Словесность

[ Оглавление ]








КНИГИ В ИНТЕРНЕТЕ


Наши проекты

Конкурсы

   
П
О
И
С
К

Словесность


    Словесность: Поэзия: Татьяна Аинова


      Из книги ВМЕСТО МЕНЯ

      *Ты помнишь тоскливые праздники детства?..  *Любовь, от которой родятся стихи, а не дети... 
      *Тот век серебряный, отзывчивый и звучный...  *Беременная любовью... 
      *ПОСЛЕДНЯЯ ОСЕНЬ 1900-х  *ВМЕСТО МОЛИТВЫ 
      *Плавный, размеренный дактиль...  *ЗИМНИЙ ЭТЮД 
      *Я ничего придумать не умела...  *Оговорка, сестра оговора... 
      *Мы играли в любовь, чаще в субботу вечером... 


        * * *

        Ты помнишь тоскливые праздники детства?
        Как таяли в небе
        остатки салюта,
        а ты уходил, не успев наглядеться,
        и смутно провидел абсурд абсолюта.
        В кроватке корежились крики парада,
        цветущих ветвей суетливые жесты,
        из глаз вытекала прокисшая радость,
        но грезились крылья
        иного блаженства.

        Ты помнишь, как мама варила на даче
        варенье из вишен, из яблок, из смеха?
        Летал над лугами оранжевый мячик.
        Вагончик качался. Ты ехал и ехал.
        Потом все тускнело в пугающий ропот.
        Подмышками грелись озябшие пальцы.
        Но прыгал вагончик легко через пропасть,
        куранты звонили.
        И ты просыпался.

        Тишком, как разведчик, ты крался под елку.
        Под сполохи снега и шарики света
        ты жадно смотрел, добросовестно долго,
        как чудо становится грубым предметом.

        Ты помнишь, как позже
        догадкой о чуде
        ты сам соблазнял
        неживые предметы?
        Уже постигая, как чешутся люди
        кусачими блохами в шерстке планеты.

        Есть много закланий
        у клана и клона
        для нас, ускользнувших, отставших от группы,
        когда одноклассники шустрой колонной
        вершили обряд
        поклонения трупу.
        Тебя не рожала пречистая дева.
        Тебя не возьмут в чудотворные мощи.
        Ты помнишь
        кровавые оргии детства?
        Нет, этого детства
        ты вспомнить не сможешь.
        Я жизни своей
        все мечты посбывала,
        причем не за самую низкую плату.
        Но рдеет в мозгу ощущенье провала,
        куда вместо памяти ставят заплату.

        Нельзя измениться, но можно раздеться.
        Ослепшее лето гуляет по коже.
        Ты помнишь воздушные шарики детства?
        Ты помнишь, на что они были похожи?..

        _^_



        * * *

        Тот век серебряный, отзывчивый и звучный,
        как Блок пленительный, как Ленский неживучий,
        прозрачный город, грешный храм на звонкой нити -
        я не могу себе представить, хоть распните.
        Я не могу себе поверить, хоть воспойте,
        в то серебро - не в ювелирном и не в спорте -
        сегодня в сумерках, где люди людям волки.
        В Совке, вернее, в неприкаянном осколке
        Совка с названьем Незалежна Україна -
        где не живут уже ни Анна, ни Марина,
        и только мартовский надлом корявой стужи
        лежит черненым серебром на шелке лужи.
        Я верю в звезды и асфальт, в моря, в селенья,
        в святую ложь, в научный факт, в приспособленья
        для безопасности любви, в их бесполезность,
        в кипенье стронция в крови, в свой страх и леность,
        в часы, в компьютерную сеть, в завалы хлама,
        в обмен жилья и просто в смерть, в плоды рекламы,
        и что под действием лептонного распада
        душа едва ли добирается до ада...
        Что упомянутое - все - не так уж плохо.
        Что можно в самую вульгарную эпоху
        чернеть свободной переменной в предикате -
        и потому сидишь нечесана, в халате,
        и карандаш острей заточишь, и не плачешь.
        А все равно - хотеть не хочешь, а заплатишь
        за это сходство невпопад, родство без толку,
        с горбинкой нос, надменный взгляд, прямую челку!
        Трезвей бокалов на столе, прочней венчанья
        о сероглазом короле мое молчанье.
        Но рвется в адово кольцо сквозь лист бумаги
        чрезмерно узкое лицо, подобно шпаге.

        _^_



        ПОСЛЕДНЯЯ ОСЕНЬ 1900-х
        (Сочинение перпендикулярно теме)

        Пример анархии имен -
        в октябрь прокравшееся лето.

