав.
Вскорости Борода встал и потащился наверх, в тайную комнату. Супруга, припрятав на всякий случай кинжал, последовала за ним. Она услышала, как дверь отворилась, но не защелкнулась. Осторожно и бесшумно приблизившись, разведчица увидела искомую щель, пропускавшую свет. Она подкралась и заглянула.
Супруг сидел перед зеркалом; рядом корячился столик, уставленный румянами, белилами и притираниями. Самой синей бороды не было. Она обнулилась, превратившись в парик, и Синяя Борода превратился в Девочку с голубыми волосами.
Тут в саду, под балконом, заиграла какая-то мандолина, и раздался ненатуральный бас:
- Пропала, пропала невеста моя! Она убежала в другие края!
- Сейчас-сейчас, одну секундочку, бегу, - шептал Синяя Борода, наслаждаясь серенадой (после которой, между прочим, и разбегались жены)..
Вообще, таких бород у него висело штук десять, на стенке, самых разных оттенков и длины. Под Карабаса, Черномора, Хоттабыча и Карла Маркса. Ну, и валялась всякая гуттаперчевая всячина с фамильными вензелями.
74. Разогрев
- Не, они окончательно оборзели, - процедил Трубадур.
- Ну, чего тебе снова? - заныл Петух. - Принцессу не пускают на дискотеку?
- Да у них тут никаких принцесс, - отмахнулся Трубадур. - Есть одна Примадонна, и все. При ней - Король эстрады.
- Тогда что же?
- Они ставят нас на разогрев Газманова! Врубаетесь? Газманова!
Бременские музыканты нахмурились.
- Так дело не пойдет, - заревел Осел. - Не для того я ишачил.
- Ну, тогда действуем по старой схеме. Крадем Короля. Кто у них тут Король?
- Королем у них Сыщик, и он корешится с Маккартни, - угрюмо сказал Трубадур. - Конечно, мы украдем Короля, но все того же, эстрадного.
- Того самого, который при донне? - уточнил Кот.
- Ну да. Мы посмотрим, кто кого будет греть.
- Лишь бы не нас в камере, - философски поежился Пес.
... Лимузин Киркорова взяли в клещи.
- Мы Раз!.. бо-бо!... бобойники! - воскликнули Кот, Осел, Петух и Пес, которым даже не понадобилось гримироваться, благо такие в избытке. Женоподобный Король поверил им с первого слога.
- У тебя под днищем тикает бомба, - прохрипел Кот. - Взведенная. Слышишь? Тикает.
Тикало у Короля в голове.
- Тронешься с места, зайка моя, - пропел Петух, - и Примадонна овдовеет. И не сильно расстроится. Думай! Мобилу отдай.
- О чем? - спросил в отчаянии Король эстрады.
- Сам догадайся. Времени час, время пошло!
И разбойники скрылись, а через пять минут, одетый в форму старослужащего саперных войск, пришел Трубадур и прошел мимо Лимузина.
- А я не боюсь никого, ничего... - напевал Трубадур.
Король шепотом позвал его через щель прочно заклиненного оконного стекла.
- Зайка моя! - Сапер всплеснул руками. - Что случилось?
- Выключи бомбу, - осиплым, естественным голосом попросил Король. - И я все сделаю.
- А что ты можешь сделать, такой накрашенный? За двадцать гринов, да?
- А что тебе нужно?
- Мне нужно, чтобы Бременские музыканты не разогревали Газманова. Пусть его заморозит группа с Чукотки. Пусть поет "Белый-белый-белый снег". Найди ему талантливых эскимосов.
- Это легко. Что-то еще?
- Пусть мы вообще никого не разогреваем. Пускай разогревают нас. Например, Uriah Heep или King Crimson. Минут на двадцать их выпустите.
- Это невозможно! Вы выдвигаете немыслимые требования.
Трубадур сел на корточки и стал рассматривать заводного Винни-Пуха, который расхаживал под машиной взад-вперед.
- Бомба! - пожаловался он. - Такая, сякая - обидела Отца!
- Хорошо, я согласен!
Через неделю публика, разогретая "Red"'ом, безумно скандировала:
- Баю, ба-юшки баю!... Я всегда ложуся с краю... Лягу, так и знай!...
Сыщик присутствовал и тоже, сдержанно, хлопал.
75. Реинкарнация гидры
сказка-миф
Девочка шла и задумчиво вертела стебелек с одним-единственным лепестком. Шесть чудес цветика-семицветика уже сбылись - и что же ей оставалось?
Она кусала губу, придумывая желание.
И вдруг этот цветик запищал тонюсеньким голосом, с мольбой обращаясь к девочке:
- Сделай что-нибудь доброе, а? Видишь, там на скамеечке сидит хромой мальчик в ортопедической обуви? Пусть он поправится?
- Это зачем еще? - нахмурилась девочка.
- Чтобы я вознесся на более высокую ступень воплощения, - ответил цветик. - Иначе мне приходится возрождаться на низшем уровне и постоянно расплачиваться за какие-то грехи, ибо я убил и прелюбодействовал. Меня обрекли числу семь. Я рождаюсь то гидрой - обязательно семиглавой, которую побивает национальный герой-богатырь, то плеткой-семихвосткой для избиения глупых кукол, то этим вот цветиком для удовлетворения идиотских капризов. Сплошное зло! А мне же хочется оправдаться, мне же хочется прелюбодействовать! Я желаю попасть на высшую ступень бытия и обрести человеческий облик.
- А чем же так плох и зол цветик? - удивилась девочка.
- Если бы ты знала, чего желают, - тот горестно вздохнул. - Недавно... впрочем, ты еще маленькая.
Девочка познакомилась с мальчиком, и ей отчаянно захотелось поиграть с ним в догонялки.
Она тяжело вздохнула, оторвала лепесток и повторила заклинание. А потом обратилась к мальчику:
- Встань и беги!
Раздался мелодичный звон, и мальчик побежал.
- И ты лети, - сказала девочка стебельку, пока тот летел в канаву, - на высший уровень.
Наигравшись, она вернулась домой ужинать. Включила телевизор. Там начинался фильм "Семь невест ефрейтора Збруева".
76. Русалочка
- С Русалочкой вышла накладка, - доложил старший лаборант.
- Почему же? - возмутился профессор. - Принц ждет. Он заказал Русалочку. Уже расколдованную, с ногами. Но и с хорошим голосом. Я не пожалел для этого дела собственного сына, - добавил он, поглядывая на бак, привязанный цепью к кольцу, продетому в стену.
- Во-первых, он так и остался сыном, - печально сознался лаборант. - Жабры прижились, а пол не изменился.
Профессор задумчиво побарабанил пальцами по столу.
- Мне отчаянно нужны деньги, - сказал он строго. - Я думаю, что Принцу все равно. Мы договоримся насчет пола. Возможно, так будет лучше. Что еще?
- Вокальная программа не сработала, - продолжил лаборант. - Сильно мешают жабры. Он, конечно, поет, но дальше шансона дело не двигается.
- Принц любит шансон? - профессор почесал в затылке. - Должен любить. Хотя он ждал, конечно, как минимум, тенора... Это все? Или вы припасли еще что-то, посерьезнее?
Лаборант задрожал, как осиновый лист.
- У него выросли ласты, - прошептал он. - Сначала выросли ласты, а потом они склеились в рыбий хвост.
Профессор побагровел:
- Что? У него вырос хвост? На что, позвольте спросить, сдался Принцу мужик с рыбьим хвостом? Принц - мужчина широких взглядов, но не настолько...
Он сел и взялся за виски.
- Короче говоря, Русалочки не получилось, - констатировал он. - Принц будет в ярости.
- Давайте закажем ему в Таиланде какую-нибудь танцовщицу. Заплатим ей, сделаем пару надрезов - якобы жабры, которые от любви к Принцу начали зарастать.
- Это мысль, - оживился профессор. - Только мы поступим хитрее. Мы не будем тратиться, мы устроим обмен.
Он подошел к баку и пнул его ногой.
- Отец... - пробулькал бак.
- Поедешь, Ихтиандр, в Таиланд, - объявил профессор. - В порядке обмена. Там полно извращенных туристов. Им одним морской милее дьявол...
77. Саженцы
Их было трое братьев, и у всех появилась кличка Садко, а фамилии, возможно, были разные, такое бывает.
Первого звали Садко за особую меткость, ибо он с половины версты садил из берданки прямо в беличий глаз. Этот старший Садко подрабатывал киллером, и однажды его повязали, когда он засадил свою пулю в купеческий двор, заказанный боярским двором. Судили, пометили лоб и тоже не промахнулись с такого-то маленького расстояния. И даже пыж не помог, который он успел найти и проглотить прежде милиции.