        Воздействие на ход времен
        недоказуемо и слепо.
        Бог весть, которая из звезд
        в полете пьяно закачалась
        под твой сентиментальный тост:
        Чтоб это лето не кончалось.

        Что это было для тебя -
        метафора? прозренье? шутка?
        Но от безбрежного тепла
        то сладко делалось, то жутко.
        Мы после заключим в слова,
        в их неправдивые узоры,
        как изнывала синева,
        томилась фауна и флора,
        и только облако спустя
        нежнейшие из модниц рощи
        к зеленым платьицам - шутя -
        цепляли золотые броши.

        Ночами явь душила сон,
        и жизни становилось жалко.
        Я выплывала на балкон
        урбанистической русалкой,
        влюбляя спящих мужиков,
        но сторонясь их пенных кружек -
        как в строчке из твоих стихов:
        "Мне собеседник стал ненужен".

        Как непохоже - посмотри! -
        спустя каких-то две недели.
        Туман расплавил фонари,
        а звезды будто улетели.
        И если солнечный костер
        еще затеплится устало -
        в глазах покинутых озер
        жестоким отблеском металла -
        и этот день сойдет на нет,
        не изменив привычкам даты:
        из пестрых листьев рваный плед,
        озноб бескровного заката...

        А все наверно оттого,
        что ты на самом гребне чуда
        сказал, что это волшебство
        пройдет, как блажь или простуда.
        Что в том заслуга не твоя,
        а равно и вина, бесспорно,
        и что на круги на своя
        все возвратится очень скоро.

        Увы, нелепо возражать,
        когда покорная природа
        стремится прочь из виража
        в уют и тленье несвободы.
        Но отблеск этого пути -
        не знаю, будет ли остужен,
        когда скажу тебе: Прости,
        мне собеседник стал ненужен.

        _^_



        * * *

        Плавный, размеренный дактиль,
        заговор звука с числом.
        Это летит птеродактиль,
        машет усталым крылом.

        Что его ждет, неизвестно -
        так, неизбежное зло.
        Небо на копьях древесных
        сладкой зарей истекло.

        Время вестей - но откуда?
        Время свиданий - но чьих?
        Бремя немытой посуды,
        шорохов чуждых ночных.

        Молча откинув завесу,
        морща искусанный рот
        выбросит розу принцесса -
        кто-нибудь да подберет.

        _^_



        * * *

        Я ничего придумать не умела.
        Смотрела вдаль из темного угла.
        Тоска замерзла. Стала белой-белой
        и за окном снежинками легла.
        Тоска замерзла, и замерзли плечи,
        но кровь костром стучала в два виска.
        Неспящий ночь себе противоречит,
        как черной злости белая тоска...

        _^_



        * * *

        Мы играли в любовь, чаще в субботу вечером -
        напряженье свечи, непривычный ко вскрипам диван -
        тяготясь этим тайным, невечным, невенчанным,
        тем, что каждый не избран и даже не зван.

        И, казалось бы, стыдно и зря, только это свечение,
        красноватые тени, как ток, но не то чтоб угар...
        Все равно я не знала красивей тебя и ничейнее,
        все равно ты зачем-то других отвергал...

        И в каком-то неведеньи детском я гладила волосы,
        и, прощаясь, на миг замирала лицом на плече,
        и кидалась на зовы звонков, узнавать не умея по голосу
        редкий - редкостный! - твой, и казнила себя: ну зачем!

        Но когда, упоенная вдрызг ожиданьем и нежитью,
        я впускала тебя лишь затем, что изгнать поклялась,
        ты касался меня с такой робкой измученной нежностью,
        будто в первый-последний и совсем уж несбыточный раз.

        Ненасытные память и верность, удачливой ночи вам!
        Оттого ли, что счастье больнее всего и пустей,
        мы, опомнясь, вернулись к законным своим одиночествам,
        чтобы дальше плодить с ними странных, миражных, бумажных детей.

        _^_



        * * *

        Любовь, от которой родятся стихи, а не дети,
        еще не зачислена в штат половых преступлений.
        Но рвет, как в лесу паутину, все нитки в сюжете,
        чтоб первой уйти, а потом оказаться последней.

        Роскошно, печально живет одиночество в теле -
        не ровня душе, но с душой разлучить его нечем.
        Невидимым фениксом сыплет свой пепел в постели,
        где вместо двоих - одинокий огромный кузнечик.

        И вот мы взрослеем, впадая в себя, как в немилость.
        И сад свой растим, утешаясь плодами молчаний.
        И страшно спросить: неужели и это приснилось,
        то лунное эхо, когда ты звонил мне ночами?