Второй Садко был богатым гостем, благо приторговывал марафетом, эфежроном, герычем, планом и прочими вещами, которые привозил из заморских стран. Этот подсаживал молодняк; за то и прозвался Садко.
Однажды ему даже случилось проделать такую штуку с Подводным Царем, который захватил его где-то у берегов Кипра. Гуслей у Садко не нашлось, и он откупился таблетками экстази, от которых в подводном ресторане моментально начался шторм, и Царь махнул рукой - ступай, мол, с миром, но в следующий раз промышляй в сугубо нейтральных водах.
За то, что Садко подсадил много народу и понаделал, стало быть, много новых Садко, богатых и не очень, его посадили.
В камере, то есть хате, где очутился Садко, к нему бросился обниматься брат меньший, тоже Садко - но по иной причине Садко. С недавних пор младший Садко чалился за какую-то чепуху. Садко-Богатый Гость всю ночь докладывал брату о своих торговых приключениях. И совершенно зря, так как последнего брата порядочные люди называли не Садко, а Наседкой и давно грозились удавить.
В оперчасти он выложил все, что узнал от доверчивого брата.
И тот за коммерцию получил на полную катушку с конфискацией и приведением в исполнение.
А главное - сыщики вышли на секретный вертеп Подводного Царя, который, пусть не по крови, но по жизни уж точно был четвертым Садко. Сущий садист: выталкивал неугодных за дверь.
78. Самородок
- Ну, старик, где твое золото? - спросило ГПУ.
- Какое, какое золото, - закудахтала старуха. И старик закудахтал нечто свое, но подобного содержания.
- Да поговаривают, что ты золотишко моешь, - с угрозой напомнил кожаный человек с наганом. Сзади маячил придурковатый красноармеец. Он ковырял штыком иконостас.
- Откуда, мил человек, у нас золотишко? - развел руками старик.
Чекист пощупал оклады - не из золота ли. Выяснилось, что нет.
- Мы ведь тут все вверх дном перевернем, - предупредило ГПУ. - И если найдем хоть крошку...
- Так на то ваша воля, - согласился старик. - Только переворачивать нечего.
Уполномоченный сумрачно осмотрел убогую утварь.
- Иди в подпол, потом на чердак, - велел он красноармейцу. Сам же начал обыск, простукивая древнюю мебель и заглядывая в кастрюли и горшки. Потом приказал деду вывернуть карманы, задрал старухе подол. Пнул подвернувшуюся под сапог рябую курицу.
Нищета престарелых была вопиющей.
- Ладно, дед, - молвил кожаный. - Пока не тронем. Но ты меня знаешь, если хоть краем уха услышу... спалю, короче, родную хату.
Комиссия ушла.
Дед схватил рябу, старуха полезла в шкапчик, налила ложку касторки и насильно влила курице в жестоко раздвинутый клюв.
Через полчаса курица закряхтела, и из нее вывалился бугристый, угловатый самородок в полфунта весом.
- Тяжело тебе было бедной, - приговаривал старик, который самолично запихивал самородок в курицу. - Прямо-таки каменный цветок.
Тут прибежала мышка, разъевшаяся невесть на чем до бодибилдинга, и хвостиком расколола самородок на кусочки.
Старик ахнул и стал собирать осколки в нательный мешочек, предусмотрительно снятый перед обыском..
- По цыпляткам рассуем, - зашептала старуха. - Цыплятки это, скажем.
- Да, согласился дед. - Пусть простое яйцо несет. А с детей какой спрос.
79. Сказка о двух близнецах
Так получилось, что тропинки Ивана-Царевича и Колобка пересеклись.
Имелся там, в лесу, перекресток, где светофором - злобный филин.
Иван-Царевич пошел по привычке налево, за Колобком, который праздновал в своей сдобной душе убедительную победу над прочими соискателями. А Клубочек покатился направо, где его поджидала Лиса. Если кто думает, что по пути он разматывался, то это большая ошибка. Что бы от него осталось?
Дело в том, что оба были желтого цвета. У Бабы Яги все было шито желтыми нитками, ибо Господь ей не выдал белых: не положено.
Колобок прикатился точнехонько к ней, к Бабе Яге. Деда-то она, пока Колобок гулял, успела сгноить за недосмотр. Отправила к Золотой Рыбке чинить корыто.
- Бабушка, я пришел! - закричал Колобок.
Царевич понял, что его водят за нос.
- Ну, старуха, не обессудь, - сказал он, подсекая избу под ножки, после чего вошел. - Я, бабушка, изголодался по Василисе и женскому полу. Так что откатаю тебя по полной программе.
Забил Бабу Ягу в ступу, вышиб днище и сдержал обещание.
- Бабушка! Бабушка! - заливался слезами Колобок.
...С Лисой получилось чуть иначе: она попыталась остановить желтенький Клубочек, но тот катил себе, не обращая внимания на придорожную оторву. Та припустила вдогонку; видя это, Клубочек в ужасе закричал:
- Я от Бабушки ушел! Я от Бабушки ушел!
И вывел Лису к положенному дубу с ларцом, где и был проглочен. А возле дуба околачивался Медведь, давно обуянный желанием кому-нибудь посодействовать.
Видит - Лисе нехорошо, корчится. "Нимфоманка, - решил он. - Известное дело. Всегда такая была".
И оказал ей медвежью услугу: такую же, какую Иван - покинутой Колобком бабушке. Прислонил к дубу, подвинув Андрея Болконского; отработал по самое никуда, тут-то ее и стошнило.
- Ты это чего же? - грозно спросил Медведь. - Аль не люб?
- Да нет, - прохрипела Лиса. - Просто шерсти нажралась.
80. Сказка о дружеском порабощении
Алладин сидел и ковырял песок щепочкой.
- Я раб лампы! - воскликнул Джинн.
- Тогда убей, - равнодушно сказал Алладин.
- Но я твой друг! - тихо возразил Джинн.
- Так раб или друг? - задумчиво осведомился Алладин, и было в его тоне нечто вызывающее, соразмерное его собеседнику.
- Ооооооооооо!... Оооооооооооо!......... - Джинн горестно застонал и улетел за барханы тосковать и печалиться.
- Слышишь? - осенило Алладина. - Брось ты эту лампу. Полезай в меня. В желудок. Был рабом лампы - станешь рабом желудка.
- А разве так можно? - осторожно спросили пески.
- А где сказано, что нельзя? Будем вместе пищу вкушать, напитки. А если нужда подопрет - раскорячишься....
- Хе! Хе!
Восторженный Джинн вихрем ворвался в разинутый рот Алладина. По дороге он зацепился туфлей о молочный зуб и потерял букву "н", которой в магическом алфавите Джиннов соответствовала туфля.
- Слушаю и повинуюсь, - прогудело из желудка.
Но Алладин лежал неподвижно. Аллах запрещает правоверным употреблять Джин. Алладин же отродясь ни Джина, ни чего другого, похожего, не пил, и доза оказалась критической.
В очередной раз опечаленный, Джин помчался обратно в лампу, к фальшивому дяде-колдуну, с рапортом об успешном выполнении задания.
- Ты без туфли! - присмотрелся колдун. - Полезай в кувшин или лучше в бутылку или банку. Джину не место в лампе. Будешь прислуживать мне и царевне Будур малыми порциями.
81. Сказка о сером и гадком
- Но мне никогда не хочется ничего такого, - пожаловалась Она.
- Это потому что у вас Серая Шейка, - объяснил гинеколог; сексопатолог и дальтоник по совместительству.
Всех подруг давно разобрали по танцам, по кустам, по лесополосам и могилам, по дворцам бракосочетаний. А ее так и прозвали Серой Шейкой, и лед фригидности уже подступал к ней со всех сторон, окружая, оставляя лишь малую полынью, в которой при серой-то шейке еще могли теплиться какие-то желания. Там, снизу, били слабосильные теплые ключи. А может быть, так не бывает, и грела пустая надежда.
Между тем лед становился прочнее, зима набирала силу, и к Серой Шейке медленно и верно приближалась гомосексуальная Лиса. Она ходила кругами, но пока не могла достучаться до Шейкиного нутра.
Наконец, Лиса отважилась на решительный шаг.
- Посетим-ка мы с тобой, дорогая подруга, клуб "69". А то ты все одна, да одна...
- Посетим, - без особого энтузиазма согласилась Серая Шейка. - А что это за клуб? Математический?
- О! - закатила глаза Лиса, розовея мехом, но иногда - голубея. - Это улетное место, там собираются все наши, родные, сплошь геи да лесбиянки.
Серая Шейка уже почти сдалась на милость похотливой Лисы.
...В клубе на городской окраине было шумно, жарко и влажно.
Лесбийская Лиса сосредоточенно тянула в соломинку коктейль с добавкой абсента.
Серой Шейке было неловко смотреть на расфуфыренных кур, подкрашенных петухов и мужской стриптиз: возле шеста изгибался почти совершенно раздетый селезень. Читатель поймет, что мы здесь изъясняемся метафорами, ибо настоящие утки, по сугубому недоразумению, не ходят к гинекологам. И лучше нам будет вернуться в человеческий мир.
Замутившиеся лисьи глаза негодующе сверкнули, когда к ним подсел вдруг невзрачный, рабочего вида паренек, стриженый под ноль. Обратился он, явно робея, не к опытной и равнодушной к нему Лисе, а к Серой Шейке.
- Бардак тут какой-то, - весело сказал паренек. - Я тут ни разу не был. Друганы присоветовали. Ты из этих будешь или натуралка?
- Я и сама не знаю, - ответила та. - Мне сказали, что у меня серая шейка.
- Это ерунда, - махнул рукой паренек. - У меня тоже был Гадкий Утенок, а как недавно пошли с друганами в здешнюю сауну, впервые - я ведь деревенский, так все аж присели: ну вылитый Лебедь! Везет же тебе, говорят. Ну что, пойдем?
- Но как же с шейкой? - упиралась та.
- Наплевать, ее же не видно, - засмеялся парень. И Серая Шейка вдруг впервые в жизни почувствовала, что наступила весна, и она готова пойти с ним, куда угодно.
Лиса, досасывая коктейль, только скрежетала зубами, да вращала глазами, в которых стояла дурная кровь.
82. Снегорочка
С этой Снегорочкой получилось нехорошо.
Слепили дети снежную бабу; вонзили одну морковку, вонзили вторую. Дали ведро и метлу.
А поутру стучится в избу черноокая девица, закутанная в платок по самые глаза, да в платье до пят, плюс полушубок - весь в грязных, черно-зеленых пятнах. И в меховой шапочке без оборки.
Снежная баба во дворе вся истоптана, и письмена какие-то непонятные - чудо!
- Поживу я у вас, - говорит странница бездетным старикам. - Горные тропы круты. Измаялась я... Перезимую.
- За дочку будешь! - обрадовались те. Да та еще так посмотрела, что попробуй не согласись.
Надо отдать девице должное: вела себя смирно, и ни в чем непотребном замечена не была. Работящая, плов готовила. Ровесниц сторонилась, хотя и прислушивалась, а те все о парнях: кто и где служит, да сколько до дембеля. По сеновалам не шастала, и никогда не меняла привычной формы одежды - даже когда лето красное пришло. За эту зябкость ее точно Снегуркой признали.
И вот, на Ивана Купалу, пошли девки в лес венки плести, голышом бегать и через костер прыгать. Приехало поесть шашлыков областное начальство, и еще телевидение. Снегорочка тоже пошла.
- Заголяйся! - кричат ей несостоявшиеся подруги.
- Да что-то мне зябко, - твердит и отказывается она.
- Просим, просим, - рукоплещет начальство.
Встала Снегорочка в очередь. Подождала, пока толпа соберется, пока камеры наведут. Распахнула полушубок, а там - провода и батон в целлофане. И прыгнула.
Только ее и видели. Не стало ее, растаяла.
И остальных тоже больше не видели. Растаяли. А чего вы хотели? Зеленка, лето.
83. Снежная Королёва
Кони бежали легкой трусцой; Снежная Королева стояла в санях и метала в прохожих ослепительно белые флаеры-листовки. Она приглашала родителей посетить государственный интернат для умственно отсталых детей и сдавать туда этих отпрысков, как было рекомендовано в президентской программе по подготовке кадров из тех, кому еще нет сорока. В интернате Королева обещала им полный пансион, но только жаловалась, что топят пока отвратительно, и очень холодно, детишки занимаются в шапках и варежках.
Кай прицепился к саням, схватил листовку и сунул ее себе в рот. Он стал жевать и сосать ее, так как давно уже вел себя безобразно, хамил, сквернословил и передразнивал парализованную бабушку, у которой был прописан вместе с сестрой. Может быть, ему попала в глаз какая-нибудь соринка; может быть, нет - история темная.
Герда, когда Кай не вернулся из метро, где скулил по вагонам "люди-добри, поможите пожалуста, нас тут сорок семей, дом сгорел", немедленно пустилась на его поиски и претерпела много лишений и горестей. Лишили ее всего, что она заработала той же просьбой, какие-то разбойники, не тронули только девственности, ибо той уже не было и в помине. Своими повадками и ухватками Герда настолько понравилась одной маленькой стерве, строившей из себя атаманшу, что та взялась проводить ее к учреждению, которым заведовала Снежная Королева.
Снежная Королева была женщина по фамилии Королёва, лет шестидесяти, дореформенной закалки.
- Это твой братик? - спросила она участливо. - Ты посмотри, какой он запущенный. У него насекомые! И стригущий лишай. И он не умеет складывать слова - не может даже сложить ни одного имени: ни собственного, ни Президента.
Кай при виде Герды мрачно прогундосил, едва та вошла, держа за руку Снежную Королеву:
- Я никуда не пойду. Здесь пожрать дают. И буквы показывают
- Кай, там же бабушка! Ты помнишь бабушку?
Кай сразу встал, демонстративно обмочился и пошел, подволакивая правую ногу, а руку согнул в локте. Он перекосил лицо, придав ему выражение глупее обычного: бабушку помнил, дескать.
Снежная Королева всплеснула руками:
- Герда! Как же так? Ты бросила бабушку? И сколько же дней она одна?
- Да с недельку, - обронила Герда.
- Ты тоже здесь поживешь, - Снежная Королева пошла к телефону и с кем-то поговорила. - Квартира приватизированная? - обратилась она к Герде, отведя трубку в сторону.
- Кто ее знает, - пожала плечами Герда. Она уже помогала Каю отыскать букву "у" для затребованной фамилии.
- Ну и отлично, - Королева отдала еще несколько распоряжений и повесила трубку. - Здесь, детки, - она подошла к обоим и обняла их ледяными руками - топили же плохо, труба поломалась, труба же, говорили в ЖЭКе, - здесь из вас сделают настоящих людей, всему научат. У нас хоть и холодная, да кузница. Фабрика кадров. Лучше на Фабрику Звезд? Все впереди, девонька, все у тебя впереди. Будете потом управленцами хоть куда. Вам же еще нет сорока?
И она стала пристально всматриваться в Кая, чтобы рассеять последние подозрения.
84. Солдат и черт
В одном государстве сильно озаботился царь, ибо его царевна перестала спать по ночам: металась, стонала и делала первые пробные попытки левитации. Ясно было, что в покоях орудует черт. Царя послали в аптеку: народную и гомеопатическую, но это не помогло, а резать хирурги отказывались; все же известные таблетки царевна уже выпила сразу, набравши в горсть, и только пуще разбушевалось.
Пригласили доктора из Вены, но тот все сидел, выслушивал стоны и ни черта не делал, прогнали. Тот же, уходя, со значением погрозил пальцем.
Тем временем шел по лесу один солдат, возвращался с белый свет, только что проигранной царем. Видит: сидит на пеньке дедушка. Дедушка охает, просит попить, поесть и почесать спину. Солдат от души поделился, чем мог, почесал, и дед расчувствовался: дал совет и колоду беспроигрышных карт. Между прочим, он и был тот самый черт, этот дедушка.
Явился солдат во дворец лечить принцессу.
- Буду, говорит, с чертом в карты играть на собственную бессмертную душу. Изготовьте мне для этого железного робота с крепким лбом, и чтобы в играх понимал - квейки там знал, квесты, пасьянсы, сапёра, "Цивилизацию"....
Царь впервые в жизни вымолвил:
- Будет исполнено.
Ночью, как только явился черт, солдат ему и говорит:
- А не сыграть ли нам в картишки на мою бессмертную душу? Выиграешь - бери! Проиграешь - получишь щелчков от моего младшего брата, - и показал на робота, который стоял в углу и мышку компьютерную, встроенную каким-то левшой для понта, наглаживал. - И от царевны отлепишься. По рукам?
- По рукам! - восхитился черт.
- Только ты с братом играй поначалу, - велел солдат. - В группе, так сказать, юниоров. Одолеешь брата - перейдешь в высшую лигу, я за тебя сам возьмусь.
На том и порешили. Черт сражается с роботом - только звон от щелчков идет, да черту, нежити, что от них? А солдат - к царевне в опочивальню.
И с каждой ночью стало происходить улучшение. Обнаружились положительные и крайне обнадеживающие сдвиги. И сон стал лучше, и не мечется барышня, и не стонет, а только сладко вздыхает и рядом местечко трогает, где солидная вмятина на простынке, чуть теплая.
Так и победили нечистую силу воинскими традициями.