        Сквозь сны проползаю змеей, мимо жизни. Но словно
        и мне обещала нелепая эта кривая -
        очнуться в любимых руках новорожденным словом,
        под масками несовершенства себя не скрывая...

        А впрочем, я помню, что всякое ложе есть лажа.
        А впрочем, я знаю: никто и ничто мне не светит.
        За нас - чем стыдней, тем бессмертней - на белое ляжет
        любовь, от которой родятся стихи, а не дети.

        _^_



        * * *

        Беременная любовью
          идет по асфальту весны,
        сбежав из жестокой тюрьмы
          выпускного класса.
        На свет оголенного солнца,
          как на зов голодной блесны.
        А впрочем, его проявить -
          и получится клякса.
        Пятно на пустыне неба,
          сгусток большой темноты
        в растворе шестнадцати лет,
          удивленном и едком.
        Беременная любовью
          проявляет цветы и кусты,
        а также живой интерес
          к негативным субъектам.
        Как в дебрях универмага,
          блуждает в потемках мужчин,
        где тусклыми лампами - вдруг -
          умудренные дамы.
        (Они излучают улыбки,
          заключая в скобки морщин
        то, что когда-то по праву
          звалось губами).
        Так отблеск чужого знанья
          окрашивает в ни зги
        того, кто от грез
          казался хорош, как в сказке.
        У негров курчавые мышцы,
          но слабенькие мозги.
        И пахнут гнилыми фруктами
          все кавказцы.
        Но надо же как-то влюбиться
          в отместку надежд и вер,
        и пить на двоих вино,
          и гулять в обнимку!
        Иначе затянет в небо
          эта тяжесть не вниз, а вверх,
        в слепящую область
          навеки засвеченных снимков...
        Под маской трехцветной фиалки -
          еще не воспетый обман,
        улика бессилья
          поэтов и криминалистов.
        А в самых высоких окнах -
          отраженья исчезнувших стран.
        И все это - только миг
          распускания листьев.
        Когда соловьи и лягушки
          отстонут последний аккорд,
        и эхо зеленой тоски
          зашумит над садом,
        беременная любовью
          научится делать аборт
        металлическим взглядом
          мужчины, который рядом.

        _^_



        ВМЕСТО МОЛИТВЫ

        Тьма над бездной, пустынный извечный мрак,
        ни луны, ни солнца, ни прочих светил...
        Да, я верю, все было именно так.
        Ты зевнул и задумчиво сотворил

        животворное лоно земли под хлеб,
        решето смертоносных небес - латать,
        толстомясых скотов, чтоб наполнить хлев,
        и птиц, чтобы нам хотелось летать.

        Обуздал расписанием свет и тень,
        чтобы знали, не в силах себе помочь,
        как за ночью всегда наступает день,
        а за днем всегда наступает ночь.

        Ты провидел кроткое торжество
        спирохет, солитёров, язвительных блох -
        и Ты дал человеку его самого,
        чтобы ведал, каков милосердный Бог.

        Я б хотела воспеть невозвратный путь
        до стены, где томится моя кровать, -
        от страны, где стоит, как нагая суть,
        древо жизни с табличкой "плоды не рвать".
        Только сил больше нет - сквозь гул немоты
        прославлять совершенство своей тюрьмы!

        ...Но прости меня, Боже. Возможно, Ты
        над Cобою невластен больше, чем мы.

        _^_



        ЗИМНИЙ ЭТЮД

        Звезды мягкие мерцали,
        уж не перьями - птенцами
        из небесного гнезда
        улетали навсегда.

        Холодны ли все постели,
        небеса ли опустели -
        даже искорки в золе
        не отыщешь на земле.

        Черным ветром, белой тайной
        гроб качается хрустальный,
        на парадной глади льдов
        не видать ничьих следов.

        Он - последнее из зрелищ.
        Не разбей его, царевич!
        Пробуждение от сна
        будет страшным, как весна.

        _^_



        * * *

        Оговорка, сестра оговора
        и неверная пассия вора,
        ты зачем в тесноте разговора
        оголяешь нетрезвым словцом?
        Будто в спешке - куда же так скоро? -
        пробегая тупик коридора,
        ты ошиблась не дверью - лицом.

        Ах, по счастью, такие мгновенья
        забываются, как сновиденья.
        Ощутим лишь процесс говоренья -
        и уже приближается рот,
        чтобы нежно слизнуть, как варенье,
        проступившую кровь откровенья -
        осчастливленный, вкусный, не тот.

        _^_



        © Татьяна Аинова, 1999-2024.
        © Сетевая Словесность, 2000-2024.





Словесность