Царевна от солдата - ни на шаг. Царь махнул рукой:
- Забирай и ее, и полцарства... нет, полмира, - распорядился он (черт никуда не делся и не дремал). - А лучше бы и весь мир.
85. Соловейчик
Всем известна история о китайском императоре, который заболел, слушая механического соловья, и пустил слезу, послушав живого.
Живой соловей, воодушевленный успехом, полетел, пока не поздно, выжимать слезу из русского императора. Но это дело гораздо более сложное, не на того нарвался - уж и не вспомнишь, кто тот император был: Иван Грозный, Павел, Николай Палкин или Юрий Владимирович Андропов. Лучшее, на что он мог рассчитывать, это растроганное "пусть поет". Да на это и наплевать. Штука в том, что именно в этот момент император китайский задумал уладить в свою пользу Даманский вопрос и вообще прикупить себе северных территорий, ибо под соловья любились и размножались, и население увеличилось несказанно. Для этого он прислал русскому императору давно опостылевшего механического соловья. В знак дружбы и братства навек.
- Ишь ты! - ухмыльнулся российский правитель. - Экие умельцы! Наши-то лучше поют!
И он прислушался к трелям соловья, который как раз подоспел к его покоям.
- Ну-ка, позовите мне Левшу, - подумав, распорядился император.
Когда Левшу привели, государь повелел ему изловить соловья настоящего и сделать из него, в пику иноземному мастерству, существо полумеханическое: подковать, как обычно.
Доверчивый соловей, желая увидеть высочайшую слезу, вспорхнул на государственную ладонь и тут же был уловлен сетью.
Когда Левша, извиняясь и дыша перегаром, его подковал, соловей испросил у него маленькую булаву. Для Левши, хотя рабочий день уже закончился, задание было пустячным.
- И шпоры приделай, - пропел соловей.
Собравшись с силами, Левша присобачил шпоры и представил императору отечественного киборга.
- Ведь можем! - восхитился государь, вручая Левше целковый. - Не перевелись еще на Руси умельцы.
Но Соловей разбил булавой окно, вылетел, покружил, подобрал себе подходящий дуб и подался в разбойники. Многие годы его могучий посвист крушил и сбивал поезда и обозы, пока заезжий богатырь не сбил его дубиной, навсегда исключив затяжные полеты. А заодно богатырь вышиб из него ту идею, что свистнешь - и все тебе будет. Этого, Соловей, набрался, конечно же, от императоров.
Однако Соловей-разбойник не утратил сладкоголосости. Он умел втираться в доверие; взял себе паспорт, фамилию Соловейчик. Его наблюдали в обществе Бени Крика, Леньки Пантелеева и многих прочих отечественных законников. И слез пополам с бумажниками он выжимал теперь столько, что был совершенно доволен собой.
86. Спящий Красавец
Однажды некогда, а было то дело в стародавние времена, в благословенном городе то ли Герате, не то Астане, жил один, да продлит его годы Аллах, гордый юноша-отрок, достойный за свою красоту соловьиных трелей, хвалебных поэм и благовоний. И надо же было случиться такой беде, что правил тем же городом падишах, у которого всего красивого и замечательного было уже в великом избытке, и сам он был ясен ликом, но все ему было мало. Этот жестокий правитель, надмеваясь в сердце своем, имел обычай периодически спрашивать у своего дьявольского зеркала, изготовленного, несомненно - да пожрет их смрадный шайтан - ифритами, ипритами и маридами, не существует ли в его подданстве, да и где-либо вообще, отрока, мужа или старца, способного превзойти его красотой.
И вот, в недобрый час, то зеркало ответило, что да, есть, почти уже отрок, но еще совсем муж, с черными бровями, подобными гусеницам, персиковыми щеками и лунообразным лицом; да и принципиально гораздо достойнее его господина. Падишах пришел в ярость и повелел незамедлительно разыскать несчастного отрока; ответом же стало то, что юношу искать ни к чему, ибо он и так уже с момента отроческого возмужания, томится в гареме падишаха и с нетерпением ждет, когда до него дойдет очередь и властитель его посетит. Но падишах решил не посещать отрока, боясь быть очарованным и впасть в прелесть. Взамен он приказал взнуздать, оседлать, навьючить и сбить в караван верблюдов; с этим же караваном скорби отроку, прекрасному, как луна и солнце, надлежало отправиться в удаленные горы; там его следовало бросить на растерзание шакалам, грифам и другим, неизвестным правоверной науке гадам.
Стеная и плача всем гаремом, где преобладали голоса низкие и зычные, отрока снарядили в изгнание, и злая воля ревнивого падишаха была исполнена.
Юноша, брошенный у подножия суровых и мрачных гор, предался отчаянию, моля Аллаха поскорее прекратить или как-то иначе, вразумлением, смягчить его муки и недоумение, ибо разум отрока так и не овладел причиной столь бессердечного с ним обращения.
Наконец, он поднялся на ноги и начал скитаться среди камней в поисках трав и жидкостей; не найдя ни того, ни другого, он, однако, приметил маленькую пещерку, где уже были приготовлены спальные ложа - тщательно убранные, пристеленные персидскими ковриками, где было выткано слово "Рухнама" - но совершенно крохотные; число этих постелей было нечеловеческое: семь. Вокруг было много притираний и масел в маленьких керамических сосудах искусной выделки; сама пещера была так мала, что юноше пришлось изучать ее, стоя на четвереньках, имея позади вход; поэтому естественно ему было при звуках переливчатого и переменчивого смеха встревожиться и попытаться развернуться. Изгнаннику удалось ничего не свернуть и не нарушить порядка постелек; он уже догадался, что в пещере обитают некие феи, а именно - гурии.
Гурии, нечеловеческим числом семь, были весьма удивлены увидеть гостя, однако отнеслись к нему приветливо - попросив предварительно выйти вон, а когда выслушали душераздирающую историю его обстоятельств, объявили, что вот уже давно нуждаются в человеке для своего гарема, каковым гаремом сами же и являлись - но только не в качестве евнуха, поспешно заверили они юношу, который уже собрался задать стрекача. Впрочем, и не в качестве хозяина: во-первых, в силу некоторых геометрических препятствий; во-вторых, обладание гуриями еще нужно как-нибудь заслужить - например, геройской гибелью в местах, названий которых отрок не понял.
И вот так сложилось, что при всей неопределенности своего положения юноша остался жить при гуриях. Они жили мирно и счастливо, причем хозяйки время от времени возносились и отбывали для ублажения или предварительного, демонстрационного пока еще знакомства с какими-то мучениками. А отрок все мужал, наливался красотой; через доступные средства постигал азы бытия, да гонял шайтана.
Настал неотвратимый день, когда самолюбивый падишах озаботил дьявольское зеркало вопросом уже известного содержания. Получив безжалостные и исчерпывающие сведения, он пришел в такой гнев, что единым ударом гнутого сапога разбил зеркало, которое взорвалось и разлетелось по миру, вонзаясь злыми осколками в умы и сердца людей из различных эпох, народностей и фантазий.
Потом падишах, никому не сказавшись и уж всяко ни у кого не спросившись, переоделся дервишем, захватил корзину с яствами и отправился к подножию гор, где обитал его благочестивый соперник. Он нашел отрока близ родника, где тот следил за игрой причудливых рыб.
- Позволь мне напиться из родника, добрый человек, - спросил падишах елейным голосом.
- Изволь, - юноша посторонился, и ложный дервиш, приглатывая рыб, напился всласть.
- За твою доброту, о прекрасный юноша, - сказал падишах, - я отблагодарю тебя, я одарю тебя этим яблоком. Вот еще шербет, абрикосы, нас, маковая соломка - однако самым прекрасным и юным полагается именно яблоко.
Против такого довода юноша не сумел устоять, принял дар и, не имея привычки омывать плоды, надкусил, после чего сразу упал бездыханный. Тогда, прогнувшись и шипя, словно коварная и подлая змея, падишах пришел в полный восторг и немедленно скрылся, не думая, что гурии все видели и никогда не станут с ним знаться, чего бы он ни сделал и сколько бы подвигов ни совершил, поражая неверных бомбами со своего самолета-ковра и даже тараня их тем же ковром.
Гурии оплакали юношу - уснувшего, но не усопшего; переместили его в стеклянный гроб, откуда его должен был спасти поцелуем какой-нибудь странствующий эмир, и, призвавши на помощь маридов, перенесли в глубокое тайное подземелье, надежно спрятанное и под завязку набитое всякими спящими объектами сексуального преследования. Ибо к тому времени в мире развелось слишком много охотников до легкой лобзательной добычи; они рыскали по свету и в поисках своих имели даже наглость возмущать силы природы - обращаясь к ним напрямую, со сладострастными вопросами.
Теперь эта многолюдная усыпальница вообще недоступна, так как подходы к ней были наглухо завалены при бомбардировке подземелий Тора-Бора. Правда, поговаривают, что Террорист Номер Один все еще обитает там, развлекаясь лобзанием праведников, но не выпуская их из гробов, и те бьются там в муках. Пресыщенный, он обещает разослать яблоки для самых прекрасных руководителям несимпатичных ему государств. В первую очередь, как он сам выразился, семерым из Большой Восьмерки; на вопрос конспиративного телеканала, почему, террорист вообще повел себя странно и неожиданно процитировал христианское Писание, заявив нечто вроде: "Семь Царей, а восьмой не из их числа, и недолго ему быть".
87. Старая мельница, где все перемелется
Один литератор в чине халифа, не чуждый изысканной словесности, гулял в своем маленьком садике, который разбил прямо в лоджии, что на втором этаже, и вдруг услышал давно и прочно забытое:
- Продаем-покупаем! Продаем-покупаем!
Или это было чем-то другим? "Точу ножи"?
Литератор свесился с перил: - Чем побалуешь, любезный?
Любезный с готовностью явился в лоджию, где, узнав о занятии домовладельца, предложил ему креативную мельницу. Ты говоришь ей "Мутабор" - и она сразу начинает молоть дерьмо! В колоссальных количествах! На любой вкус! Натуральное, сельскохозяйственное, без консервантов.
- Так уж и натуральное, - усомнился литератор.
Торговец сказал "Мутабор", и литератор немедленно зажал нос.
- А как же ее остановить? - спросил он.
- Очень просто: еще раз повторить: "Мутабор". Но самое главное - не засмеяться над собственным креативным дерьмом. Стоит тебе улыбнуться, и ты сразу забудешь волшебное слово.
- Ну, конечно, - отмахнулся литератор и купил мельницу. "Мутабор, - повторил он про себя. - Мутабор". - Мутабор! - сказал он громко.
Дерьмо повалило из мельницы сплошным потоком, принимая самые диковинные формы. Оно отливалось в постмодернизм, научную фантастику, эротические триллеры и производственные романы. Литератор моментально разбогател. И как-то при свече, лакируя последний, юмористический роман, улыбнулся и вмиг позабыл волшебное слово.
Не напрочь, оно сохранилось, лишь "т" заменилось на "д", а это не помогало.
Дерьма прибавлялось. Спустя какое-то время друзья и знакомые начали сторониться литератора в чине халифа, недовольные запахами. Он прикупил для дерьма комнату, потом - этаж, потом - целый дом, да еще и соседний в придачу. Он экспериментировал: пытался, к примеру, заморозить все это дерьмо, превратить его в лед, но дерьмо оставалось дерьмом.
"Ничего, - подумал литератор. - Мудабор. Ничего. Утопчем, умнем. Натопчем базис, и двинемся вверх, монументальной стелой. Прорвемся. Мудабор. Заморозим и будем расти. Не поскользнуться бы".
И он утаптывал, и плотность повышалась, а мельница молола свое, перемалывая стили, жанры и критические отзывы.
88. Стойкий Оловянный Чурка
- Ну, хватит тебе на рынке околачиваться, - сказал милиционер, вертя у Хасана под носом спичечным коробком, набитым дурью. - Травой приторговываешь. Выбирай - или в тюрьму, или в армию.
- У меня же один нога! - воскликнул Хасан.
- А у меня - один знакомый военком. Мало ли что у кого.
На медосмотре старший врач призывной комиссии, хмурый и маловнятный после вчерашнего, признал Хасана неограниченно годным и не заметил протеза, которым Хасан очень гордился, так как справил его благодаря успехам в розничной наркоторговле.
Поэтому Хасана определили в стройбат строить гараж для генеральской дачи. Это было чудо, а не дача: красивый кирпичный домик, черепичная крыша с башенками, шпилями и спутниковой тарелкой, и даже с флюгером-петухом. Иногда в окне появлялась единственная отрада генерала, генеральская дочка: хрупкая, будто фарфоровая чашечка, в белом платье, почти совершеннолетняя. Хасан смотрел на нее.
Но его называли чуркой и за недоступностью генеральской дочки употребляли сообразно, возлагая для правдоподобия на поясницу дочкину фотографию. Еще его били табуреткой по голове, душили мокрым полотенцем и заставляли подолгу маршировать на солнцепеке, громыхая протезом.
- Чурка оловянная, - говорили ему. - Стойкая!
А сам протез однополчане разрисовали и расписали хульными вещами, противными Аллаху.
Генерал - коли сам не умел - обучал дочку бальным танцам и французскому языку. И дочка презрительно, хотя и не без похоти, посматривала на солдат-строителей, особо выделяя Хасана за его забавную походку.
Однажды Хасан заступил в караул дачи и застрелил из автомата тех побратимов, что подвернулись под ствол. И пустился бежать, и даже плыть в какой-то ребячьей дырявой лодочке, хотя некие местные крысы кричали ему вдогонку: "Держи, держи его! Он не внес пошлины, не показал паспорта!"
Он, однако, плохо знал местность, изрядно отличавшуюся от родной. Ему пришлось долго ходить кругами, пока он не вышел все к той же даче, где генерал, расправившись с дознавателями и поисково-карательными отрядами, да впридачу расколошматив у журналистов видеокамеру, устроился пить с дочкой чай.
Хасан возликовал от того, что наконец-то проник в этот кукольный домик с фарфоровой девочкой. Он сел к столу, притиснулся к генеральской дочке, а генералу показал автомат.
- Алла Акбар! - сказал Хасан восторженно, думая, что это приличествует случаю и вообще напоминает славные школьные времена.
Заслышав во дворе рокот и топот, генерал завизжал:
- Не стрелять!
Но там как раз подоспели на бэтээре деды, которые всласть обсадились дурью, отнятой у Хасана. Им правильно померещилось, что чурка в доме, и они трижды выстрелили в окно из "Мухи".
Цокотуха разнесла самовар и всех вокруг, исключив дальнейший базар. В конце концов, за этот акт ей полагалась денежка, которую она не нашла и себе самовара не купила, а чужому завидовала.
Потом и нашли-то всего три сердечка, среди которых одно было оловянное. Но чье оно было, так и не поняли.
А злополучный протез какой-то отличник боевой и неуставной подготовки отвез, дембельнувшись. домой, где всем говорил, что лично оторвал его у Шамиля Басаева, но стойкий оловянный чурка снова скрылся, оседлав арабского скакуна.
89. Телефон Доверия
У меня зазвонил телефон.
- Кто говорит?
- Слон.
- Откуда?
- От Верблюда.
- Ты же знаешь, Верблюд и Слон, что два года в завязке он, ваш диспетчер. Отошел я от дел, надоел беспредел. Повесьте, пожалуйста, трубку.
А потом позвонили мартышки:
- Пришлите, пожалуйста, книжки!
- Какие?
- Санитарные! Чтобы нам на работу, пищевую-товарную! Чтоб трудиться-не спать, шаверму набивать...
- Ладно, ждите... Но особенно не шалите...
А один позвонил, как медведь, да и начал реветь: "Му, да Му!"
- Ничего не пойму!.. Утопил ты Му-му - ну и хватит депрессий, Герасим... Продадут тебя новой хозяйке... Нельзя ж так по шавке-лайке...
А потом позвонили цапли:
- Пришлите, пожалуйста, капли! Мы вчера в камышах, в воде, простояли всю ночь, и везде заболело, заныло везде, ну - понятно? Везде!...
- Да, везде. Это, девочки, не ко мне - в консультацию; и не надо ля-ля. Лечите, пожалуйста, триппер...
А средь ночи - беда!
- Скорее, спешите сюда! Вы бы знали, в какое болото занесло моего бегемота... Там и пьют, там и бьют, надругаются...
- Не сюда! Позвоните 02. Пусть они разбираются...
90. Топорная премия
Вот покушал один солдат, ночуя в избе, каши из топора, а поутру оправился на гумне и пошел себе дальше с Огнивом, счастья пытать.
Вышел хозяин, мужчина еще в соку, на гумно и видит, что выросло там не бобовое дерево до небес, а ярмарочный шест с непременным призом: длинный и скользкий, уходит за самые облака.
Решил почему-то мужчина, что в приз ему достанутся там сапоги-скороходы и гусли-самогуды. Разулся и полез, цепляясь загибающимися когтями, да стопными наростами и оставляя царапины, которые сами собой складывались в прощальный наказ жене. Без фокусов чтобы, а то - вожжами.
И не подумал даже, на что ему сапоги-скороходы. И гусли. Играть не обучен, а ходить ему вовсе некуда.
Но, как заметил поэт, понятие имевший, коли втемяшится что в башку, то назад не выбьешь. Только если через уши, которые устроены сквозным сообщением.
Влез на облако, смотрит - точно: и гусли лежат, и сапоги топчутся. И верзила сидит с тарелкой на коленях.
- Молодец, - говорит. - Олимпиец! Умеете вы конфетку слепить из...
Не стал договаривать.
- Покушай, - говорит, - бобовой кашки.
Мужчина поел, и тут же его согнуло. Не помнил, как и по шесту съехал, но в заслуженных сапогах и при гуслях. Гусли завыли сиреной, а сапоги понесли чемпиона в провинциальную лечебницу, где на приеме сидела одна принцесса, заколдованная штатным расписанием. Которое, конечно же, сочинил великан. Что ни ночь, то дежурство. И день еще работать.
Как гаркнет на прибежавшего:
- Куда прешься в обуви? А ну, разувайся! И гусли ложи.
Намяла ему живот и выдала активированного угля.
"Скоты какие-то, - подумала принцесса. - Никакой гигиены. Все эти принцы - они только в сказках. А эти гадят на гумне, потом ползут по тому, что выросло, рук не моют, едят в три горла".
А великану того и нужно было, потому что он сам был скот.
91. Трубка мира
- По случаю Водяного Перемирия мы все с вами выкурим трубку мира, - объявил Маугли, и джунгли внимали его речам. - Я слышал, что так заведено у людей.
- Мы не умеем курить, - вздохнул постаревший Акела.
- У меня есть Красный Цветок, - ответил изрядно раздавшийся человеческий лягушонок.
- Что для этого нужно? - осведомилась Багира, изнемогавшая от жары.
- Цветок, - пожал плечами Маугли. - И табак.
Все посмотрели на Шер-Хана, который уже успел оправиться от ожолгов и явился на общее сборище. Не смея, да и не особенно стремясь противиться, он запустил лапу за спину и вынул оттуда скрывавшегося там, скулящего шакала Табаки
- Вот и все, - развел руками Маугли.
Табаки скрутили листьями пополам с обрывками лиан, и Маугли поднес к нему Красный Цветок. Довольно скоро Табаки скурили.
- Не промахнись, Акела, - Маугли лично вложил окурок в пасть одряхлевшему вожаку.
Самая малая и самая похожая на трубку часть Табаки досталась Каа, который глубоко затянулся и стал еще мудрее, чем был.
- Теперь бы выпить, - изрек Каа.
- Все хотят пить, - согласились в листве, сверху.
- Ты не понял меня, маленький бандерлог, - смежил веки Каа. - Я сказал "выпить".
- Мне это очень нужно, - сказал слон Хатхи. - Иначе я могу взбеситься, а бешеный слон получает страшное имя Черная Гора...
- Я схожу к людям и возьму, - сказал Маугли.
Вскоре он вернулся.
Каа хлебнул и предусмотрительно уполз в местное варьете, где давали представление бандерлоги.
А слон Хатхи выпил, взбесился, передавил всех вокруг, и Водяное Перемирие закончилось.
92. Туча
- Туча идет, Туча! - в ужасе закричали Карик и Валя, глядя вверх.
Иван Гермогенович с беспокойством посмотрел на небо.
- Действительно, намечается, - пробормотал он. - Когда бы мы не уменьшились до размера жуков, все обошлось бы. Мы бы спряталсь. Зачем вы только пили из пробирки! Вкусно было, да? А вот беда бы прошла стороной. Но теперь...
Карик, содрогаясь, еще раз посмотрел, как тяжелое, свинцово-зеленоватого цвета чудище, все приближалось и приближалось.
- Под листик? - спросила Валя. - Под грибок?
- Какие там листики, - проскрежетал Иван Гермогенович, думая, что им, микроскопическим, уже никогда не добраться до шеста с красным полотнищем, где спрятано лекарство роста. - Бежать! Бежать изо всех сил, без оглядки!
Он подхватил Карика и Валю и, насколько хватало его старческих сил, понесся по еле видной тропинке.
На них упала черная, странных очертаний тень.
- Берегись! - взвыл Иварн Гермогенович. Карик и Валя зажмурились и зажали уши.
- "Потому, потому что мы пилоты, - пропел майор Туча не в пример лучше безголосого Ивана Гермогеновича. - Небо наш, небо наш родимый дом..."
Он наступил сапогом на пискнувшую троицу и зашагал дальше, наслаждаясь отпуском. Сияло солнце. "Первым делом, первым делом самолеты", - пел Туча. Невдалеке торчал красный флаг - шест, украшенный тряпицей.
"Не иначе, пионеры-герои воткнули, - подумал Туча. - В память о неизвестном истребителе, небесном тихоходе".
93. Федорин Мойдодыр
Когда Федора заводила на манер "Стеньки Разина": "Как из маминой из спальни, кривоногий и хромой выбегает умывальник и качает головой...", соседи уже знали, что начинается маниакальная фаза психоза. И даже радовались, потому что иначе Федора грозилась повеситься, а в этом дому не один повесился.
Впрочем, Федора попивала, и на сей раз песней не кончилось; обнаружились дела пострашнее.
Главный в бригаде доктор, которого вызвали, сидел за столом и задавал Федоре уточняющие вопросы:
- Значит, одеяло убежало?
- Убежало.
- (В сторону): Два реланиума. (Федоре): А подушка?
- Как лягушка...
- Ускакала от меня, - докончил доктор. - И от меня, - вздохнул он с неодобрением, потому что собирался этой ночью поспать и не слушать Федору.
Соседи толпились в дверях.
- У нас бывает, - серьезно кивнула одна, в платочке. - Мы даже приглашали бородатого такого, с лозой ходил. Нечисто, говорит, тут.
- Это он правильно говорил, что тут нечисто, - соглашался доктор, пока Федору, спеленатую, вели вниз. - Весьма, - он потянул носом. - И как люди живут? Этому, с лозой, передайте: пусть к нам зайдет. У нас тоже много странного. Если только он уже не у нас.
...В отделении добрая санитарка успокаивала Федору:
- Где же оно убежало? Вот оно, одеяло! Куда же она ускакала? Вот она, подушка!... Мандадыр!... - позвала санитарка. - Мандадыр, работа приехала! Веди ее в ванную!...
Вошел здоровенный, кривоногий и хромой санитарище, сильно заспаннный. Ночами он любил прокрадываться в кабинет заведующей, которую все звали мамой, и спать там на удобном диване для научных совещаний.
Взглянув на Федору, он запустил лапу в бороду.
- До дыр, говоришь, мыть, - пробурчал он. - М-да.
И пошел надевать противочумный костюм. Мимо стенгазеты с нарисованной страшной мухой: "Полтергейст - болезнь грязных рук".
94. Финиш Ясного Сокола
У Финиста Ясного Сокола была возлюбленная - Василиса, если не ошибаюсь, - и она постоянно оглаживала его русые кудри.
- Ты такой доверчивый, - сокрушалась любимая и премудрая. - Всем-то ты помогаешь, разной твари. До всего тебе дело. Настоящий дружинник. Сходил бы к воеводе за повязкой на рукав!
Ясный Сокол седлал коня и ехал оказывать помощь. В один прекрасный день он вылечил лапку ежу, вылечил лапку зайчику, вылечил крыло коршуну и хвост - какой-то рыбе. Он даже подумывал о медицинской карьере: хотел взять фамилию "Борменталь" и отдаться в учение доктору Айболиту.
Вдруг он встретил двух сирых и убогих с брошюрами. Ему стало так жаль их, потому что брошюр их никто в его краях не брал по неграмотности, что он заграбастал целую пачку и посетил собрание с песнями и омовениями. Обученный грамоте Василисой, он взялся за чтение, всю ночь не спал, а утром объявил, что за ночь эту он сделался свидетелем Иеговы и теперь точно знает, как надобно по-настоящему помогать людям.
- Они построили специальную Сторожевую Башню, - возбужденно рассказывал он. - И выпускают официальный журнал.
- А это, часом, не сайентологи? - осторожно спросила премудрая, но не в полной мере, Василиса.
- Нет, это свидетели. Мы будем присутствовать на Суде.
Ясный Сокол немедленно продал коня вместе с упряжью, а с ними - щит и меч, любимую книгу. Вырученные деньги он передал сирым и убогим. Те дали ему кипу брошюр, и Ясный Сокол, лицо которого стало еще более кротким, чем принято на Руси, побрел свидетельствовать.
Чем и занимался, пока не встретил двух симпатичных молодых людей в черных костюмах и с рюкзачками. Они-то и рассказали ему о новой, заморской вере, от которой спасаются все, и даже имена высекаются в камне, а многоженство - впоследствии запрещенное - вообще явилось решающим доводом.
Финист Ясный Сокол положил свидетельства в ближайшее дупло, от чего с дуба сразу посыпались листья, в том числе и не дубовые. Он переоделся в черный костюм, нацепил рюкзачок, но пиджак все же снял, было жарко. Это дозволялось; можно было даже закатать рукава белой рубашки.
И отбыл за океан.
Там, странствуя в прериях с чемоданом, набитым литературой, он повстречался с индейцами. Те окружили его, учинили допрос:
- Я Финист, из племени мормонов, - учтиво поклонился Финист. - Меня зовут Ясным Соколом.
Дикари помолчали.
- Ты не Ясный Сокол, бледнолицый, - пожевал губами старый вождь. - Ясного Сокола убили такие же, как ты, и звали его Гойко Митичем. И ты тоже умрешь, как собака!
Финист смиренно пошатывался, пронзаемый стрелами. Его имя уже успели высечь в камне, и он был совершенно спокоен.
95. Царевна-Лягушка и Жаба
Василису, которая получилась из лягушки - а все-то дело и было в износе металла старческой иглы - совсем задушила Жаба, стоило ей прослышать от старых сплетников Гриммов о железном Генрихе и королевиче-лягушонке. Ведь ее Иван-Царевич ложился с ней и тщетно пробовал дефлорировать как нормальную женщину, и даже шкуру спалил, а вот германская принцесса не побрезговала земноводным соитием; кормила такого же заколдованного лягушонка царскими яствами изо рта в пасть, и вообще вела себя терпимее, прозревая светлую сущность королевича сквозь пупырышки и перепонки.
Василиса подсадила Царевичу в постель простую лягушку: что-то сделает? Дескать, волшебство вернулось на место, и больше не будет ему, Царевичу, ни жареных гусей, ни винных струй из широких рукавов. Возьмешь ли такую? Я уж раздуюсь, за меня не волнуйся, утро вечера мудренее - а уж вечер насколько мудренее, чем утро! Царевича, когда откинул одеяло, аж подбросило. Он до того расстроился, что мигом умучил животное, пробуя ногтем своим, отнюдь не царского вида, силком сковырнуть с амфибии шкуру. Без толку! Да что же это за напасть такая, что за вражеское нашествие - кого еще убить, разгромить, кастрировать?
Этого ему Василиса не простила.
- Поди, - говорит, - туда, не знаю, куда, и принеси оттуда то, неведомо что. Принеси, в общем, голову ихнего фюрера.
Ивана двжды просить не надо - собрал дружину и пошел на германцев, затмевая ратными подвигами домыслы болтливых братьев-сказочников.
Фюрер тамошний, лягушкой побывавший и уже учившийся рисовать акварелью, скромно довольствуясь чином ефрейтора, от ужаса сам себя подпалил, позабывши, что носит уже совершенно другую шкуру. От него сохранились лишь челюсти, опознанные по пломбам. А у верного, железного Генриха от такого позора на сердце лопнул последний железный обруч из тех, что опять наросли для беспощадной войны с соседями. Прямо в городе Нюрнберге и лопнул.
96. Черный пояс
Однажды портняжке повезло удачно прицелиться, да уложить единым ударом черного пояса семерых мух. Гордый собой несказанно, он вышил на поясе белыми нитками: "Одним махом - семерых убивахом" и стал так разгуливать по улочкам. Все перед ним расступались. Мало кто был обучен грамоте, но уж очень важно он вышагивал. Пока портняжку не занесло на местный рынок, где некоторые при виде надписи сразу вручили ему кошельки, полные денег, и стали куда-то названивать, а прочие закрыли ларьки железными шторами.
Тут портняжку окружили семь человек.
- Ты, говорят, братан, собираешь тут арендную плату? - осведомился главный и совершенно лысый. Со слабо уловимым дефектом речи.
Портняжка выставил пузо: нате, читайте!
Те пригнулись и стали разбирать по слогам. Буквы дрожали.
- Я его знаю, - вмешался один. - Шьет и не отстегивает. Ты из какой сказки проснулся, друг?
- Из "Храброго портняжки", - прошептал портняжка.
- А мы из соседней, - воскликнул говоривший. - Земляки!
- Одним... махом... семерых... убивахом... Надо же! - уважительно молвил бригадир. - Мы так не умеем. Мы умеем семью махами - одного... Да пояса у нас не таких солидных цветов...
И повели его в небольшой шатер, где общая женщина стерегла паяльник и собирала на стол.
Замыкающий привычно лупил себя кулаком в ладошку.
97. Шоколад Альпенгольд
Гензель и Гретель были гадкими, дерзкими, откормленными детьми, которые только и думали, как бы сожрать шоколадный домик-пряник, что был построен в чащобе из прославленного в рекламе телешоколада Альпенгольд. И состоял в частном владении одной неимущей женщины, которая, лишившись дочки-дюймовочки, мало-помалу питалась этим домиком, который ей по бедности выделил какой-то швейцарский кантон, от чего это здание медленно, но верно разрушалось - особенно в жаркие дни, плавясь, хотя домик притаился в тенечке. Но есть его было легче, потому что несчастная женщина сгубила не только настоящие зубы, но даже протезы, и она подъедала домик ложкой, а студеной зимой - сосала, закутавшись в платок и тулупчик; перетаптываясь и вытаптывая штопаными валенками ямку. Что до весны, то с капелью этой женщине однажды пробило голову шоколадной сосулькой, но, после курса лечения в клинике доктора Фрейда, ей стало лучше: во-первых, она познакомилась с фаллическим символом, а во-вторых, сладкое - особенно глюкоза - полезно для головного мозга.
И вот налетели розовощекие, крепкие недоросли, готовые к гормональному взрыву. Они отыскали заветный домик и принялись с превеликой жадностью пожирать крыльцо и парадный подъезд, нисколько близ него не размышляя. Что оставалось делать этой женщине, в которой переплетались и свивались арийские гены? Она отправила их в печь.
- Там вкуснее, милые дети, - сказала она.
Печь была очень старая, хозяйка использовала ее по назначению и никогда не откусывала от нее ни кусочка. Ее шоколад поседел от времени, покрылся белым налетом, напоминавшим настоящую побелку. Эта печь была даром ограниченного контингента советских войск, совсем недавно покинувших Германию - как думали некоторые, навсегда. В Германии, зная историю Гензеля и Гретель, подарили печь этой бедной женщине - в точности так же, как в одной сказке из этого сборника, печник подарил печь Ленину, которого смертельно оскорбил на покосе.
Армейский шоколад закалился и не однажды выдерживал испытание атомным огнем.
Крысиные, жадные зубки Гензеля и Гретель мгновенно застряли в этой печи, на которую они сразу накинулись, как с голодного острова, хотя дома уже отведали буженины, ветчин, колбас, бисквитов и какао. Молочные сломались, и некоторые постоянные сломались тоже, а дети топтались, ибо все прочие сидели глубоко и прочно. Тут-то подоспели их родители, давно мечтавшие от них избавиться и послать куда-нибудь - хотя бы в Артек или в МИМО, когда подрастут - и выпороли так, как умеют лишь добропорядочные крестьяне и бюргеры.
Россия - щедрая душа!
98. Шкурное дело
Жили-были старик со старухой у синего моря, в лесу.
Это были заурядные старички: ругались над поганым корытом, пекли Колобков, прикармливали Рябу. Но вообще они прослыли трансвеститами, с элементами садо-мазо. Дедушка переодевался в ночную рубашку бабушки, надевал чепец и очки, ложился в постель с женским романом, включал сериал.
А бабушка наряжалась грозным охотником. Она распахивала дверь ударом тяжелого сапога, входила и наводила ружье, а потом начинала мучить дедушку.
Для этого у них по стенам были развешаны вожжи, уздечки, семихвостые плети, крючья.
Все заканчивалось на волчьей шкуре.
Разгуливая по лесу в костюме охотника, бабушка нередко присоединялась к настоящим охотникам, шовинистам-мачо. Она пила с ними эль у костра, зычно хохотала, грубо шутила и сочиняла охотничьи небылицы.
Хамы-охотники пихали друг друга локтями, презрительно потешались над бабушкой. Но у них были добрые, деревенские сердца. И как-то раз они подарили ей волчью шкуру.
"Чтоб тебе было помягче, с твоим дедом-педерастом", - сказали они.
Однажды бабушка-охотник явилась в избу преждевременно, истязать дедушку. И там она увидела этого дедушку в женском платье, который лежал на постели с их внучкой, гладил ей коленку и пел на ухо песни Пескова и Моисеева.
- Ах, ты мразь, - протрубил охотник и разрядил в дедушку оба ствола. Так что дамский роман, раскрытый на его груди, был прострелен в двух самых интересных местах.
Внучка соскользнула с постели, подняла с пола панаму.
- Ты посмотри, она вся красная стала, - сказала она укоризненно.
Потом, поразмыслив над распростертым дедушкой, она предложила оцепеневшей бабушке:
- Знаешь, что, бабушка, я тебе буду носить пирожки. Мама напечет. Мы тебе поможем с передачами. Колобка гони, чтобы не сказал лишнего. А Рябу снесем судье. Но только имущество у тебя наверняка опишут - отдай-ка мне волчью шкуру!
И голос ее задрожал, и пальцы немного скрючились. Она знала, что серебряных пуль у местных охотников отродясь не бывало. Палили черт-те чем.
99. Щелбанчик, или Обыкновенное Чудо
Жил-был на свете уродливый карлик, страдавший привычным вывихом нижней челюсти - это такая болезнь бывает, дорогие читатели. А потому он пользовался невероятным успехом у дам. Он их прямо подряд сшибал, и завистники прозвали его Щелбанчиком. Ибо никакая приличная ёлка не обходилась без него, и всюду он ныл и твердил, что является заколдованным принцем. Дамы принимали его совсем за другого: кормили его, поили, катали в карете и на пони с бубенцами; одевали его, открыли ему счета в сорока банках - большего он не хотел от дам. Во-первых, ему не хватало мужского гормона: у лилипутов частенько случаются разные напасти-мордасти. А во-вторых, при поцелуях у него привычно вывихивалась нижняя челюсть, и приходилась звать лекаря.
Одна простушка все же решилась взять его в оборот - уж больно он ей показался выгодной партией.
- До меня дошли слухи, принц, что вы - великий мастер по уничтожению крыс и мышей...
- Разумеется, - важно ответил ей Щелбанчик, потому что выдавал себя за Щелкунчика. - Вас донимают мыши? Нынче же буду у вас!
Прибывши к даме, Щелбанчик рассыпал на полу в кухне какую-то отраву и назвал это химическим оружием новейшего поколениия: бинарным. Нужны лишь два компонента: отрава и мышь. Каждый же из них по отдельности - безопасен.
Не слушая про мышей и не в силах больше себя сдерживать, хозяйка дома - а она была пышная особа - навалилась на Щелбанчика и чуть не задушила его в грудях вместе с челюстью, которая после этого случая стала прочнее держаться на месте.
- Сударыня... сударыня.... Я должен открыться, - забормотал плененный Щелбанчик. - На мне лежит еще одно заклятье...
- Как? Еще одно? Какое же?
- Если я поцелую вас, я превращусь в медведя, - печально сказал Щелбанчик.
- О Боже? Вы не шутите? Неужели в медведя?
- Да. И вы тоже. Обыкновенное чудо, - пожал плечами Щелбанчик, надевая цилиндр и направляясь к выходу. - Честь имею, сударыня.
100. Эдипов комплекс
- Ему давно пора рога наставить, - сказал Кот Баюн. - Такая девка пропадает.
- Срамота какая, - согласилась Баба Яга, выскребая экскременты из ступы. - Бомжует и с родной сестрицей живет. Родители пьянствуют. Это какая же будет генетика?
- Это такая выйдет генетика, - каркнул Кащей, - что соединятся ущербные рецессивные гены. И выйдет очередной урод, которых в лесу и без него достаточно..
- Надо бы наставить ему рога, - промурлыкал Кот Баюн. Кащей не раз грозился кастрировать конкурента, но больше пугал.
- У меня доминантные гены, - Кащей выпятил грудь. Звякнули латы, упало забрало. - Я долгожитель - я и наставлю.
- Я налью ему в копытце макового отвара, - придумала Баба Яга. - И он поспит.
...- Не пей из копытца, Иванушка, - упрашивала Аленушка, опасаясь родительских генов.
Но тот напился и вырубился, а проснулся рогатым.
Иначе и быть не могло, когда перед Аленушкой предстал Железный Богатырь, почти Дровосек, в латах и при мече.
Сынка, народившегося в дальнейшем, нарекли, по бедности воображения, Иваном.
Тот, не признавая рогатого братца за папу, за дядю, и даже за тезку, пробился в эшелон царевичей, ибо в нем пробудился Эдипов комплекс, и знал он, как уязвить настоящего отца.
И уязвил, привез за собой Премудрую невестку, которая совершенно сжила со свету свекрухиного козла, который давно попивал и попахивал, хотя попробовал только раз. Отсюда мораль.
101. Яма и Дамба
Строительство Дамбы снова приостановилось.
Она должна была связать город-остров Кронштадт с материком.
Потому что не дело так отдаляться от коллектива.
Федеральное правительство выделило колоссальный транш, и руководство ломало голову:
- Освоим ли?
- Глаза страшатся - руки делают, - отозвался один из прорабов. - Не так страшен черт, как его малюют!
Он знал, о чем говорит.
И все взялись осваивать транш, который усваивался с неимоверной скоростью.
Когда он усвоился, приехала комиссия - разбираться, куда он пропал.
Помимо исчезновения транша выяснилось, что значительная часть уже готовой насыпи рассыпалась, лишенная опор, оград и преград.
- Известное дело - Дамбо, - объяснил комиссии все тот же прораб. - Как сейчас вижу: ночь. Мы, стало быть, палим костерок, отдыхаем после рабочего дня, умаялись. Корюшку жарим. И тут вдруг он - летит! Розовый-розовый!
- Кто - летит? - не поверила федеральная комиссия.
- Да слон же с ушами, - прораб даже удивился такому невежеству. - Зовут его Дамбо. Он машет ушами и летает, он из цирка.
- Мы-то все знай твердили: дамба, да дамба, - подали голос другие участники. - Заладили. Вот он и решил, что его зовут. И явился, не запылился.
- Да как рухнет, приземлившись! - закричали третьи, тараща глаза. - Вся работа насмарку. Этакий слон, с ушами. Как у орла! Все и рухнуло. Вон какая яма!
- Ну, хорошо, - согласилась комиссия. - Мы тоже знаем розового слона. И видим яму. Но где же все-таки транш?
- Так он и унес его, этот Дамбо, - воскликнуло руководство. - Содрал с нас за билеты - не даром же ему выступать. Циркачи, известное дело! Ловкая публика.
июль - сентябрь 2004
© Алексей Смирнов, 2004-2024.
© Сетевая Словесность, 2004-2024.
| НОВИНКИ "СЕТЕВОЙ СЛОВЕСНОСТИ" |
|
 |
| Айдар Сахибзадинов. Жена [Мы прожили вместе 26 лет при разнице в возрасте 23 года. Было тяжело отвыкать. Я был убит горем. Ничего подобного не ожидал. Я верил ей, она была всегда...] Владимир Алейников. Пуговица [Воспоминания о Михаиле Шемякине. / ... тогда, много лет назад, в коммунальной шемякинской комнате, я смотрел на Мишу внимательно – и понимал...] Татьяна Горохова. "Один язык останется со мною..." ["Я – человек, зачарованный языком" – так однажды сказал о себе поэт, прозаик и переводчик, ученый-лингвист, доктор философии, преподаватель, человек пишущий...] Андрей Высокосов. Любимая женщина механика Гаврилы Принципа [я был когда-то пионер-герой / но умер в прошлой жизни навсегда / портрет мой кое-где у нас порой / ещё висит я там как фарада...] Елена Севрюгина. На совсем другой стороне реки [где-то там на совсем другой стороне реки / в глубине холодной чужой планеты / ходят всеми забытые лодки и моряки / управляют ветрами бросают на...] Джон Бердетт. Поехавший на Восток. [Теперь даже мои враги говорят, что я более таец, чем сами тайцы, и, если в среднем возрасте я страдаю от отвращения к себе... – что ж, у меня все еще...] Вячеслав Харченко. Ни о чём и обо всём [В детстве папа наказывал, ставя в угол. Угол был страшный, угол был в кладовке, там не было окна, но был диван. В углу можно было поспать на диване, поэтому...] Владимир Спектор. Четыре рецензии [О пьесе Леонида Подольского "Четырехугольник" и книгах стихотворений Валентина Нервина, Светланы Паниной и Елены Чёрной.] Анастасия Фомичёва. Будем знакомы! [Вечер, организованный арт-проектом "Бегемот Внутри" и посвященный творчеству поэта Ильи Бокштейна (1937-1999), прошел в Культурном центре академика Д...] Светлана Максимова. Между дыханьем ребёнка и Бога... [Не отзывайся... Смейся... Безответствуй... / Мне всё равно, как это отзовётся... / Ведь я люблю таким глубинным детством, / Какими были на Руси...] Анна Аликевич. Тайный сад [Порой я думаю ты где все так же как всегда / Здесь время медленно идет цветенье холода / То время кислого вина то горечи хлебов / И Ариадна и луна...] |
| X |
Титульная страница
Публикации: | Специальные проекты:Авторские проекты: |
